[indent]Адреналин растекается по всему телу Пака, а возбуждение бьёт в голову, отключая мозг. Его парень снова прижат, только теперь в реальном времени и вместо того, чтобы отпустить его от себя, хотя бы на секунду, Хва каждый раз наоборот сокращает их расстояние, не прекращая достижение и устанавливая рекорд в пристрастии к нему. Ответные, властные и даже принудительные рвущие его всего касания Хо заполняют собой всё пространство. Сонхва всегда нравилось лишний раз подбивать его на словесную стычку, после которой их потасовка превращалась в единоборство из стона, где они наперебой выкрикивали имена друг друга. Пак млеет от пререканий с ним, и готов затыкать его своими губами столько, сколько потребуется. Пусть только его Чонхо забирает их в личное пользование – так Хвасон всегда будет с ним. Но больше всего на свете Пака снедает желание занимать себя другим – им, персонально с яростным энтузиазмом. Чхве ведёт себя с Хва, с одной стороны слишком импульсивно, настырно, как упрямый подросток, которому всё мало и который уже достаточно вырос, чтобы перехватить инициативу на себя, в свои руки. Пак даёт ему это право, в перерывах занимаясь тем, что исследует другие поверхности на его теле, точечно покалывая и заряжая электромагнитными полями. Хотя даже так брюнет контролирует процесс, словно подсказывает бессловесно, как надо действовать дальше. На самом деле, здесь никогда не было и нет, сосредоточенного шаблона, которого нужно придерживаться, это чистый природный инстинкт, которым его малыш Хо владеет настолько, словно вырос в дикой фауне. У него обострённое чутьё и рецепторы, что позволяют им обоим ежесекундно сдерживаться, чтобы не упустить момент, ведь они обязаны поделиться друг с другом. Пак с Чхве оба несут две переполненные чаши, за упущение и пролитие хотя бы капли которых ждёт дьявольское подавление и хлёсткое наказание. С другой стороны, послушный ученик Хо, лишь только дотрагивается до Пака, скользит беспорядочно по нему руками, что Хвасон прямо сейчас готов поставить зачёт автоматом. Он сдерживается с титаническим трудом, чтобы прямо сейчас не сделать это, стремясь доставить и продолжить стойкую негу как можно дольше. Последовательность его направленности чётко сориентирована на достижении бешеного восторга и предвкушения.

[indent]Губы Пака, искусанные и покрасневшие от многочисленных поцелуев, чуть ли неудержимо не расползаются в широченной улыбке, как только он чувствует руки своего родного человека, видит неконтролируемый поток бессознательного лихорадочного пленения, слышит звуки голоса {поощрения} его единственного. Сонхва откликается навстречу, сжимает каждый его палец на руке, предварительно прочерчивая по ним своими, чтобы впиться, как в каком-то безумном отягощении. Другой рукой специально перехватывает естество своего парня, чтобы набрать больше воздуха, перед тем как вернуться к нему, погружая в собственный жаркий рот. Хва культивирует и провоцирует нежную поверхность кожи, дабы усилить фатальный эффект и задержать отголоски внутри. Сонхва припадает на долю секунды к его коленным чашечкам, целуя коротко каждый шрам [challenge done]. Уста Пака возвращаются на ставшее уже любимым место, они пребывают в прочном поступательном захвате величественной природной сущности его превосходного мужчины, скользя с волнительной лёгкостью, чтобы затем примкнуть с безудержным порывом. Хвасон специально задевает уздечку, обводя натянутую струнку у самого начала, ловя каждый неожиданный вздох и трепетания тела только его парня. Пак вбирает дальше, глубже, ещё, словно он бесконечно долгий, принимая целиком. Жадный, резкий и страстный рот. Хва вращает головой, увеличивает темп, лаская языком восьмёрками по всему основанию и бороздке, прижимая его к нёбу, тут же стимулируя. Он глушит сам в себе буквально сдерживающийся стон, делясь с ним внутри от рвущегося наружу вожделения, которое безостановочно настигает самого Пака. Сонхва хочет смаковать этот момент, вкушая своего мужчину, потому что это настолько упоительный и охуительный легкий аперитивный нектар, от которого слишком трудно оторваться. Ни с кем не делиться, всё его, до последней крупинки, как заклятье. Исключение – сам искуситель и даритель божественного напитка, его любимый. Хва не замечает, как сильные руки его Хо поднимают буквально с колен, чтобы забрать и ощутить весь изыск предварительной желанной добычи. Hors d'oeuvre перед основным блюдом. Пак вторгается в уста своего любимого, делится с ним своим_его_их наркотиком, который успел уже проникнуть внутрь Хвасона, но ещё остался на языке. Перед глазами будто мерцает пелена ярких звёзд, состояние такое, словно он колит, вводит сам себе дозу своего мужчины внутривенно. Пак не пробовал больше ни.ко.го. и не хочет даже сравнивать, потому что никто никогда не будет лучше, так как он! Чонхо даже не знает, что стал его экспериментом, первым опытом, исследовав, многочисленное число раз которого, Сонхва добивается лучшего пика услады.

[indent]На лице Пака сейчас, наверное, огромными буквами написано «по уши влюблён в тебя, господин Чхве». Хва тут же обхватывает своими губами большой палец своего парня, чтобы смачно и звучно обсосать его, причмокивая, вылизывая так, словно на нём пряный желанный мёд. — Высший пиздец, какой ты охуенный и вкусный. Просто лакомый кусочек, — голос Сонхва пронизан чувственной хрипотцой, он окидывает взглядом своего ошеломительно потрясающего малыша снизу вверх. Буквально освободительно, истошно и томно Пак выдыхает, гортанно протягивая. Ему кажется, что какая-то незримая магия, окружавшая их невидимым коконом, всё же вспыхнула и начисто выжгла разум высоковольтным разрядом. Его парень перед ним весь как будто состоит из гранёного хрустального чистейшего удовольствия, граничащее с безумием. Чхве просит Хва взять смазку и Пак беспрекословно исполняет это, поворачиваясь спиной. Сонхва едва успевает забраться в бардачок и достать оттуда тюбик, когда Хо пользуется этой возможностью, чтобы выписать прямо на заднице, в ложбинке, между половинок бёдер Пака буквально целое любовное признание своим ахуительным языком. И ему дико трудно сдержаться. Откровенно говоря - невыносимо. Из грудной клетки вырывается удивленный вздох, как только его любимый помечает Хва своим персональным следом. Пак мысленно упрашивает вселенную, чтобы он остался навсегда.

[indent]— Мой Чонхо…ммм.., — Сонхва порывисто вскрикивает и мычит в полный голос: полыхнувшее наслаждение едва не ослепляет. Невозможно не дернуться, невозможно не сойти с ума от манипуляций его парня, ощущая одновременно и попеременно два варианта внутри, растекаясь от потрясающих прикосновений. Катастрофически сильно хочется разодрать своему любимому спину короткими ногтями-полукольцами, оставляя везде красные царапины.«Щибаль». Хва бранится и начинает ядовито роптать, буквально трепеща от неосознанных предвещаний. Для Пака это очередная искра, которая губит. Он предвкушает мгновенное вторжение в свою территорию, что уже не раз была им завоёвана. — Малыш, я готов кончить только от таких вот движений, — Пак закусывает свою губу, звучно постанывая, как только гибкие пальцы и юркий язык его родного мужчины начинают раззадоривать Хва. Он податливо прогибается до хруста в пояснице, громко охая и подчиняясь, начиная непристойно чертыхаться, подгоняя неторопливые поглаживания к действиям. Его неповторимый и восхитительный Хо дразнит своими стремлениями, от которых Хва со свистом выдыхает, нарываясь на надавливания своего нежного входа и погружению в него подушечек пальцев. Пак специально тихо сипит и ведет бедрами навстречу, от этих прикосновений по телу проскальзывает волна лёгкой дрожи. Едва тонко Сонхва всхлипывает, позволяя себе впитать эти ощущения, ловит глоток воздуха, наталкиваясь многократно помноженно вслед за рукой и языком своего малыша. Его предупредительные действия обескураживают Пака, и Хва невольно перестаёт контролировать, не сдерживаясь и буквально загоняя в себя его язык и пальцы, слишком гулко вжимаясь. Это так блядски больно и сладко мучиться от предвкушений, что хочется сдохнуть.

[indent]— Господи, сладкий мой, трахни меня уже, — Сонхва стонет еще громче и крупно вздрагивает, ударяя ладонями по спинке переднего кресла. Пак придвигается спиной к своему парню, занимая место прямо у него на коленях. Он нарочно задевает, проезжается по его органу впадинкой между своими полупопиями, имитируя начало их занятия любовью. — Это ты Бог, мой Чонхо. Выеби меня, малыш, по самые гланды, прошу, — Хва дразнит свою радость чувствует каждое перемещение, сдвиг, подрагивание, каждый трепет, каждое проскальзывание, содрогание, колебание такого тёплого, восхитительного естества своего парня у себя на бёдрах. Он лично кричит внутри, потому что для него это тоже каторга и испытание. Сонхва может запросто коснуться, взять, принять, но предпочитает томление, дабы потом наброситься. Пак запрокидывает голову назад, ощущая непозволительно волнующее дыхание своего любимого мужчины на шее. Кадык судорожно дёргается. Хва поворачивает голову и обводит кончиком языка по завитку уха Хо, обхватывая губами мочку. — Чонхо, хочу, чтобы ты сжимал мои бедра до синяков, которыми я буду наслаждаться ещё несколько дней. Хочу, чтобы ты брал меня жёстко, до хрипоты в голосе. Хочу, чтобы…, — но его парень буквально затыкает Сонхва поцелуем, не позволяя договорить. «...хочу почувствовать тебя в себе» — кричит всё его тело, оба их тела, сливающихся воедино. Хва осторожно приподнимается, сидя верхом на Чхве, помогая себе пальцами, касаясь его ствола, чтобы направить. Разработанное колечко мышц раскрывается навстречу головке, нанизываясь, чтобы принять в себя степенно, медленно, прямо как в их самый первый раз. Органы чувств отказываются корректно обрабатывать информацию разом, Пак уже почти срывается, как наконец-то ощущает только обжигающий лавой и неимоверную твердость, заполняющую его изнутри, сумасшедшую концентрацию совладанием процесса Хва рвёт без остатка. —  Чонхо, святой пиздец, какой ты огромный, — прямо в губы, как же он скучал по нему. Сонхва заполняет весь салон авто призывным стоном, не сдерживаясь. Это все так невероятно, что не укладывается в голове, привычные оценочные системы отказывают, с каждым его проникновением в Хва, делают мечты явью и не позволяют отделить одно от другого. Пак хочет зарыться в Хо как можно больше, чувствуя себя смятым, раздавленным его напором, размазанным будто тонким слоем тающего на горячем тосте масла. Хва улавливает его темп, подстраивается, пытается умудриться цепляться за руки своего парня, гладить их, водить вверх и вниз по коже,  хоть и достаточно рвано и неумело это выходит. Словно Сонхва хочет притянуться ещё ближе, проталкиваясь, забирая до упора, не замечая боли, потому что он в нём растворяется. Все его внутренности скручивает обжигающей спиралью бесконечного желания.