[indent]Подкинутый высоко в воздух медный жетон из группы анонимных алкоголиков с гулким звуком падает на заранее приготовленную раскрытую Чановскую широкую ладонь.

[indent]Поймал.
[indent]Снова.

[indent]Бан сбился со счёта какой это был раз.

[indent]Какой раз он бросал пить?! Не бросал. Какой раз он за этот вечер в баре подбрасывал кругляшок незаслуженной им медали за то, что не пьёт уже целый месяц?! Пьёт, пил и будет.
[indent]Какой раз мужчина игнорирует свой телефон, пропуская очередной звонок? Кажется, уже седьмой.
[indent]Счастливое число, кстати.

[indent]Бан, скосив глаза в сторону, периферийным зрением прочитывает имя абонента, что высвечивается на дисплее его лежащего рядом на столешнице мобильника. — Да ты заебал своей гипер-опекой, — снова этот дядя в возрасте. Чего ему надо? Почему он звонит именно тогда, когда Бан решает расслабиться за пинтой пива? Или чего покрепче. Чан пытается поймать губами одну из многочисленных трубочек в своём огроменном бокалище. Серьёзно, в этом стакане даже он сам может искупаться подобно Дите Фон Тиз. Бан, как рыба на суше, истошно, беззвучно орёт одними только устами. Он жадно хватает воздух ртом и мычит каждый раз, когда у него ничего не получается, выпуская углекислый газ.

[indent]— Пиздафаналкашка, — язык Чани не слушается, он ватный и вялый, гуляет внутри его рта, как бульварная прошмандовка в подворотне. Бан бросает эту затею и очередные попытки охоты на соломинку в своём коктейле, нещадно расправляясь со своей дикцией. Хирург обхватывает запотевший бокал горячими, обжигающими пальцами, поднося к своим пухловатым губам. Бан прихлёбывает жадными глотками ред булл с водкой, наслаждаясь от разливающегося по сосудам горячительного этанола, чувствуя, как он абсорбируется и смешивается с собственной кровью. Для кого-то еда – это топливо, для Чана – алкоголь. Жидкость добавляет ему смелости, и он уже готов поднять трубу, чтобы выругаться как следует на своего куратора.

[indent]— Взял, — чванливо нехотя растягивает слова хирург, словно липкую тягучую жижу, — Слушай, чё те на…, — принимает наконец-то вызов Бан, разблокировав телефон, но не успевая продолжить задуманную фразу, чтобы в довершении смачно послать нахуй. Он замирает, каждая мышца, каждый мускул обретает лик сколотого камня. Его лицо превращается в какое-то изваяние, слушая краткую, но проникновенную историю. Чан перевоплощается будто в отщёлкнутый кадр на снимке или застывшую физиономию крика отчаяния и ужаса на картине Мунка. На том проводе его куратор просит о помощи. Даже не так, он не просит, он заклинает, умоляет, обещает заплатить столько, сколько Бан скажет, лишь бы тот спас его приёмного сына, которого буквально недавно зарезали. И теперь его малыш Чонхо, не чужой ему человек, сейчас лежит на съёмной квартире и истекает кровью. Чан не знает, кто такой этот Чонхо, но вопль его куратора рвёт ему сердце и душу. Спасать людей - его призвание. Борьба за жизнь — виток адреналина. Бан трезвеет стремительно быстро, срываясь из бара к своей припаркованной тачке. Он уже не помнит, что хотел послать старикана куда подальше и вообще заблокировать его контакт на всю жизнь, чтобы больше никогда не принимать и не слушать от него даже пустые голосовые. Но пока у него иная цель.

[indent]Личный докторский чемоданчик Чана со всем необходимым для первой помощи всегда находится в его автомобиле на все случаи жизни. Хирургу в пору привыкнуть, что его маленький зелёный порш зовут Кузнечиком. А ведь он так настоятельно просил называть его Кермитом. Хотя теперь, с учетом последней шутки своего друга про «вы что ебетесь» и лягушонком, бьющимся в конвульсиях, Чан готов смириться с тем, что рассекает по трассам и пересекает границу на насекомом. Хирург может запросто зарядить его с Сеула до Пусана и гнать вовсю, но над ним висел лейбл «скорая помощь», поэтому стоило водителю [Чану] почувствовать чрезмерную тревожность и паническую атаку, тут же, задрав рукав, вонзал себе в плечо шприц с лёгким транквилизатором.

[indent]Мотор его тачки ревёт, как загнанный в клетку дикий, шальной зверь. Чан сжимает руль до побеления костяшек, не замечая, как стрелка спидометра давно зашкаливает за сотню. Город мелькает за окном размытыми мутными пятнами света, но он не видит ничего, кроме кадров, прокручивающихся в голове: то, как он прожигает и не ценит свою жизнь, которая даётся всего лишь один только раз, как кричал, как впервые взял пачку денег у мафии, как стал помогать плохим людям. Теперь у него появилась возможность очистить свои грехи и подретушировать карму. Просто помочь человеку, попавшему в беду. Снова. Ему не нужны никакие деньги за это. Что-то внутри подсказывает ему, что этот человек безумно важен. Да хотя бы небезразличен своему собственному приёмному отцу.

[indent]Бан резко бьёт по тормозам перед нужным домом, шины визжат по асфальту.

[indent]Дверь уже заранее кем-то приоткрыта, так что проблем со входом в хату не наблюдается. Слегка напрягает будто мертвецкая тишина, но Чан ничего не боится в этой жизни. Только если людей с погребённым заживо чувством юмора.

[indent]Квартира погружена в полумрак, только синий свет телевизора мерцает в одной из спален. Чьё-то тело [по всей вероятности, того самого Чонхо] лежит на постели, полуголое, с кое-как по-быстрому перебинтованной повязкой на боку и спортивных шортах. Вроде живой. Это уже радует. Чан хочет было позвать своего куратора, он же сказал, что станет ждать его здесь, но хирург вдруг резко оборачивается на звук захлопнувшейся двери. Их с этим Чонхо что, заперли? — Эй, стари-и-ик!, —  надрывно. — Открывай. Стари-и-и-ик! Это же похищение, — Бан наваливается всем телом на поверхность двери и начинает стучать по ней, шлёпать, дубасить, колотить. В ход идут руки, ноги, кулаки, рвущиеся связки. Но ему никто не отвечает. Естественно. Его одурачили, обвели вокруг пальца и заманили в ловушку. Да только этот юмор слишком чёрный, потому что парень в соседней комнате по-настоящему ранен и болен. Чани дёргает равнодушно пессимистично за ручку, уже зная ответ — она не поддаётся. Бан слышит из спальни тяжёлый вздох и хриплый стон, зовущий его по имени. Видимо, отчим Чонхо рассказал ему, кто именно придёт его латать. Он в последний раз бьёт по двери, прежде чем, подхватив чемодан удалиться к нему в его опочивальню.

[indent]Чан проходит осторожно, не спеша, ставит рядом с постелью свой врачевательный кейс. Парень лежит и что-то бормочет бессвязное и непонятное, у него явный жар, его лихорадит, по всему телу испарина, пацана бьёт крупная дрожь. Бан уходит в ванную комнату, чтобы помыть руки и смочить полотенце в холодной воде. Хирург возвращается обратно, осторожно убирая слипшиеся волосы от пота с кожи, вытирая лишнюю влагу, чтобы накрыть махровой тканью лоб своего пациента.

[indent]— Тише-тише, boy, — Чани оглядывает полуголого младшего и закусывает с вспыхнувшей неожиданной жадностью нижнюю губу, натягивая на свои пальцы медицинские перчатки. Какое потрясающее тело, гладкая, ровная кожа. Такой молодой, такой невозможно красивый, с мощной, развитой грудной клеткой, крепкими, стальными мышцами. Интересно, а как мальчик качает квадрицепс или у него тот с рождения? Он, видимо, спортсмен, возможно, боксёр или тхэквондист. Определенно точно связан со спортом. У обычных людей, офисных клерков, вряд ли костяшки пальцев с мозолями, даже его кулаки находятся в каком-то сжатом состоянии напряжения. Того и гляди даст в харю, только попробуй обидь или тронь его. В любой другой ситуации этот малыш стал бы настоящим подарком судьбы и наградой для любого за долгое воздержание. Но сейчас Бан ему должен помочь, он обязан его поставить на ноги, чтобы кому-то так повезло.

[indent]Чани присаживается рядом на кровать, наклоняется, аккуратно касаясь краёв рваной марлевой повязки с кучей ваты, какой-то бумаги с остатками крови. Всё не так плохо, как кажется на первый взгляд, но колотую рану нужно зашить. Плюс в том, что ему остановили кровь и она больше не идёт. Но, видимо, кровопотеря была огромная, как бы не потребовалось переливание. Если что Бан и к этому готов. Он жил в армии спасения врачей без границ в таких полевых условиях, что даже в полнейшей антисанитарии умудрялся с коллегами спасать пострадавших людей.

[indent]— Потерпи, святоша, I’m quickly, — с раскалённым воском нотками нежности в голосе проговаривает Чан, как только паренёк начинает шипеть, кряхтеть и снова постанывать. Его явно предварительно чем-то опоили, антибиотиками с обезболом, иначе бы пацан накинулся и навалял ему в щи. Бан отлучается на кухню, находит глубокую кастрюлю, кипятит чистую, фильтрованную воду, следит с беспокойством попеременно за мальчиком, появляясь то и дело в дверном проёме. Как только вода нагрелась, хирург возвращается в спальню с двумя ёмкостями – холодной и кипятком. Ему нужно сделать местную анестезию, благо для этого есть заготовленные шприцы, но для начала нужно подготовить себе необходимое пространство. В доме, где его вместе с пацанёнком держат в заложниках, оказываются и тканевые полотенца, которые Чан прихватывает с кухни. Он мочит их в воде, комбинируя оптимальную температуру. Чан протирает место вокруг раны, достаёт антисептический спрей с ледокоином, брызжет по кругу, подмечая, как Чонхо весь аж скукоживается, но терпит. — Ещё just a little и всё пройдёт, ты такой молодец, малыш, — Бан склоняется ближе, чтобы подуть. Будто этот парень просто упал и разодрал коленку, а хирург ему нанёс болючую, жгучую зелёнку. Но всё ещё хуже. И именно в этот момент Чан делает анестезию в четырех местах, избегая самый израненный центр. Прямо по всем частям света, север-юг-запад-восток, по часовой. Хоть у Бана и сильные, даже властные ручища, но уколы, которые он делает легче комариного укуса. Он знает куда колоть, под каким углом, в какую часть, лишь бы лишний раз не задеть сосуд и не потревожить всю кровеносную систему.

[indent]Бан чувствует, что за ним теперь внимательно наблюдают, сменив полубред на ясное состояние. Он слышит мерное напряженное сопение парня. Хирург, доделывая очередной укол, отбрасывает использованную ампулу с иглой в сторону, заворачивая аккуратно в пакет из-под мусора окровавленные полотенца, салфетки и вату. — Дай угадаю, ты был помощником фокусника и он промазал?, — шутит Чан, неприлично громко хрюкнув. Сам пошутил / сам посмеялся. Браво! Хирург меняет старые на новые латексные перчатки, звучно шлепая ими в атмосфере. — Извини, ты позволишь? Мне нужно проверить насколько кожа вокруг онемела, — уточняет предупредительно свои действия Бан. Получая неуверенное согласие [выбора у парня все равно нет], хирург осторожно касается подушечками пальцев области вокруг раны. Ещё рановато, поэтому Чани пользуется сей возможностью, чтобы поболтать со своим новым знакомым. — Хочешь секрет скажу? Я тоже фокусник и владею твистингом, ю ноу?, — подмигивает Бан, берет одну из прорезиненных перчаток из пакета, чтобы поднести к своим губам и стремительно надуть, раздувая щеки. Чан закручивает на конце в узел свой пятипальцевый шарик, загибая в жесте «fuck» и с ребячливой улыбкой вручает прямо в руку ошарашенного Чонхо. — Это тебе за храбрость, пупсик, — Чан достаёт свою заготовку из нити и иголки из заранее поставленного обеззараживающего раствора.

[indent]— Обещаю, крепыш, ты вообще ничего не почувствуешь, — уверенно заявляет Бан, приступая к своей работе, ещё раз кивая в сторону раны парня, чтобы получить согласие делать свою мини-операцию дальше. Чан выбирает вертикальную технику наложения — матрацный шов (по Донатти). — Шрама даже не останется. Успеешь пощеголять и пособлазнять всех своим идеальным торсом, красавчик, — расплывается в озорной улыбке Бан, вооружившись пинцетами, что зажимают два острых крючка. Он уверенно и точно делает первый вкол на расстоянии чуть более от края раны, проходясь иглой под кожу как можно глубже для захвата дна раны.

[indent]— Не больно? Скажи, если будет, туц-туц-оки-доки-йо?, — Чан с беспокойством смотрит на Чонхо, тут же теплея от его взора. — У тебя такие очаровательные и умные глазки. Да и вообще, ты великолепный, Чонхо, как и твоё имя, — Чан честно говорит абсолютно всё, что только роится у него в голове, даже не думая, что это бестактно или может смутить, — Ты где-нибудь учишься, Эйнштейн? Или работаешь? С кем-нибудь встречаешься?, — как ни в чем не бывало лопочет и беспечно флиртует, с легкостью болтая с Чонхо, кидая на него неприлично долгие взгляды. Словно они сидят вдвоем на свидании, пьют пиво после взаимного коннекта на тиндере, а не заняты тем, что один контролирует каждое блудливое действие другого. — Sorry, boy, я слишком много болтаю. Но ты такой хорошенький, не могу удержаться, — собственные очи хирурга суживаются до тонких полосок, образуя своды лучистых морщинок в уголках. Он не может перестать улыбаться, не в силах совладать с собой.

Джисон для Минхо бушующее и разгорающееся внутри с каждым мгновением море наваждения. До него в его гавани души спокойствия стоял безветренный штиль, пока ласковые волны дыхания Хана приходили и уходили, стелясь кружевной пеной будто патокой на берег любви и надежды отлогий. Одно только присутствие альфы извивает и прожигает его сердце молниями внезапных стрел томления по нему. Теперь же в его пристани чувств вовсю развевается красное знамя — предупреждение о надвигающемся шторме из страсти исступленной. Он не обращает на это предостережение внимания, сдаваясь и пропадая в нём. Ли, опьяненный нежной, приторно сладкой опасностью, накрывшей его с головой, ныряет в бурлящую пучину бездонных коньячных глаз Джисона. Он словно осатанев мечется в его объятиях, ловит каждый его взгляд, разбиваясь в диком беспамятстве, встречаясь с ним. Минхо всего прожигает изнутри от знойного взора Хана, от палящего солнечного голоса Хана, от трепетных кипучих фраз Хана, от томительно тягостного благоухания Хана, от прикосновений крепких рук Хана, от мучительно пылких пальцев, сжимающих бёдра омеги.

И пусть уместна будет непростительная тавтология, но от Хана ему хана.

Совсем.

Аромат Джисона проник в каждую его пору. Ему так до дьявольского безбожия хорошо, ему одновременно так до ангельского уверования катастрофически грешно, что его солёная влага проступает в уголках, наворачивается на глазах, заслоняя взор. Ли вынуждено моргает, не замечая, как струятся блестящие дорожки по щекам. Умом он понимает, что всё это от разом смешанных ощущений из боли, негодования, жара, возбуждения, которые так провоцирует его течка. Слишком ярко активизируются все точки восприятия в этот период. Ему хочется захлебнуться в этих слезах собственных чувств к Джисону. Да, это именно то самое сильное, раздирающее грудную клетку чувство, потому что Минхо никогда бы не осмелился вступить в связь ни с каким альфой никогда в жизни, если бы это не была...И пусть вслух это слово ещё не было сказано, но только в сердце Хана Ли нашёл свое истинное пристанище.

Альфа задаёт вопрос, от которого Минхо продолжает и дальше срывать с последней петли опасным, сносящим всё на свете ураганом крышу. Уверен ли он?! Как никогда. Это как сдернуть в несколько рывков блокирующий пластырь, освобождая благоухающие феромоны. Ли окончательно теряет самообладание, растворяясь в палитре нежности и дикой похоти. Минхо врезается в уста Хана на всей скорости, став зачинщиком катастрофической аварии. Он обхватывает мягкие как спелый персик припухшие и призывающие к новым поцелуям губы альфы, втягивая в свой рот то одну, то другую и снова возвращаясь к верхней. Ноги не держат, благо он сидит верхом на Джисоне, иначе грохнулся бы в обморок, одурманенный Ханом. Омега слишком занят им, да так, что не в силах ответить ни на что. Его рот — занят, его глаза — абонент недоступен, его руки — подключены к активным антимонопольным завоевательным процессам. Он даже не совсем понимает, что начинается какое-то перемещение в пространстве, ему абсолютно некогда отвлекаться. Минхо автоматически подстраивается под ситуацию, крепче обвивая ногами подобно ленивцу желанные упругие бёдра. Жмётся сильнее к Джисону, чувствуя, как собственные губы обстрелены, шлют сигналы агонии рикошетом вниз. Издевательская пытка. Омега зажмуривается, потому что все нервные окончания бьются в муках, он терпит лишь долю секунды и хнычет тихонько на ушко альфе. Ладони Ли ищут спасение, беспорядочно блуждают по несокрушимой, надёжной, спине Хана, то и дело царапая полукольцами кожу, задевая, может даже, порой неаккуратно в снедаемом вожделении оголённые участки. Хочется всё делать рвано и требовательно, потому что природная сущность проснулась после слишком долгой подавляющей лекарствами и добровольной абстиненции спячки.

Минхо чувствует, как запах Джисона становится ещё сильнее. Омега распахивает глаза, понимая, что оказывается в личном будуаре альфы, стоит только ему коснуться мягкой постели. Спальное место источает настолько красочный ассортимент из аромата альфы, что омеге даже кажется, будто он лежит не в постели, а на Хановском лугу из Хановских водяных цветов. Хочется оборвать все его лепестки, загадывая только своего истинного каждый раз по-новому. Пока Сон его раздевает, Минхо изучает желанное тело. Он только недавно в своём жарком вещем сне видел, как Хан скользит руками по его пояснице, как держится за бедра, как медленно входит, заставляя стону вырваться из груди. Ли и сейчас тайно грезит об этом, отдаваясь в реальности в полный подвластный контроль Хану. Рёбра с силой сдавливают грудь, и сердцу в грудной клетке становится нестерпимо тесно. Омега чувствует, как руки альфы его дразнят, елозят по бокам, а после снова чуть выше к футболке. Не замечает, как реагирует на этот ход тихим урчанием. Ли лишь поднимает руки послушно, чтобы Джи было удобнее. И как только прекрасные губы, бархатистый Джисоновский язык скользят по голой коже, не сдерживается и негромко скулит от наслаждения, от жара и ожогов, которые оставляют его поцелуи, вздрагивает, когда его зубы кусают за грудь. Омеге хочется завыть, но он теряется и получается что-то между полустоном/оханьем с межзубным придыханием. Он и не мог даже представить себе, что может быть настолько невероятно. Прикрыв глаза, омега полностью растворяется в ощущениях, живот конвульсивно вибрирует, когда альфа начинает его исследовать.

— Сони …, — тихо бормочет, проглатывая «Джи», плавясь от каждого нового прикосновения Хана к себе. Ощущение, будто Минхо маленький, но упрямый болид, который с каждым новым кругом набирает скорость все выше и выше. Дышать становиться все тяжелее, и единственное, о чем получается думать, это о том, то он хочет раствориться в своём альфе, слиться с ним, стать его жизненно необходимой частью. Безумие, все это превращается в какое-то безумие, и Минхо не может от этого отказаться. Не может и не хочет. Хочет еще больше сойти с ума, думать только о Хане Джисоне, дышать только им, прикасаться только к нему.

Это похоже на идеальный сон с участием Сони. Сам Джисон вроде бы с виду был такой тихий, даже сдержанный парень, а сейчас прямо над ним нависает похотливый бес. Кто бы мог подумать, что этот милашка окажется настоящим сексуальным Люцифером в постели?! Ли лишают последних лоскутов одежды, ощущение свободы и уязвимости обрушиваются сразу вместе, как ледяной и тёплый душ. От комплиментов ему хочется зардеться как школьник-девственник, закрыть лицо ладошками, но он заметил тогда, что Хан такое не любит, не терпит, когда омега от него прячется. Поэтому он смело, пусть и раскрасневшийся от волнения окидывает стан своего личного покровителя. Уж кто здесь настоящее произведение искусства, так это точно не Ли Минхо, а Хан Джисон. Цвет кожи альфы — солнце на закате, перед тем как слиться с бледным, лунным светом омеги. Он тянется к нему с благоговением, скользит взглядом, как по эпохальному фурору, которое боишься испортить даже воздушным прикосновением, но всё же касаешься. В нём идеально всё. Его крепкий пресс словно целый собранный ровненький тетрис, его запредельно длинный, увесистый плотный член. Минхо и представить пока что даже не может, как он не то, что в рот за щекой спрячется, а в самого него войдёт. Нет, это не просто член, это… — Шедевр, — щёки омеги вспыхивают и горят не от жара течки — от стыда. Он не привык к такому. Не привык показываться таким. Воздух вокруг них дрожит. Пропитан до ломоты, до горечи — сладким, тёплым, почти жжённым орехово-грозовым запахом, исходящим от их тел. Ли ощущает это слишком остро: каждый вдох режет горло, как ножом с дымчатым послевкусием.

Даже сам дьявол может быть не просто нежным, а быть самой нежностью. Быть чутким и заботливым, вливаться эфирным маслом в кожу, забираться под нее голодным скарабеем, пытаться соединиться с Минхоновским духом. В этом есть что-то эзотерическое, не поддающееся объяснению и логике. Ли подвывает под лаской его пылких губ, жмётся так сильно, чтобы Хан понял — он в капкане, омега его уже не отпустит, он не сможет оттолкнуть его или сбежать, не сможет расстаться с ним, не сможет даже написать свою биографию без упоминания его имени в ней. Это сумасшествие с первого взгляда; от прикосновений губ к члену разум растворяется в тишине черепа, стекаясь лениво в одну точку и превращаясь в атом. Дышать с каждой секундой все сложнее, воздух вокруг раскаляется и на коже проступает бесчисленная по счёту за сегодняшнюю ночь испарина. Это не похоже ни на что. Язык Хана жадный и скользкий, губы его безрассудны, а глотка...Пресвятой Джисон... она обволакивает своим теплом напряженный член, пускает в себя поглубже, дребезжит по венам так, что искры летят из глаз от ощущения полной, тотальной эйфории. Рука Минхо сама тянется к Сону и запутывается в его волосах, кончики пальцев впиваются в его кожу, через несколько мгновений доводя его до предела, превращая в Везувий.

Альфа руководил процессом, альфа исследовал омежье тело, изучал, прислушивался и делал всё, что хотелось его естеству. Минхо лишь жадно хватает воздух ртом, будто изнывая от зноя после спринтерского забега длиной в триста метров. Зной — это рот Хана, это весь Хан целиком, разводящий его сочащиеся смазкой бёдра в стороны, чтобы показать своё мастерство. Он погружается в Ли своим лицом и уже от одного этого вида Минхо хочется кончить. Снова. Чёрт, это вообще нормально, обкончаться вновь? Пока язык, а затем сначала один его палец, затем ещё и ещё разминают мягкие мышцы внутри, вторая рука альфы скользит по животу омеги, по грудной клетке. Ему, видимо, нужно касаться Минхо везде, быть с ним полностью, чтобы эта близость стала их личным признанием. Джисон поднимает взгляд, чтобы поймать глаза Ли, что хотят лишь одного – чтобы и Минхо видел, как он тоже на грани. Омега чувствует, что тело Хана дрожит не меньше его, что он сам горит, и Минхо вовсе от этой картины теряет себя. Он забывает своё имя. Свой род. Ли предаёт страну и нацию, потому что теперь Хан Джисон – его сущность. Минхо вздрагивает от ощущений, свободной рукой сжимая влажную простынь и прогибается в пояснице, не находя себе больше места на постели Сона. Сейчас он должен быть в его объятиях, сливаться с ним кожей, не быть так... непростительно далеко от него.

Хан знает путь до Нирваны, и теперь Ли знает этот путь тоже. Минхо придумывает новую провокацию, встречаясь со своим альфой взглядом. Без слов, приманивая пальчиком к себе, зная, что он поведётся. И Хан ведётся. Он отрывается от омеги, и этот незначительный разрыв контакта ощущается новой тянущей болью. Но Джисон рядом, такой горячий, желанный и невозможный. Ли смотрит на него завороженным взглядом, как смотрят кролики на удавов. И этот расхрабревшийся кролик накидывается первым. Их губы сталкиваются во влажном поцелуе, слюна вместе со смазкой размазывается по устам с хлюпающим звуком, перетекая от альфы к омеге и обратно. Капли стекают по подбородкам, капают на их оба члена. Но они продолжают сосаться до хрипов под рёбрами, до дыхания, которое им только мешает, пока не отлипают друг от друга, чтобы не задохнуться.

Минхо резко разрывает поцелуй, и пока Сон переводит дыхание, пользуется этим, чтобы осесть вниз и обхватить губами плоть Хана, впуская член глубже, с гортанным, мокрым всасывающим звуком, захлёбываясь в Джисоновском стоне. Великий, восхитительный, деликатес, с которым омега без позора справляется, обслуживая своим ртом. Ли тут же взметается обратно, прижимается лбом к виску Хана, коротко мажет устами, шепчет, едва слышно, словно страшится разрушить этот хрупкий момент. — Джисон, ты не просто альфа, ты не такой, как другие….Ты — мой. Только мой. Мой первый. И мой единственный, — ладонь омеги опускается на горящий, пульсирующий член альфы, чувствуя как он предательски капает, требуя большего внимания. Обдали жаром, ещё и дразнят! Подушечки пальцев Ли с нажимом оглаживают пах, щекочут ласками, играют, томят. Его омежья сущность проснулась, раскрываясь со всех ракурсов. Омега обнажает клыки, очерчивает резцами по окружности кадык альфы, прикусывает, едва, совсем чуточку, нерешительно, словно пробуя на вкус, как какой-то новый десерт. Слушая хищное роптание Хана, Минхо смелеет от ещё больше бесподобно пахнущего тела. — Джи-идеальный-соблазнительный-Сони, — Ли с наслаждением облизывает Хана, облизывается сам, спускается ниже, продолжая выпускать свои зубки, чтобы достаточно резко, даже чуточку остро, с нажимом, оставить следующую метку на шее. Дальше — на ключице, потом — не плече, он бы искусал его всего, он бы сожрал его и заглотил целиком, как его член ранее.

— Милый, — тихонько скулит Минхо. С каждой минутой ожидание от предвкушения такое томительное и болезненное. — Свяжи меня, умоляю. Так, чтобы я никогда не забыл, — это реальная просьба. Мольба. Омега отдаётся ему, отдаёт себя, доверяет ему своё тело и сердце, как подписывает договор с дьяволом. Он продаёт ему душу. Это странно, да? Ведь ничего подобного Минхо никогда не делал. Запах Ли всегда защищал его от доминирования над ним, хоть и всё равно были кандидаты, которые получали сразу отворот-поворот, но зато кокетку-Хёнджина вместо себя. А сейчас ему хочется прогнуться под своим альфой, раскрыться, ублажить его, перестать упираться и растечься под саваном опочивальни. Своими длинными ногами Минхо обнимает альфу за бедра. Ноги ласкаются и трутся о теплую кожу Хана, выпрашивая ещё больше внимания и близости, — ну же…мой Альфа, пожалуйста..., — дрожащим шёпотом прямо на ушко, но в нём разноцветными огнями искрится всё: согласие, пульс, желание быть рядом, быть в этом до конца.

Омега тяжело дышит и, будто пытаясь поторопить Джисона, игриво закидывает одну ногу ему на плечо, касается горячей плоти, скользит по ней, промазывая собственной смазкой, наблюдая за его реакцией.

Самый обычный тихий ужин, самые обычные семейные посиделки мафиозного клана семьи Чхве. Чани увлеченно режет на маленькие кусочки по тарелке мясо прожарки медиум рэд. Бан с холодным оружием в руках со стороны больше похож на Ганнибала Лектора, чем на простолюдина-врачевателя. Холодный расчет и минимум скрипа по поверхности посуды, дабы не получить осуждающего взгляда. Он старается вести себя тише воды, ниже травы и не слушать обрывки серьёзного разговора своего свёкра за столом, потому что боится этого мужчину, как огня. Нет, отец Бомгю не кричит на повышенных тонах, он пронзает острым как клинком взглядом насквозь. У них с Гю это семейное. Только тот наоборот, ещё и любит, когда всё очень громко. Из подслушанного краем уха, Бан различает, как Чхве-старший говорит кому-то на проводе что-то про убийство, расчленёнку и корм для их аллигатора по имени Липу. Ничего необычного, всё, как у всех. Самый обычный весёлый семейный ужин. А разве у вас не так?

Чуточку страшно. По началу. Но к этому привыкаешь. Человек вообще такое существо, что способен адаптироваться со временем ко всему. Вот и Чан перестал бояться и испытывать какой-либо страх в принципе. Он и так не роптал тревожно, а сейчас и вообще подавно не терял свой сильный вещий дух. 

После того, как Чхве-старший похитил Бана, после того, как устроил ему испытание в лесу, подвесив на всю ночь за ноги вниз головой, чтобы проверить искренние чувства любви к своему любимому единственному сыну Бомгю; после всех ужасных событий, которые произошли в лагере прошлым летом, где его чуть не сожгли и не задушили вместе с другими ребятами, сейчас Чана уже ничего не пугает. Это все такая мелочь, благодаря которой Бан приобрел шагреневую кожу.

Хирург ставит готовое блюдо, с которым виртуозно разделался перед мужем и тянется было к бокалу с коньяком, но тут же получает по пальцам леща от Бомгю. Гю будто говорит «нет, мой хороший, не сегодня». - Ну, honey, я чуть-чуть, совсем капельку, - Чан растягивает губы в сладкой улыбке, склоняется к нему, чтобы выпросить у baby хотя бы один бокальчик, воркуя ему всякие приятности на его милое нежное ушко, но все его инсинуации тщетны. В его подбородок хватко врезаются крепкие подушечки любимых пальцев, притягивая властно к себе. Бомгю предостерегающе шипит, он же сказал ему нельзя, значит нельзя, что тут непонятного? Чан плывёт в облаках безмятежной и отчаянной любви к своему благоверному. Он послушно подвывает и кивает как болванчик, пропуская все слова мимо ушей, завороженно смотря на Гю, скручивая свои уста в трубочку. - А поцеловать?, - звучно чмокает в воздухе хирург. На самом деле Бан не хочет пить, но нарываться на пропиздоны по самые небалуйся, ему это нравится больше всего на свете. Провокация, стекающая по стенкам бокала. Он знает, что Бомгю его потом накажет и отыграется на нём, поэтому флирт с этанолом этим вечером - только начало.

Внезапно телефон Бана вибрирует и стол дребезжит вместе с их благозвучной семейной песней, что звучала на свадьбе Бангю. Незнакомый номер, на который отвечать Чан совсем не планирует. Зато Гю жмёт громкую связь и тот самый голос из прошлого раздается на всю Чхвевановскую. Бан слушает, что говорит абонент и не может поверить тому, кому тот принадлежит. Его брату. Хёнджину. Чан напрягается, чувствуя, как все внутренности сжимаются в тугую петлю, набрасываясь на каждый орган, сжимая в безжалостные тиски. Что? В беде? Ранен? Флешбеки струятся переде глазами, как дым от сигарет в накуренном ковбойском салуне. Лучше и быть не может, блять. Паническая атака предательски ползёт по спине. Хирург хочет попросить у Бомгю разрешения уехать на помощь, но тот сам первый предлагает это. Даже не так. Он приказывает. - Помоги своему брату, - потому что его муж знает, что семья это святое. У него от Гю нет секретов и никогда не было, он знает абсолютно всё. - Люблю тебя, - Чан сам целует Бомгю, прежде чем покинуть особняк, попрощавшись со свекром взмахом ладони, пока тот не пристал к нему с расспросами в духе «а как же шоу с покорми Липу одним неверным подчиненным?». Явно не сегодня.

Чан приезжает на место из геолокации, с подозрением озираясь по сторонам. Он волнуется и переживает, его самого кажется знобит. Докторская сумка пару раз падает на мокрый грязный асфальт. Бан надеется, что Джинни до сих пор здесь и дышит, потому что не знает на сколько сильно его ранение. Самое главное, чтобы он был в сознании дышал, потому что в лагере это стало для него потрясением. Ему потом снились кошмары, где Хёнджин лежал в кинозале без чувств, а Чан никак не мог его откачать. Бан различает фигуру своего брата, которую узнает из тысячи. Слава богу! Малого потряхивает то ли от холода, то ли от шока, то ли от всего вместе взятого. Согласитесь, картина перед глазами сама по себе весьма прозаичная. Преступление и наказание в духе канонов Достоевского. Чан подходит ближе и только потом замечает раскиданные тела. Они живы и просто устали, решив прилечь под звездным небом Сеула? Или они мертвы, потому что напали на Хёнджина, но получили от него смертельный номер с выкрутасами? Есть и третий вариант. - Устраиваешь отвязную вечеринку и без меня?, - шутит Бан и приглядываясь к выражению

- Хорёчек, - счастливо улыбается Чан, усаживается рядом с ним на корточки и тут же сжимает в своих огромных объятиях Хвана. Тот издаёт звук, подобный «ай-ой». Бан совсем забыл, что мелкий ранен и возможно ненароком задел его ранение. Чан испуганно бормочет извинения, тут же расстёгивая молнию на сумке, чтобы извлечь оттуда всё необходимое.

пздц, ШТО Я НАШЁЛ - ору
кажется, я придумал как полюбить субина снова!)
я разбирал свою папку с роуном на компе и нашёл там - это хд я не помню уже откуда эти гифки, кажется я когда-то делал оч давно и думал, что у меня в паре с роуном будет субин хд
они здесь похожи на знаешь кого? как будто субинни - какой-то богатый избалованный мальчишка, а роун его репетитор/дворецкий/личный помощник хд а еще мне почему-то кажется, что субиннидзе подрабатывает веб-кам моделью) ну, не оголяется и дрочит там на камеру, а что-то безобидное. допустим, ест в маске оч дорогие блюда? делает в маске распаковку? именно в маске, потому что он из влиятельной семьи, может даже из семьи какого-нибудь премьер-министра) и вот однажды - субин решил оголиться на камеру, потому что узнал, что роун тот самый донатчик, который постоянно ему шлёт лойсы, чтобы его видосики выпускались хд роун естессна позырил-позырил и очухался, что надо малого остановить от таких безумств)
https://i7.imageban.ru/out/2025/06/25/8 … ebca70.gif
https://i2.imageban.ru/out/2025/06/25/0 … 1d7636.gif
https://i1.imageban.ru/out/2025/06/25/3 … 1de8f4.gif

[html]

  <div id="ship1"><div class="shiprs">
  <!--   ЗДЕСЬ АВАТАРЫ   -->
<div class="shiav" style="background-image:url(https://i.pinimg.com/originals/cd/0c/3f … 880d21.gif)"></div>
  </div>

  <em>ИЗ КАСТЫ НЕПРОМОКАЕМЫХ</em>
   <div class="btext">

<br>Дорогие наши июникумы, поздравляю вас завершением первого месяца лета! А мы, тем временем, продолжаем с вами смело врываться в июльскую пору, как вы уже успели заметить с новым дизайном! Надеемся, что он вам понравится, ведь мы делали его для вас со всей любовью и обожанием к вам, наши любимки! Что ж, немного о насущном лете.

<br><br>Итак, астрологи провозгласили неделю охуительного отпуска, количество алкоголя увеличено втрое. Уверен, что многие из вас поедут в отпуска/на каникулы [оторвитесь там за нас], но слезно [нет] просим не забывать Соул, а вместе с ней <s>АМС</s> тему отсутствия, и не уходить по-английски, потому как амс-состав нещадно грустит, когда кто-нибудь бесследно пропадает. Не прячьте график отпусков, ставьте нас в известность, присылайте с морей и горных склонов открытки, а то так можно угодить и в <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/viewtopic.php?id=47">список</a> с чёрными [пусть и красивыми, но] ленточками.

<br><br>Солнце уже пытается нас поджарить, а комары отожрать любую конечность по возможности, но мы держимся, запасаемся фумигатором и мажем нос солнцезащитным кремом. Надеюсь все успели уже погреться под солнечными лучами, подставляя лицо лёгкому прохладному ветерку, не забывая закусывать всё это дело мороженкой? Если нет, то у вас ещё есть время, поторопитесь, а то так тепло и закончится и останется опять об этом лишь мечтать. Ноооо не будем каркать, а лучше поговорим о приятном.

<br><br>Сеульские учёные <s>это всё враньё, они из Соулдримейта</s> провели эксперимент и доказали, что Соуловские котята очень положительно реагируют на ивенты, конкурсы и флэшмобы, как им смог показать опыт предыдущего месяца (месяцев)! Они очень рады и благодарят вас за такое активное участие ииииии решили поддержать сие действие новыми отмечалками! Можно было бы назвать их Голодными, но камон, пройдите с 1-го июля по этим ссылочкам, что бы этого не случилось, а после уже как раз бегите на встречу приключениям! Тем более, что всё это приурочено не только к разгорающемуся лету, но и к тому, что Соулу уже скоро 12 МЕСЯЦЕВ!!! Целый ГОД! Представляете? У нас с вами уже родился один дитёныш, так моргнуть не успеем и он в школу пойдёт, а там свадьба, А ТАМ ПЕНСИЯ!

<br><br>Но, пока, до пенсии ещё далеко некоторым, давайте посмотрим на тех, кто активно поддерживал различные места нашего дорогого Соулика. Встречайте, первые лица на деревне — активисты и бравые труженики постового труда: ма бести <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=56">ююшка</a>, хиз вайфи <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=55">минги</a>, вандерфулл <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=117">лу</a> и охуенный <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=130">джиун</a> [но на самом деле он джуин].
<br><br>Среди соулдримейтовых наших есть любители темы флуда, которыми все мы гордимся. На этой неделе они прямо сделали чуть ли не годовой план-капкан! Посмотрите на эти лица и хорошенько их запомните: ослепительный <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=165">ёсанка</a>, обворожительный <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=115">хонджун</a>, прекрасный <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=163">джин</a>, я видел тебя во флуде <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=94">тэхён</a> и не смог не отметить тебя!

<br><br>Ещё один заряд отличного настроения на этой неделе, прекрасно-человеческий и предельно простой: любоваться на <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/viewtopic.php?id=663#p121091">лучший пост</a>. Сердечко же радуется, ну, скажите?

<br><br>Ну и сладенькое напоследок! Соулами стали: <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=188">хисын</a> и <a href="https://souldreamate.f-rpg.me/profile.php?id=161">вон-вон</a>.

<br><br>Берём пример с этих молодчиков, ведь именно на них нам нужно ровняться! Давайте вместе станем сыном маминой подруги, хотя бы на это лето с: <s>ага, хотя бы</s>
<br><br>На этом все! Желаю вам побольше сангрии, согревающих теплых солнечных лучей и не выносящего мозг начальника. Еще раз поздравляем с таким большим праздником — годом нашего общего существования! Мы вас безумно любим.
<div class="stx222"><div style="width: 80px; height: 80px; float: left; margin: 0px 10px 5px 0px;  ">
<img src="https://i.postimg.cc/26mFhwzY/tumblr-d0eb841fcd09f39ff688fc0b6bbcd662-9bba9e28-1280.gif" width="80" height="80"></div>   
РАСЦВЕТАЮТ КАМЫШИ, ТЫ СКОРЕЙ ПОСТЫ ПИШИ,<br>
А НЕ ТО НАЧНУТ СТРАДАТЬ, ЕСЛИ ВОРД СТАНЕТ ШУРШАТЬ,<br>
ТЫ ИХ ЛУЧШЕ НЕ ДРАЗНИ, СВОЙ ШЕДЕВР ВЫПЛЕСНИ, <br>
ВДОХНОВЕНИЕ ВЕТЕР ПУСТЬ СБЕРЕЖЕТ,<br>
ВМЕСТО РОЗГ ДРИМСОВ ПОШЛЁТ!<br>
с вами был эм си Хвасон-кобзон, буб

  </div></div>
<link href="https://fonts.googleapis.com/css2?family=Oranienbaum&display=swap" rel="stylesheet">
<style>#ship1 {
--sh1mr: auto; /* отступ слева, auto - для отцетровки */
--sh1w1: 700px; /* ширина карточки */
--sh1bg: #e8e4e0; /* фон карточки */
--sh1br: #605e5e; /* цвет текста и рамки */
--sh1cl1: #36181b; /* цвет заголовка */
}
#ship1 {display:block; padding:40px; margin: 1.2em auto 1.2em var(--sh1mr); background:var(--sh1bg); outline: 1px solid var(--sh1bg); outline-offset:10px; width:var(--sh1w1);} /* shipovnik */
#ship1, #ship1 * { box-sizing:border-box;}
/* АВАТАРКИ КАРТИНКИ */
.shiav {width: 450px; height: 100px; margin: auto 8% auto auto;
display:inline-block; border-radius:0%; background:var(--sh1bg); border: 1px solid var(--sh1br); transform: translate(0%, -50%); transition: all 0.3s ease; background-position:50% 50%; background-size:cover;  margin-top: 20px;}
.shiav:last-child {margin-right:0px;}
.shiav:hover {transition: all 0.3s ease; transform: scale(1.2) translate(0%, -40%);}
/* БЛОК АВАТАРОК */
.shiprs {display:block; border-top: 1px solid var(--sh1br); text-align:center; margin: 35px auto auto;}
/***   ЗАГОЛОВОК   ***/
#ship1 > em {    display: block;
    margin: -10px auto 16px auto;
    text-align: center;
    font-style: normal !important;
    letter-spacing: 1px;
    color: var(--sh1cl1);
    font-family: Oranienbaum, Georgia, sans-serif;
    font-size: 32px;
    margin-top: -50px;}
/***   БЛОК ТЕКСТА   ***/
#ship1 > .btext {padding: 0 50px; font-size:12px; color: var(--sh1br); font-family: Arial, Tahoma, sans-serif; text-align:justify;}
/***   ПЕРСОНАЖИ   ***/
.btext > p {margin:auto !important; padding-bottom:14px !important; text-align:center; font-style:normal; font-size:15px !important; opacity: 0.65;}

.stx222 {display: block; overflow: auto; text-align: justify; padding-right: 10px; color: #302f2e;margin-top: 20px;}
.stx222::-webkit-scrollbar {width: 3px; height:3px; background-color: transparent;}
.stx222::-webkit-scrollbar-thumb {background: #302f2e;}
</style>
[/html]

[indent]Достаточно одного лишь взгляда блестящих, пленительных глаз Ноэля и Кинк тонет в шлейфовой, знойной мантии образа лисёнка, что сопровождает его следующие несколько дюжин футов. Пусть они оба и стоят на месте, но Оззи чудится, будто он движется в каком-то круговороте в соблазнительную воронку, где солирующую роль исполняет Грейвс. Сладострастный. Сексуальный. Порочный. Пылкий. Томный. В нём пьянит абсолютно всё. Очертание, аромат, образ, фигура и вся сущность танцора настолько стойкая, как флакон именитого парфюма первого класса элитной роскоши. Освальду начинает казаться, словно он готов идти след-в-след за обладателем этого дивного послевкусия. Нет, не кажется. Так и есть. Кумихо намерен положить не только весь мир, но и себя к его ногам, чтобы ему было комфортней ступать по их будущей тропе судьбы. И к чёрту дядю, дядины заветы, дядины приказы, что набатом звучат в собственном подсознании грозным «доложи мне о нём всё», Кинк предпочтёт отрезать собственный язык, стереть свои мысли с помощью магических выжигательных печатей, закрыть свои глаза и умереть, чем лишиться возможности смотреть на Ноэля и навсегда потерять его. Оззи не страшно демонстрировать весь спектр чувств лисёнку, ему станет панически жутко, если у него такую возможность отберут. Так что Освальд будет и дальше показывать/доказывать действиями, подключая свой болтливый рот, чтобы хоть как-то обескуражить и сбить с толку Ноэля. Ведь иначе этот пока ещё маленький лис может испугаться и убежать. На этот раз так, что Оззи его никогда не найдёт. Он не может его снова потерять. Не сегодня и не завтра. Потому что завтра Грейвс проснётся с ним, в его объятиях.

[indent]Прикосновения Эля к Освальду от предыдущего раза отличаются примерно, как небо от земли. Так нежно, так тактильно, так одухотворённо —волшебно. Этот юный танцор аккуратно раздевает его, плавно оставляя без одежды, словно разворачивает долгожданную конфетку, замирая в медленном, неспешном нетерпении. Выдержка Оззи же вровень даёт маху, заставляя тело трепетать, вибрируя в предвкушении. Нет, он вовсе не подгоняет его, завороженно наблюдая, что Бэмби предпримет дальше, околдовывая пуще, зато разум Освальда живёт отдельно от него. Кинк даже истошно кричит в своих мыслях «ущипни меня», чувствуя, как Грейвс может, специально, а может, случайно, именно в этот же момент надавливает сильнее, наигрывая подушечками по его рёбрам. В мультсериале «Чип и Дейл спешат на помощь» был персонаж по имени Рокфор. Стоило ему только почувствовать запах сыра, как он готов был следовать за ним, как зомбированный — и именно так ощущает себя Освальд Кинк. Тембр голоса Эля, сказанные фразы, а затем и приглашение принять с ним ванну, льющиеся из уст, все притягательные выверты совпадают с его собственными. Оззи уже готов с благоговением последовать за ним куда угодно, судорожно кивая головой. Он настолько обомлел, что ему даже двух слов связать тяжко. Да. Да. Ещё раз да. Ноэль демонстративно влечет и манит, чуть ли не завлекает за собой с дерзкой ухмылочкой, флиртуя призывным веянием пальчика; дудочка Гаммельнского Крысолова, уводящего за собой — и нет никакой возможности сопротивляться. Кинк даже и не думал. Всё, о чём он побуждал, расправляясь с слишком узкими брюками, так это почему они не хотят струиться быстротечно вниз, застревая между щиколоток и мешая стопам переступать целую преграждающую башню из ткани? Освальд буквально спотыкается на ровном месте, чуть ли не ныряя взахлёб прямо в воду, каким-то чудом удерживаясь от позора. Пожалуй, в следующий раз для подобных случаев Оззи нужно покупать одежду на липучках, как у стриптизёра или попросить колдуна наложить заклятие «аннулирования», чтобы одним махом раздеваться, как в фильме «Брюс всемогущий», с звучным треском и рывком избавляясь от предательских оков шмотья.

[indent]Воздух между ними пропитан обещанием внеземных наслаждений, в нём явственно сквозит что-то манящее и дурманящее. На ум приходят тяжелые дразнящие запахи благовоний из феромонов, шелковые подушки, тягучая музыка и что-то сладкое. Мёд. Патока. Щербет. Сироп. Приторное вино с ароматом неизвестных цветов. Вместе с тем их незримые связующие нити таят в себе опасность. Они ощутимые, но липкие и теплые, мягкие, притягательные — это гипноз. В конце концов, в Гаммельне это тоже не закончилось ничем хорошим ни для крыс, ни для детей, и, Оззи подозревает, что для самого Крысолова тоже. Хотя тот был в самом выгодном положении. Был хозяином ситуации и могущественным владельцем волшебной дудочки, кто знает, на что еще она была способна? Кинк не боится, о нет. Он вслед за Элем,  переступает импульсивно через борт ванны, создавая своим появлениям бурлящий поток, волнуя воду. Не только резервуар для купания, но и кафельный пол в помещении получает своё омовение парочками капель. Оззи сейчас это не волнует, пол он подотрёт позже [оставит всё на откуп своей прислуге], для него главное ждущее его превосходное тело Грейвса. Кинк залезает и усаживается позади лисёнка, подтягивая его ближе к себе. Оззи укладывает свои длинные ноги поверх танцора, сгибает их в коленях, отчего его лодыжки оказываются на одном уровне с Ноэлевскими, и разводит его ноги слегка в стороны.

[indent]— Идеальный. Ты так вкусно пахнешь, — Кинк утыкается носом в волосы лисёнка и глубоко вздыхает, смакуя словно околдованный. Приятная дрожь пробегает по телу от осознания того, что они оба, голые, лежат в волнительном захвате друг друга. Освальд берёт с полочки гель для душа и выдавливает немного себе на ладонь, а потом намыливает руки, покрывая их мягкой густой пеной, начиная легонько тереть Грейвсу шею и плечи, массируя их своими крепкими пальцами. Кинк чувствует, как лисёнок расслабляется от его прикосновений, подключает мочалку, продолжая мягко блуждать с её помощью по желанной коже, прислушиваясь к ласкающим слух нотам голоса танцора.

[indent] — Такой это какой? Сногсшибательный?, — шутит Оззи, стараясь виртуозно выкрутиться, разбавляя своим сарказмом обстановку. Он отлично понимает о чём спрашивает Ноэль и что конкретно имеет тот в виду, но не может же Кинк ему сразу выложить всё разом без прелюдий из шаткого сарказма?! Кумихо нервно сглатывает, радуясь тому, что Ноэль не видит выражение его лица, ведь следующий вопрос вводит его в тот самый самоотверженный тупик, заставляя сердце истерично забиться на лишнюю тройку стуков быстрее, устраивая гонку на опережение. Боится? Ещё как. В прошлом. Боялся. Потому что уже слишком поздно испытывать страх и вселенский ужас от неизбежного. Его обратный отсчёт начался в ту самую их первую ночь, а точнее на следующее утро, когда Кинк проснулся наедине с отпечатком полюбившегося тела на простынях. Оззи уже тогда конкретно влип в Грейвса, прогоняя от себя это наваждение. Теперь отрицать факт того, что Освальд в него влюбился уже нет смысла. Можно было бы раньше убежать от чувств, пока они ещё зарождались, так сказать, на стадии в пубертате, но тоска по Ноэлю за тот промежуток времени, что они не виделись, прожгла в Кинке отверстие как от пороха стремительной жгучей пули. И кто знает сколько их ещё будет. Оззи собственноручно себя принёс под плаху, уложив свою голову под ждущую его гильотину. Он без него не сможет уже больше существовать никогда. Это одновременно поражает и забавляет, но не пугает. Обезоруживает. Оззи сдался и это поражение стоит всех его будущих жизней.

[indent]— Эль, ты правда всё ещё думаешь, что я чего-то боюсь? Ха! Я тя умоляю, — кумихо слишком крепко стискивает в своих объятиях танцора, тут же делая вид, что вновь подтягивает Грейвса ближе, из-за того, что тот съехал по поверхности ванны. Боюсь только одного — потерять тебя. — Что ж, раз уж это приговор, то я возьму с собой на божественный суд лучшего в мире адвоката! Вдруг он докажет мою невиновность?!, — кусает свою нижнюю губу до боли Оззи. Юморить и приводить новые доводы рассудка становится труднее, но ещё тяжелее от взгляда, каким на него смотрит танцор, внезапно оказываясь перед ним своим невероятно прекрасным лицом. Кинк тут же привлекает его к себе, отвечая на поцелуй бережно, трепетно, с замиранием своей души, закованной в миллион любовных бисеринок. Оззи тает в их мгновении, обнимает Ноэля, путешествуя по его талии, спине руками. Под пальцами Оззи  — движение. Лёгкое, почти неуловимое, будто мурашки пробежали по позвоночнику Грейвса, сбивая пульс и концентрацию. Освальд не знает, чего именно он коснулся: нерва, памяти, уязвимости, — но чувствует, как тело лисёнка будто отзывается. Не словами, не жестом, а чем-то глубже. Жарче. Словно внутренний импульс, который прошёл по коже и остался в ладонях Кинка. От этого дрожит то самое чувство в нём. Не в теле — в груди. В том месте, где Оззи обычно держит всё под контролем. Где должен быть порядок, цифры, объяснения, схемы. Но сейчас там — хаос, далекий от упорядоченного. Редкий, странный, по-своему прекрасный. Кинк не умеет так: быть в процессе, не анализируя. Но теперь Освальд не ищет двойного дна в каждом касании, и всё равно чувствует, как сердце бьётся с неестественной частотой. Словно пытается предупредить: «Смотри. Ты слишком близко». Инстинкт хочет идти дальше. Исследовать. Прислушиваться. Всё слишком тонкое, чтобы рвать. Дыхание Ноэля цепляется за ритм, срывается, будто сбитый метроном. Его бёдра двигаются ближе — не резко, но ощутимо. Как будто он уже не думает, как лежать в этом маленьком пространстве, а просто хочет быть ближе.

[indent]— Знаешь, я тоже не хотел никого любить, — акцентирует своё внимание на этой злополучной частице, что обратилась для Освальда из «никого» лишь в «одного». Кинк облизывает губы после их поцелуя, словно смакуя уста Эля, от которых отрываться становится всё тяжелее, — и мне это прекрасно удавалось, но судьба порой так жестока, — горько усмехается Оззи, потому что именно Ноэль в него врезался и сбил с ног, устроив аварию его сердцу и душе, — Так что твоё желание вполне объяснимо и требует уважения, —  Кинк не имеет права препятствовать и мешать Грейвсу, путая его чувства своими, он сделает всё так, как хочет только этот лисёнок. Он пойдет ради него на всё, даже на то, чтобы утаить от него свои истинные чувства, страшась спугнуть и оттолкнуть. Оззи громко гортанно хохочет, запрокидывая голову назад, поддаваясь на многочисленную россыпь Ноэлевских ласк. Смеётся не от выбора характеристики, не потому, что Кинк романтик или идиот, а потому что лис и то, и другое. — А какой вариант тебе больше нравится, лисёнок?, — Освальд тянется к хитрому, очаровательному лицу Ноэля, льнёт к его губам, приоткрывая свои, делая вид, что сейчас, ещё чуть-чуть, вот-вот да поцелует. Кинк невесомо касается, застывая, чтобы тут же мягко щёлкнуть пальцами по любопытному кончику носа Грейвса, выныривая из ванны, взвиваясь над Элем в полный рост. Он без стеснения кидает необузданные и животные взгляды, полные потребности и алчного зуда, что пожирают Оззи изнутри. Хочет. Жаждет. Желает. Демонстрируя прямо перед ним свою грешную, вставшую, похотливую страсть.

[indent]— Слишком много вопросов, господин «почемучка», — обрывает Освальд Эля и подхватывает его под мышки, помещая в точно такое же положение стоя рядом с собой. Кинк переступает за бортик ванны, достаёт полотенце, накидывая на плечи лисёнка, ласково вытирая махровой тканью кожу, осушая от лишней жидкости. Он наблюдает как стекают капли по потрясающему телу танцора, не удерживается от того, чтобы лизнуть кончиком языка, повторяя путь влаги, задевает нарочно нервные окончания Ноэля, следя за тем как рефлексивно подрагивает и поднимается в возбуждении его эрегированная плоть. — Потому что ты красивый, невозможно талантливый, у тебя невероятный дивный голос …, — Оззи льнёт к нему чуть ближе, губами в висок. Ловит пульс. Там он — живой, близкий, и ему так хочется назвать его «своим». Потом — в скулу, в шею. Почти не прикасаясь, как будто целует пространство между, выдыхая тёплый воздух. Трепет в груди расправляется. Одна из его ладоней ложится на Грейвсовский член, прокручивающим движением обводя головку, а другая — медленно скользит по пояснице, ниже, опускаясь вдоль бедра, будто обрисовывая его линию вслепую, по памяти. Без нажима. Без нетерпения. На грани...где ладонь Оза поднимается по округлому бедру, задерживается у основания его спины, в ложбинке, где кожа кажется особенно живой. Оттуда начинается новое движение — медленное, осторожное, но совершенно ясное. — …а ещё у тебя ахуительная задница, — смеётся Кинк, тут же обрывая свои ласки, подхватывал Ноэля в сгиб колен стремглав на руки, унося прямо в свою спальню, как самый настоящий завоеватель и покоритель.

[indent]— Есть еще кое-что, — опьяненным от чувств голосом тянет Оз, укладывая Эля на покрывало своей широкой кровати. Ладонь Кинка ложится на его щеку, неуверенно, будто боясь спугнуть. Пальцы тёплые, медленно скользят к виску, затем в атласные пряди волос. Кинк утопает в них — как будто это и есть его способ к успокоению. А вторая ладонь чуть-чуть ниже, на его ребрах, чувствует, как дыхание Грейвса сбивается, как в теле зреет это тревожное: жаждущее ожидание. —  Мы с тобой скроены из одной ткани. Я точно знаю, что влюбился в тебя, Эль, по-настоящему, пропал в тебе, без каких-либо как, зачем, просто вопреки, потому что это ты. Здесь нет объяснения «почему», — Освальд начинает чувствовать, как поверхность кожи лисёнка не просто нагревается, а волнительно закипает и словно плавится, как от послеполуденного солнца. Янтарные искры режут атмосферу, будто от короткого замыкания и Оззи успокоительно поглаживает его стан, прекрасно понимая, насколько порой бывает трудно контролировать свои сверхъестественные способности. Но в его костре любви он бы истлел. — Мне не страшно, что со мной будет дальше. И даже если мне уготовлено сгореть в смертельном огне, то я готов отправиться в пламя твоего ада. Спали меня и спаси меня. Мне никто не нужен кроме тебя, — Кинк кидает свой пристальный взор нескрываемого обожания прямо в глаза Ноэля. Оз наблюдает, как внимательно то расширяются, то сужаются его зрачки, повторяя пульсацию сердечного ритма.

[indent]— Я не сильно напугал тебя своими откровениями?, — хитроватый уголок губ ползёт вдоль челюсти Освальда вслед за отблеском стихийного бедствия, что бесстрашно бушует в радужке глаз старшего кумихо. По одному его внешнему виду можно сразу понять, что он, теперь абсолютно точно, и романтик, и идиот, коими окрестил его Грейвс. Так что младшему повезло, тот выбил бинго.

Бомгю хотелось трахать не только на кровати, но и на полу, у стены, на столе, под столом, даже в воздухе, держа за упругие бёдра и с глухими жёсткими шлепками насаживая на свой стоявший колом член. Сеньорита так благоговейно стонал, так дьявольски кричал, так божественно скулил и загнанно дышал, что Чан, кажется, был обречён на пожизненный стояк. Гю просил большего, молил продолжать, а затем ещё скорее, требовательней продолжить; растекался в руках словно податливое грамотно настоявшееся тесто и осыпался прямиком в его хваткие ладони. Бан сбился со счёта их общих оргазмов, часть из которых случилась в собственной голове — уже после второго он едва был способен вспомнить цифры и правила их сложения и умножения, деления и всё, кроме вычитания. Хотя оно тоже наблюдалось.

Силы давно кончились и теперь стремительно уходили в минус, лимит неиссякаемой энергии Чана стремительно добегал к финишной шёлковой ленте. Бан закидывал голову назад, окрыляясь от удовольствия, жадно вдыхал потяжелевший спёртый воздух, ритмично двигал бёдрами, втрахивая Бомгю в свою постель. Вертел его на своей бешеной карусели, катая на всех аттракционах, задавая неистовый, влажный ритм. Сумасшедшая гонка из дикой страсти, безоговорочного доверия, оголённых желаний. Чан ненасытно сжимал его бока, ляжки, сдавливал пальцами шею, засаживая ему по самое «(не) хочу» — делал с ним всё, что заблагорассудится, и трахал до тех пор, пока тот совсем не смог держаться ни на руках, ни на ногах, и едва был способен собрать взгляд в одной точке. И только от увиденной животрепещущей картины, размазанных по обоим телам красок, срыва голосовых связок, хрипов, астрально пульсируя внутри, с низким стоном достиг своего пика, кончая вровень с Гю.

Сеньорита уснул моментально, а Чан тем временем сгонял по-быстрому на кухню, чтобы одновременно избавиться от лишней атрибутики и выпить сразу литра два воды. Бан ещё сгонял бы в душ, но настроения было не душевое. Вернувшись, хирург, аккуратно надел на Гю свою футболку, даже нашёл Бомгюшные трусы, чтобы сеньорита не замёрз, потому что сам-то Чан морж и привык всегда спать голым. Улёгшись на кровать и накрыв его одеялом, мелкий тут же поделился им, облепил его собой, закинув руки и ноги на него, и Бан тут же подключился к радиоприёмнику с антенной под названием Бомгю, отправляясь в сон.

— Ебанатический келдыш! Это что за пропиздюленная фланкировка шашками!, - Бан просыпается, выплёскивая ругань смачно, будто харкается как баклан шелухой от семок за гаражами. Ему совсем не больно, на самом деле, он просто испугался, чуть фабрику из булдыжников не наложил. Хирургу показалось, что на его торс упал комок соседской ебанутой кошки, которая добралась теперь и до его комнаты, хотя раньше вечно сигала на его балкон и срала там приличную кучу дерьма. Но, в итоге понял, что это не четырехлапая мохнатая тварь, а подобострастный шестиконечный как «звезда Давида» Бомгю. Хоть и не рыжий, зато в такой же кошачьей позе, только когти не выпускает и не делает ими массаж. Даже с самого утра, немытый и нечёсанный, с задранной футболкой и голенькой молочной медоточивой кожей - даже так он сволочь красивая. Чан аж расплывается в тёплой улыбке, как пентюхатый дурачок, припоминая, что они оба творили ночью. Приятный восторг, шо пиздец.

Бан крякает смехуёчком на комплимент и угрозу от младшего, тот ему вряд ли сделает больно своими малюсенькими кулачками, если только сам себе руки не повредит об его стальной пресс, но старается осторожней колыхаться на кровати. Наблюдая за расположившимся сеньоритой, хирург делает потягушки, выгибая спину и расправляя кверху руки будто крылья. Бан звучно зевает, широко открывая рот, готовый заглотить Гю прямо сейчас целиком, треща звучно челюстью, того и гляди сломает себе на своей роже что-нибудь. После сего ритуала и выговора Бомгю, уже ссутулившись, Чани почёсывает место ушиба, как орангутанг в вольере зоопарка. Бан причмокивает и подчавкивает губищами, после смачного зевка, слушая, что дальше выдаёт эта лежащая у него на ногах мелочь и не замечает, как его подбородок, а следом и рот опускаются на уровень ниже, чем вагонный состав метро под землёй. Что Бомгю только что сказал? Мужем? Этого ему ещё никто никогда не….говорил? предлагал? спрашивал? Вообще ничего из перечисленного. А уж тем более не приказывал. Потому что из уст Бомгю фраза прозвучала как безапелляционное распоряжение господина. Чисто самый настоящий (шех)шахЗАДе. Ну, а что, шикарная задница есть, прямо перед носом Чана, поставил ею шах и мат, зашёл с королей. И если честно, Бан о таком только мечтал в своих влажных снах, будучи одержимым этим мальчишкой с фото, который теперь стал реальным.

- Okay, муж, no problem. Но сначала я тя искупаю, накормлю жрачкой, а потом сразу в загс, договор?, - хирург стебёт Гю, звучно гогоча. Смешно, ей богу ему и забавно. Чувство юмора у этой крохи присутствует, что уже хорошо. Чхве оказывается конгениальным, оригинальным, веселым и милым, а не только замечательным любовником и одновременно распутной шлюхой в постели. Бан почти любовно поглаживает по попке Гю, слегка приспуская двумя пальцами ткань его белья. Он склоняется над сеньоритой, задирает вверх до плеч футболку, выцеловывая каждый позвонок короткими воздушными поцелуями. Губы Чани путешествуют по тропинке спины прямо до копчика мелкого. Он прислушивается к его дыханию, которое сначала замирает на долю секунды, чтобы потом тут же волнительно сбивчиво оглушить сипатым хрипом. Бомгю так громко кричал ночью, что Бану удивительно, как его соседи не вызвали свидетелей Иеговых. Видимо, не захотели связываться. И правильно. В прошлый раз, когда играла сверху громкая музыка, Чан нагрянул к соседям с капельницей, пригрозив елейным голосом вставить катетер соседу в член по полису ОМС, когда тот придёт на прием в местную больничку. Так что его лучше не злить привлечением поганых мусоров.

- Оттрахаю тебя так, что не сможешь на спине больше лежать, - Чан доходит до манящих бедёр и рьяно чмокает кожу на пятой точке пацана. Бан как следует присасывается к одной из его булок, чтобы тут же куснуть с легонцой Чхве за жопу, жаля кончиками зубов. - Так что привыкай спать на животе, baby, - Чани подхватывает его обеими руками и именно в таком положении несёт в ванную комнату в сопровождении оглущительного «аларм, летит мой дельтаплан, вжиииииу». Он слушает рёв ругательств из уст Гю, но его это только веселит, к тому же Бан держит в своих объятиях Бомгю так крепко и надежно, что не позволит случиться чему-то из ряд вон выходящему. Возможно после, когда ступни Чхве очутятся на твёрдой поверхности, тот ему устроит пропиздоны и поколотит. Возможно, Бан этого и добивается. В довершении всего, Чани как дитё малое играется с Бомгю и управляет им то вуаллируя слегка вниз, то приподнимая наверх, держа путь на полусогнутых или внезапно опускаясь на корточки. Хирург наслушался многого в свой адрес от мелочи, пока нёс его в нужное помещение, но от этого лишь подкрякивал усмешками.

В ванной комнате, Чан включает воду в душе, поставив Бомгю на плитку, тут же получая в солнечное сплетение от него резвый хук кулаком. Бан делает вид, что ему больно. Хотя, правда неприятно, хирург и подумать не мог, что у Чхве такие сильные масюсенькие кулачочки. Чани изображает, что ему безумно хуево, сгибается пополам, театрально и наигранно сползая на пол, хватается за резинку трусов Бомгю и стягивает их с него вниз. Он поднимается обратно с задорной ухмылкой, освобождая сеньориту от оставшейся одежды. Бан подталкивает его прямо под бурную струю воды, плавно держа за бёдра. Чан наблюдает как Чхве возмущенно сопит, но терпит, пока Бан его намывает, капризничает только иногда, когда тот слишком сильно трёт. Хирург выдавливает шампунь на ладони и массирует голову Бомгю. Он изображает из его волос башенку в виде иголок ёжика, получая теперь уже искреннюю улыбку от Чхве. Его губы вызывают сильное желание поцеловать, что Чан и делает, мягко касаясь их своими, завлекая в нежный и чувственный поцелуй, полный любви и обожания к нему. Желание стремительно растет, давая о себе знать, но Бан тут же одергивает себя. - Я буду ждать тебя на кухне, honey, - он ласково треплет Бомгю за подбородок, шепча в его восхитительные полуоткрытые уста. Ещё никогда и ни к кому Чан не испытывал таких чувств, как к Гю. Парнишка с картинки стал тем, кто вошёл в его жизнь навсегда. У Бана в груди подожжён фитиль бомбы любви к этому мальчишке.

Хирург выходит из душа, полотенце у него только для рук и тела по одному, для гостей не предусмотрено [у него их не бывает], так что он наспех обтирает себя тем, что поменьше, оставляя второе для Гю. Значит пойдет до кухни и дальше в чём мать родила, а там по ходу найдет что надеть. Повернувшись спиной к сеньорите, Бан слышит истеричное ржание и всплеск воды. Он сначала не понял, чем вызвано его веселье. Пены без слёз что ль Чхве с запахом клубнички наглотался?! А потом Чан бросает взгляд через свое плечо в зеркало и до него доходит. Татуировка. Та самая с бабочкой и именем Бомгю на его пояснице. Он про неё совсем забыл. - Ну а хули нет-то?, - басит Чан, отворачиваясь и краснея. Ебать, блядь, опозорился. Надо упёздывать, чтобы не задал вопросов откуда она. Бан подхватывает скинутую одежду, беря её с собой, чтобы скорей ретироваться под непрекращающийся смех с грациозным хрюканьем сеньориты. Стиралка у Чана находится на кухне, так что он запихивает туда шмотки и надевает на голое тело фартучек. Поиски другой одежды не увенчались успехом, так что выбирать не приходится. Он будет готовить именно в таком виде, раз ничего чистого более не осталось.

Пока Бомгю завершал свои банные процедуры, Чан за это время приготовил несколько самых простых сэндвичей с сыром, ветчиной, помидором и зеленью, поджарив хлеб на гриле. У него в холодильнике были яйца, так что он сообразил и омлет, и глазунью, не зная, что предпочитает Гю. Он уже намеревался даже начать делать ещё что-нибудь, пользуясь возможностью. Ему совсем не показалось странным, что Бомгю так долго отсутствует, приводя себя в порядок. Пока Чан не услышал ужасный грохот в своём кабинете. Бан испуганно кинулся туда, вооружившись шпателем и застыл в дверном проёме.

Перед его взором предстала животрепещущая картина.

Раскуроченный в ебеня глобус с алкоголем, вся навечно потерянная собранная годами коллекция алкахи визуализируется теперь из разбитых бутылок, повсюду осколки и запах коньячного этанола вперемешку с ромом. Чан стоит в оцепенении, даже не моргает, не в силах издать ни звука. Хотя хочется очень реветь как подстреленный лев. Он любил этот глобус с алкоголем, но смотря как Бомгю тянется к одному из битых стёкол, лежащих на полу, хирург наконец-то истошно орёт. - Детка, осторожней!, - Чан кидается к Гю, берёт его на руки и выносит из помещения, перенося как можно дальше с поля боя. - Ты не поранился?, - испуганно и порывисто поворачивает руки в разные стороны, беря в кольцо запястья Чхве и ставя его на пол. Слава богу, нет. Сам же начинает топотать по своей квартире, находя ведро, швабру, тряпку, веник, чтобы вернуться обратно на раскуроченное место, степенно убирая всё, вытирая насухо, подметая. Пока Бан складирует бережно осколки в ведро, он думает, нарочно ли это сделал Бомгю? Или случайно? Какого ляда вообще пошел в его кабинет? Искал выход? Хотел улизнуть или наоборот узнать Чана поближе? Очень много вопросов и так мало ответов. В любой другой ситуации, Чан бы устроил поминки по своей выпивке, цедил бы дешевый пивас, страдал и сокрушался днями_ночами, но сейчас…пустота. Его больше ужаснуло, что Чхве может причинить себе боль. Хирург стреляет заинтересованным взглядом на Гю, который стоит там сам себе довольный, пёрышки свои прилизывает, сверкает белоснежной улыбкой как яйцо Фаберже. Ах вот значит как! Ты все это специально, да? Выходит, этот узкожоп постарался со всей совестью задеть глобус. Хотя, может, просто так рад видеть Бана? Нет, 10 из 10, что первое. Что ж, Чани в следующий раз их ебли, не будет осторожно петтинговать, а сразу натянет его на свой снаряд по самые гланды. Ну, ниче, ниче, мелочь, я тя прям в твой шибко благодушный рот выебу. Чан в довершении напоследок включает робот-пылесос, чтобы доделал работу до конца.

Как только ему удается проделать сии манипуляции, убрать осколки, подхватить с собой мусор, кудрявый возвращает на место глобус и уводит за руку Гю на кухню. Ему правда пофиг на его выпивку, он больше всего испугался, что Бомгю пострадает. Бан усаживает младшего за стол, где уже стоят тарелка, приборы и дымящиеся кружки с чаем_кофе, а чуть поодаль стакан воды и обезбол.

- Хошь pancakes те испеку?, - заботливо и мило интересуется Чан, придвигая таблетки с питьем. Он кидает взгляд на свой телефон, лежащий на столе, экран которого вспыхивает от нового уведомления и забывает о своём кулинарном предложении. Бан успевает прочесть обеспокоенную смс-ку от Чхве-старшего. Хирург совершенно забыл про него, как и про то, что на фоновых обоях Чановского телефона поставлена одна из фоток Гю, которую он скачал и сохранил из его профиля инстаграма. - Позвони своему бате, Гю, а то он волнуется, - коротко говорит Бан, кидая взгляд на свою мобилу. - Пароль…., - Чан хочет сказать как разблокировать аппарат, но сообразительные пальцы Бомгю смело вводят свою дату рождения. - Ну или так, да, - как ни в чем не бывало бормочет Бан, пока Гю кликает по одному из контактов из вкладки «исходящие».

- Чан, привет! Как мой сын? С ним все в порядке?, - слышит как обеспокоенно на том проводе вопит Чхве-старший. Бан берет из конфетницы кубик цукера, запихивает себе в рот, посасывает и гыгыкает, слушая как Бомгю общается со своим папулей. Внезапно Чан лихорадочно кое-что вспоминает. В телефоне, в разделе «галерея» есть теперь куча фотографий со спящим Гю, он их нащёлкал ночью, пока тот спал. Чан судорожно подходит к малому, оказываясь рядом с ним, чтобы в любой момент выхватить свой телефон после его разговора, пока тот не увидел эти снимки. Он явно сочтет Бана ненормальным и одержимым. Хирург на панике, дребезжит как отключенная вода в кранике.

Найти инсту Чанбина - как два пальца облизать. Уже на следующий день Юна терпеливо выслушивала дифирамбы новому парню Дахен от самой Дахен, но, это ничего. К тому же, Юна больше была увлечена изучением его ленты и созданием скринов с фото, которых, к сожалению, было не много. Зато сам аккаунт открытый и на том спасибо. А вот заинтересованность подруги в подробностях того, как она добралась до дома со своим случайным провожатым – это, ммм, неловко? Признаться честно, если бы девочки не дружили с раннего детства, а познакомились бы в уже более старшем возрасте, дружба вряд ли сложилась бы. Юна и Дахен диаметрально противоположные личности, разные во внешности, стилю и по вкусовым предпочтениям. У них общего – ничего, кроме вместе прожитой жизни. Шин попыталась съехать и перевести стрелки на подругу, которая её одну у этого самого бара и бросила, однако, вышло бездарно, потому что ответить на её «Как я могла справиться с пьяными амбалами? Вот и обратила внимание Чанбина на происходящее» - звучит прям как, ну, обоснуй. Остальных девчонок в расчёт и брать не стоит, ибо они в первую очередь подруги Дахен, похожи на неё, но не на Юну. По итогу подруженька так прижала бедную Шин, что та была готова признаться в чем угодно, а не только в симпатии к Со, лишь бы та отстала. И она отстала. На какое-то время.

На неделю. Признаться, это было даже подозрительно, не покидало чувство надвигающегося пиздеца, но с чего бы? Юна никуда не лезла, занималась своими делами, играла, проводила вечера в чате с dwaekki  и помогала бабуле с заготовками. И мониторила инстаграм нового знакомого, разумеется. Новых постов к сожалению не было, но иногда он выкладывал истории, которые приходилось смотреть с фейкового аккаунта. Ну а потом, в вечер воскресенья с телефонным звонком ворвалась Дахен. Было даже страшно, но на деле она просто похвала Юну сходить вместе в зал. Остальные не подружки хоть с виду и фитоняшки, но только с виду, ибо нет такого вида спорта, где ты ешь, а потом бежишь в уборную, чтобы засунуть два пальца в рот и в прямом смысле этого слова спустить обед в унитаз. А Юна в своё время (школьное время), состояла в волейбольной команде. В официальных играх хоть и не участвовала, но заниматься ей правда нравилось. Только вот когда закончилась школа, вместе с ней сошёл на нет и волейбол. Она конечно могла найти себе место для тренировок, но мысль о знакомстве с новыми людьми, со многими новыми людьми  вводила девушку в состояние лёгкой паники. В общем и целом Дахен изъявила желание привести себя в форму, а Юна не ожидая подставы (хотя интуиция глотку срывала благим матом), согласилась. В самом же деле, Дахен всё же её подруга, а не враг. Да?

Понедельник по общепринятому стереотипу считается днём тяжёлым, но для Шин Юны. Ей не повезло с семейными обстоятельствами в период, когда она должна была поступать в ВУЗ. Она оптимистично метила в сеульский и скорее всего даже поступила бы, но смерть дедушки смешала карты и девушка решила отодвинуть учёбу. Куда важнее было поддержать бабушку, которая была убита горем, на фоне чего заметно сдала по здоровью. Юна и сама была далеко не в порядке, но смогла взять себя в руки и снять с хрупких плеч бабули большую часть дел. Отец тоже помогал, но его отпуск не мог длиться вечно. Поэтому в будни девушка не занята ничем, кроме помощи по дому и огороду. Ну а так как бабушка более или менее пришла в себя, сняла с внучки часть ответственности, хотя Юна и пыталась втихаря взять на себя больше, ба частенько её ловила и прогоняла с руганью.

Первый звоночек зазвучал, когда Юна поняла, что Дахен ведёт её в другой зал. Да, вместе они раньше не ходили, но благодаря трещетке-подружке Ю знала о её жизни столько и в таких подробностях, что иногда застрелиться казалось не таким уж и плохими решением. На логично заданный вопрос подруженька лишь хитро улыбнулась и честное слово, у Юны липкие мурашки от этой гримасы по спине побежали. В голове уже начал обрисовываться план побега, но второй звоночек, на этот раз от лифта объявил, что они наконец прибыли на нужный этаж. Девушка кидает быстрый взгляд на панель с цифрами – высоко. Может быть потому что они пришли утром, но в зале было пустынно. Показалось даже что кроме них никого и нет, но пара человек всё же отыскалась и одним из этих людей оказался Минхёк. У Юны от злости аж зубы заскрипели. Она шла сюда заниматься, а не быть третьей лишней в их бурном романе. Ну серьёзно, им будто снова по четырнадцать и Дахен снова тащит её с собой на свидание чтобы… А хер знает зачем вообще. Хёк был похож на счастливого пëселя, разве что руки Дахен не облизывал. Вот ведь дурочка, могла бы и понять что тут дело не чисто, если бы обратила большее внимание на внешний вид подруги. И нет, дело вовсе не в одежде, ибо одевается она всегда немного вульгарно… Но. Она. Накрасилась. Что ж, очевидно отвыкшая от такой херни, Юна растеряла хватку.

Несмотря на испортившееся настроение она приветствует парня подруги натянутой, но всё же вежливой улыбкой и предпочитает оставить их наедине, выбирая тренажёр подальше от воркующей парочке. В идеале подальше бы, например свалить домой, но кто ж её отпустит? Эта гарпия если вцепилась, то не отпустит. Шин располагается на бабочке и начинает выполнять подходы, вместе с тем пытаясь привести эмоции в норму. И нет, это не мешает ей материть подружку такими эпитетами, услышав которые бабуля бы щедро отлупила внученьку.

Под мысленный мерный счёт Юна начинает упражнение и включает музыку, но в ухо вставляет лишь один наушник, чтобы не быть совсем отрезанной от происходящего. Ей очень хотелось бы заткнуть и второе ухо, чтобы не слышать этот шум [Минхёк с Дахен кажется соревнуются в том, кто издаст более громкий и противный звук], но если она так сделает… Опыт подсказывает что не стоит. Имела место быть ситуация, когда к ней сзади подошли, а она ничего не слышала. В общем, когда девушка-тренер коснулась её плеча, Юнс с перепугу взвизгнула так, что её услышали наверное в соседнем районе. То было в зале куда постоянно ходила Дахен. Тут Юна, слава богам, отличиться ещё не успела. И не хотелось бы. А ещё девушка не могла не заметить, что интерьер помещение казался ей как будто бы знакомым. Странно, она тут раньше точно не бывала.

- Юночка! Иди сюда! - позвала Дахён, махая рукой.  И Юночка замерла подняв голову. «Ах вот почему…» - Мысль осеняет. Почему она сразу об этом не подумала? Это радиомолчание протяжённостью в три дня было не спроста. Тренажер-бабочка, на котором она сидела, внезапно показался спасением. Может, если она сделает вид, что не слышит… Но лексикон Дахён не содержал в себе слово «сдаваться». - Я нашла тебе тренера! - Юна почувствовала, как её лицо заливается краской, а разум наполняется новой порцией ругательств. Конечно она хотела снова увидеть Чанбина! За эту неделю он настолько влез в её жизнь, сам того не подозревая, что… Конечно она хотела встречи, но не так же! Это всё походило на какой-то фарс дешёвого ромкома. До кучи она встречается взглядом с Бином и хочет провалиться к чертовой матери. И нахрена она выбрала именно этот тренажёр? Ю попыталась слезть максимально осторожно, только запутаться в собственных ногах и рухнуть как мешок картошки для полного счастья ей не хватало.

Он первый сегодня, кто заставил Юну искренне улыбнуться, когда протянул ей руку с гантелей, которую тут же поспешил вручить чересчур счастливому братцу. Девушка даже почти смеётся, но успевает обернуть себя, когда протягивает руку для лёгкого рукопожатия. Шин старается не показывать что она в теме. Парни с которыми ей доводилось общаться, «спасибо» Дахен конечно, относились к увлечениям Юны играми и поп-культурой с надменным снисхождением. И если раньше ей было всё равно с неприятным послевкусием, то в этой ситуации с этим парнем она реально боялась облажаться. И ответить Юна не успевает, потому как ранее упомянутый Минхёк влезает в диалог. Это его «Биннисимо» бьёт по ушам, что захотелось отвесить ему подзатыльник. Ну чего вот он такой вредный и беспардонный? И влезть в разговор ему оказывается мало, видимо, потому как он подталкивает и без того смущенную Юну, которая неуклюже цепляется кроссовком за что-то, разглядывать времени как-то не было, и летит прямо на Чанбина. Она даже зажмуривает глаза, но не успевает сгруппироваться, потому что подхватывают сильные руки. Шин клянётся самой себе, когда открывает глаза, что забьёт парня своей подруги этим самым кроссовком до смерти, потому что даже ангельскому терпению есть предел.

Она видит, как шевелятся губы, но звук доносится словно она под водой и не может разобрать ни слова. Слишком близко. Слишком. Юна не готова, Юна бы уже запаниковала, если бы не была так ошарашена. Так стыдно и приятно ей не было никогда в жизни и приходится сдержать в себе стон разочарования, когда парень всё же осторожно отпускает её. Юна уже скучает по этим рукам. Дальше всё происходит как-то очень быстро и Шин ладони к лицу поднимает, прячась за ними, оставляя лишь глаза, которые увлечённо наблюдают за тем, как Хёк вот-вот останется без носа. Со стороны может показаться, что девушка шокирована, но за ладонями скрывается широкая улыбка. Хочется даже вслух подбодрить Чанбина, вы крикнув что-то вроде «тяни-тяни-тяни-тяни-тяни!», в противовес Минхековскому «больно» и «пусти», но она сдерживается, прикусив губу. Там уже подключается и Дахен, а Юна тем временем хочет сделать шаг назад, ну, чтобы быть подальше, но острая боль в ноге простреливает, заставляя девушку чуть нахмуриться. Все-таки вывих. Ей не нужен травмотолог чтобы понять, с такими травмами в прошлом она сталкивалась часто. Надо бы приложить что-то холодное чтобы не было отёка, а еще… Про чтото там ещё додумать она не успевает. Крик застревает в горле, Юна судорожно хватается за широкие плечи и хочет обернуть руки, но не может, потому что боится упасть. Ну и не хочет. Правда о том, чего бы ей хотелось или не хотелось она не может. Весь шок у неё буквально написан на лице. Шин замечает сияющую как новенькая монетка Дахен и читает по губам: - Держи лицо, Юна! – И Юна чертыхается про себя, переводя взгляд испуганных глаз на Чанбина. Он так близко, опять, у неё аж сердце пару ударов пропускает.

Со точно диагностирует повреждение, Юне же остаётся только кивнуть на предложение про фито-кафетерий, или лёд, или о чем он там ещё говорил? Она залипла на его губы, почти игнорируя слова. Опять. Зато минхëны наконец остаются где-то позади, увлечённые так и не оторванным носом парня.

В кафетерии Бин аккуратно усаживает Юну на стул и тут же пододвигает второй, чтобы устроить на нём пострадавшую ногу. Пока парень уходит за льдом, Шин распускает шнуровку и с тихим шипением снимает кроссовок с облегчением вздыхая. Вот же ж, она и не знала, что настолько потеряла форму. Чанбин возвращается быстро с пакетом, который заворачивает в полотенце. От такой заботы девушка тепло улыбается и искренне благодарит. – Спасибо тебе и прости пожалуйста, что я такая неуклюжая, - парень начинает отговариваться в духе «ничего такого», но Юна так не считает. – Нет, правда, ты уже второй раз мне помогаешь, а я… Я создаю проблемы. – Это наверное, самый огромный её комплекс. «Я создаю проблемы» - лидер чарта. Шин ненавидит это в себе, но была такой с детства. Всегда была счастлива помочь и очень расстраивалась доставляя другим людям неудобства. С возрастом это никуда не делось. Со садится на стул рядом и ей очень приятно, что он остался. Не пошёл дальше заниматься, а сидит с ней здесь, в немножко неловкой, но странно комфортной тишине.

Эта идиллия рассыпается в прах вместе с ввалившейся парочке. Хёк снова сцепился с Чанбинов, который вновь начал отчитывать непутевого брата, так что Ю воспрользоаалась моментом, пока парни были сосредоточены друг на друге. – Ан Дахен, - зовёт она подругу полным именем, обращая на себя внимание. У Юны на лице ангельская улыбка, она подзывает подругу, чтобы та подошла поближе. Не хотелось, чтобы её услышали. – Я оторву тебе нос, сучка. – Это не обещание, скорее клятва. Вкупе с этой её абсолютно доброй улыбкой становится по настоящему жутко и до Дахен доходит наконец, что она пересекла черту. Юна с удовольствием и всё с той же мило-жутковатой улыбкой наблюдает, как Ан Дахен едва ли не силой тащит Хека к выходу, нервно поглядывая на подругу. Ну наконец-то, блаженная тишина. Которую прервала Юна.

- Для меня на сегодня тренировка явно закончена, - робко говорит, надевая обратно снятую ранее обувь, но не затягивает шнурки. Лодыжка всё же немного опухла, но ничего, жить можно. Бывало и хуже. – Мне нужно добраться до дома, не подскажешь, какой здесь адрес? – Пришла то Шин на своих двоих, но вот путь обратно тем же образом уже невозможен. Боль в ноге пульсирует, красноречиво намекая что надо вызывать такси. – Ты вовсе не обязан! – Восклицает, когда Бин предлагает проводить. Жутко неловко из-за собственной беспомощности, но как же приятно, что инициатива исходит от него самого, отказываться очень не хочется. Но она должна. Но… - Спасибо… - Скорее шепчет, чем говорит, когда он помогает подняться и крепко подхватывает за талию, беря на себя немного веса Юны. Но такси они всё же вызвали, потому что пусть Юна и сдалась своим слабостям не найдя в себе сил отказать, она просто не может позволить ему тащить себя до самого дома. И нет, Юна не считает себя толстой, но так же прекрасно понимает, что далеко не невесомая.

Чанбин садится вместе с ней на заднее сидение и водитель трогается с места. События вроде и разворачивались стремительно, но по времени прошло уже больше часа и время уже близится к обеду. По пути Бин извиняется за брата, Юна в шутку сочувствует, ибо семью не выбирают, но развить эту тему ребята не успевают, всё же от зала до дома Бны не так уж и далеко, зато такси обошлось не так дорого. Со выходит первым, шустро огибая машину и подаёт руку, помогает Юне выбраться. Наступать уже в разы больнее, чем в зале. Ю не позволяет Чанбину отнять руку, сжимая ее покрепче. – Ты не можешь просто так уйти, - оповещает она искренне удивленного парня, - ты ведь ещё не обедал? Конечно не обедал, - отвечает сама на свой же вопрос и тянет Бина в сторону подъезда, - ты никуда не пойдёшь, пока я тебя не накормлю. – И такой у неё воинственный вид, будто она готова сражаться, если он вдруг попытается отказаться, - идем-идем!

нашему проекту год и по этому случаю я сделал для ребят новомодные форумные "карточки" и небольшие подарки.
любимый бостон я тоже не забыл и для наших с соигроком мистических созданий смастерил обновки.

[indent]Приёмные родители всегда держали Лина в ежовых рукавицах, прекрасно зная о том, что, если чуть ослабить поводок и дать ему свободу действий, Фрост попадёт в плохую компанию. У него это в роду. Его биологические мать с отцом происходили из очень ядовитого тёмного рода волшебников-изгнанников, истинное зло, которое могло осквернить его душу. Стоит только пустить в себя темень, и она обязательно поглотит с головой. Дурная кровь, как часто говорила про Линкольна его опекунша, когда с ним ругалась. Она получала за это полчища замороженных любимых вещей, например, фарфоровых статуэток. Фрост в возрасте десяти лет разбивал каждую, наблюдая за тем, как «мама» истошно кричит, когда очередная фигурка летела чуть ли не женщине в голову. Лина с детства опасно было злить, он никогда не умел сдерживать свои эмоции. Поэтому слова подруги о лукавстве, веселят до блеска глаз, превращая радужку из природного тёпло-орехового оттенка в небесно-голубой. Кто знает, что случилось бы с Фростом, если бы он вырос в своей родной семье. Но его безбашенность и вероломность остались при нём, так что не сильно бы маг отличался, если только был бы более бесчеловечным или вовсе.

[indent]Вопрос о Дюмаре заставляет исказить губы Линкольна в кривоватой хмылке, с явным признаком отвращения. — Зная его, он как раз-таки самовлюблённый нарцисс, который тратит на себя кучу денег и магии, — повёл кончиком носа парень, припомнив слишком активный аромат жасмина, исходящий от автора. Как в каком-то дорогущем салоне красоты. Сам колдун, конечно, явно не был законодателем моды, в его гардеробе всегда были самые обычные вещи, большая часть которых приобретённая в одном подвальном магазинчике в его с Риядом доме. — Просто секс с эмоциями явно не для меня, — размышляет над словами Мариссы и морщит лоб Фрост, припоминая свой прошлый опыт. Он был не неудачный, а скорее поучительный. Иногда его можно спутать с тем самым чувством, описанным в романтических книгах. Так произошло и с колдуном. Ему точно недостаёт самоуверенности Риссы, которая, наверное, любого мага, вампира, оборотня загонит под свой каблук. — А вот любовь с занятием любовью — да, я выбираю одну единственную и на всю жизнь, — продолжает говорить загадками Лин, вкладывая в гигантское слово «любовь» весь спектр эмоций, который можно ощущать со своим судьбоносным спутником. Для него им стал Хиро, и он благодарен фортуне, что этот ангел дал ему шанс каждый день завоёвывать его снова и снова. Ему стало интересно, испытывала ли подобное чувство хоть раз его подруга, но спрашивать об это напрямую было бы неприлично.

[indent]Фрост вообще из тех типов личностей, которые помимо воспитанности и тактичности всё-таки умеют удивлять, поэтому он лишь хитровато наблюдает за подругой, оставляя её не только в неведении о своих «криминальных» похождениях и тёмных делишках с Дюмаром, так ещё и демонстрируя развраты с едой. — Но это вкусно! Ты просто не пробовала, — дразнится Лин, поддерживая смех Мариссы. Это она ещё не видела, как он запивает томатным соком пиццу с ананасами. Нужно будет обязательно ей продемонстрировать! Интересно, как скоро станут полыхать фиолетовым пламенем её причёска от задорных хиханек да хаханек?

[indent]— Я всегда такой, меня так воспитали, — на автомате заезженной пластинкой, словно робот отвечает фотограф. В голосе Фроста слышатся нотки сожаления и грусти. Он порой задумывается о том, что ему хотелось бы что-нибудь в себе изменить, перестать вести себя, как слишком правильный парень, соблюдающий нормы приличия, но эти мысли тают как упавшая снежинка на тёплой ладони. Линкольн не пойдёт против своих принципов, он такой не потому, что такой с рождения, а из-за уважения к приёмным родителям. Ему всё ещё стыдно, что он сбежал из родного ковена с одним разгильдяем-вампиром. Своим поведением маг будто искупляет грехи и заглаживает вину. Смешно, но биологические родители не шибко уж и расстроились его исчезновению. Ну да, поискали-поискали и плюнули. Выходит, он особо им и не нужен был. — Да, я тоже хочу, — привирает Лин, пожирая жадным взглядом другой мир. Ему здесь, с одной стороны не нравится, а с другой — нравится. Фрост даже пару-тройку раз, пока Марисса не видела, сфотографировал местность, сомневаясь, что она проявится на плёнке. Всё-таки в этом месте преобладают тёмные силы, и вряд ли они не защитились от любых вторжений в их жизнь.

[indent]— Рисса, в этом нет ничего плохого, — внимательно слушает рассказ Лин, прекрасно понимая как побег подруги, так и её поступок, — ты всё сделала правильно, — он аккуратно укладывает ладони на плечи Мариссы, ободряюще поглаживая, делясь с ней своей энергией, прогоняя все печальные мысли из головы девушки вкупе с воспоминаниями. Для друзей-волшебников всегда важна тактильность, а этот жест подавно расценивается как огромное доверие. Фрост никогда бы так не поступил с кем-нибудь чужим. — Раз мы с тобой так хорошо бегаем, может, нам поучаствовать в Бостонском марафоне?, — разбавляет обстановку Лин, сворачивая тему прошлого на другую увеселительную дорожку. — Только не надевай свою супер-высоченную платформу, я за тобой тогда не угонюсь, — подшучивает над Риссой Фрост. Ему почему-то кажется, что даже на таких шпильках подругу не догнать, она будет резва и быстра как ветер. Её скорости можно только позавидовать.

[indent]Только после некоторого времени и разъяснений продавца, а ещё шуток подруги, Лин понимает, что они оказались в, так сказать, магазине для взрослых. Ему становится стыдно как от того, на что именно показывает Рисса, так и от всей ситуации в принципе. Штучки-дрючки непонятны, особенно неизвестно в каких местах они побывали, поэтому трогать их колдун не собирается. Маг прячет взгляд, краснеет, что-то мямлит про себя и хочет, чтобы поскорее этот позор закончился. Поэтому волшебник соглашается и на поводок, и на плеть в подарок, и даже на членскую карточку для скидки, лишь бы свалить поскорей отсюда, не провалившись под землю, прямо в ад. Там, наверное, очень жарко, а Фрост жару и духоту не любит. Внезапно на ум приходит одна идея. Раз уж они оказались тут, то…

[indent]— У меня ещё один вопрос. Чисто гипотетически, — Лин рандомно указывает продавцу в какой именно пакет ему упаковать все покупки с собой, быстро расплачиваясь карточкой и стараясь не смотреть никому в глаза. Не хватало ещё быть бесчисленный раз осмеянным за свою неопытность в подобных делах. — Если бы я хотел проклясть, скажем, какого-нибудь кумихо, то куда бы для этого мне пришлось пойти?, — с самым серьёзным видом Фрост наконец-то поднимает свой взор и внимательно смотрит на продавца, у которого от подобного выпада сего фотографа аж отвисла челюсть. — Знаю, что есть такое мучительно преследующее заклинание для обезображивания лица в особый момент страданий по тому, кого он любит. Но, боюсь, что у меня не достаёт нужных ингредиентов. Я нашёл почти всё, но лотошинку, ромуху и анфенладу можно приобрести только здесь, как крамолу, — тараторит Лин, замечая, как и Рисса не сводит с него удивлённого, но в то же время заинтересованного взгляда. — Ну и вообще, может, там мрачная ягода и пещерный гриб по акции будут, — заканчивает свой диалог Фрост, густо покраснев. Продавец беззвучно исчезает и Лин уже было хочет утянуть подругу за собой, чтобы позорно удалиться. Ему ещё на её вопросы отвечать. Зря он это затеял. Но дядечка возвращается обратно, протягивая визитку нужного места, с написанным каллиграфическом почерком адресом. Маг коротко его благодарит, берёт под руку Мариссу и покидает сие злачное заведение.

[indent]— Ладно-ладно, я скажу, — оказавшись на улице, Лин на секунду останавливается, переводя дыхание, потому что они буквально выбегали из «секс-шопа», чтобы остаться незамеченными, хотя всем вокруг и было глубоко по бую. — Ты ведь знаешь моего друга Ноэля, ну так вот, у него появился парень. Хотя по возрасту он не парень, а, скорее, дед. И я ему не доверяю, — бурчит себе под нос Фрост, поглядывая виновато на Риссу, потому что она-то его знает, как милого-доброго парня, который вряд ли способен на нечто подобное. — Да, он вообще его не достоин!, — возмущенно рычит Лин, всё ещё не понимая, почему Грейвс собственно связался с этим папиком старше его в два раза. Пусть и себе подобным. — Я не сделаю ничего плохого, просто чуточку его прокляну, — невозмутимо почёсывает свой подбородок Лин, вытягивая вперёд шею, — Это просто забота о моём друге, — подыскивает нужное объяснение Фрост, — Если этот дед его не дай Бог обидит, получит напоследок сюрприз. Почти как в кафешке для постоянных клиентов. Шестая чашка в подарок, — Лин честно не считал сколько встреч было у Грейвса с этим старпёром. Их, кстати, было пять. Это те, о которых колдун знает. Так совпало. В этом нет ничего предосудительного, правда ведь? — Марси, ты на кого-нибудь наводила порчу? Был в этом опыт?, — с любопытством интересуется Фрост, пока они идут в сторону нужного заведения.