[html]<!--HTML-->
<link href="https://fonts.googleapis.com/css?family=Playfair+Display:400,900|Lato:100|Cousine" rel="stylesheet"><style>#sound {width: 550px; background-color: transparent; position: relative;}
.silence {width: 550px; background-color: transparent; position: relative; height: 100px; overflow: hidden;}
@-moz-keyframes ontheblinkk {18%, 29%, 35%, 37%, 43% {color: transparent; text-shadow: none;} 16%, 28%, 30%, 34%, 36%, 38% {color: #030303; text-shadow: 0 0 5px #030303, 0 0 10px #5a8dd2, 0 0 15px #4375cd;}}
@-webkit-keyframes ontheblinkk {18%, 29%, 35%, 37%, 43% {color: transparent; text-shadow: none;} 16%, 28%, 30%, 34%, 36%, 38% {color: #030303; text-shadow: 0 0 5px #030303, 0 0 10px #5a8dd2, 0 0 15px #4375cd;}}
@-moz-keyframes ontheblink {21%, 39%, 45%, 47%, 53% {color: transparent; text-shadow: none;} 26%, 38%, 40%, 44%, 46%, 48% {color: #030303; text-shadow: 0 0 5px #030303, 0 0 10px #5a8dd2, 0 0 15px #4375cd;}}
@-webkit-keyframes ontheblink {21%, 39%, 45%, 47%, 53% {color: transparent; text-shadow: none;} 26%, 38%, 40%, 44%, 46%, 48% {color: #030303; text-shadow: 0 0 5px #030303, 0 0 10px #5a8dd2, 0 0 15px #4375cd;}}
.soslyr {color: #030303; text-shadow: 0 0 5px #030303, 0 0 10px #5a8dd2, 0 0 15px #4375cd; font: 100px Playfair Display; letter-spacing: -5px; text-align: center;}
.out {-moz-animation: ontheblink 10s infinite; -ms-animation: ontheblink 10s infinite; -webkit-animation: ontheblink 10s infinite;}
.out2 {-moz-animation: ontheblinkk 10s infinite; -ms-animation: ontheblinkk 10s infinite; -webkit-animation: ontheblinkk 10s infinite;}
.soslyr2 {padding: 10px; text-align: right; font: 8px cousine; color: #030303; text-transform: uppercase;}
.soslyr3 {color: #030303; font: 8px cousine; text-transform: uppercase; text-align: left; padding: 30px 0px 0px 40px; margin-bottom: -25px;}
.soslyr3:after {content: ""; display: inline-block; vertical-align: middle; margin-left: 20px; height: 1px; background-color: #030303; width: 220px;}
.soslyr4 {color: #616161; font: 20px lato; font-weight: 100; text-transform: uppercase; text-align: center; margin-top: -15px; padding: 0px 0px 30px 0px; letter-spacing: 30px; margin-left: 35px;}
</style><center><div id="sound"><div class="soslyr3">we light it up, we won’t come down // this is</div>
<div class="soslyr">T<span class="out">H</span>E SH<span class="out2">O</span>W</div><div class="soslyr4">greatest</div></div></div><div style="width: 550px; font-family: arial; text-align: right; text-transform: uppercase; font-size: 7px;"></div></center>
[/html]

[indent]Забудь его. Иди дальше. Не влюбляйся, Элиас, потом по кускам себя собирать будешь. Слабо и безучастно наставляет тебя одна сторона твоей потерянной души, что привыкла к разочарованиям в жизни. И ты собираешь. Каждый день. Складываешь себя по крупицам, склеиваешь их слепой надеждой, и удерживаешь под рёбрами, плотно зажимая ладонью. Всё равно болит. Выгоняешь пустоту вместе с табачным дымом, выкуриваешь, выдыхаешь каплю за каплей. Запястья от морозов почти синие, выцветшие, будто вместо крови по жилам мазут течёт. Ведь другая сторона, сильнее, ещё не теряет надежды на то, что ты и Оззи будете вместе. Не так, как раньше, на одну ночь или пару часов, а навсегда. Ради него расшибёшься лепёшку и достанешь луну с неба. Ты искренне веришь, что оставленные по всему городу две параллельные прямые когда-нибудь пересекутся, слившись в одну общую точку. Геометрически невозможно? Ты это опровергнешь. У тебя есть доказательства и факты, твой отец-адвокат учил тебя обрастать уликами, как мхом в лесной чаще. Кора дерева с вашими инициалами, твой дневник, исписанный аккуратным, мать его, каллиграфическим почерком и другие меченые места, где побывала твоя и его задницы, пока Брейден пристраивался сзади, — тому подтверждение. Твоя пятая точка вырисовывала размашистую подпись, выписывая и не забывая каждую закорючку фамилии Освальда, пока он вдалбливал в тебя своё имя, второе имя от отца и чьего-то сына, прозвище и даже ставшую в итоге кличку, коей ты его нарёк. Запомни, Элиас, только Освальд [выщербляется глубже], только Эйбель [зазубривается дальше], только Брейден [вколачивается и дробит решетом твою судьбу], только Оззи [запаивается шипящим паром под пресс], только малыш [монограммой вместо зашифрованного послания]. Так сильно рвёт застывший крик плёнку черепной коробки, что ты чувствуешь как каждая буква врезается вензелем, отголоском эха с его саркастичным смехом бьёт по вискам. Твоё тело — это высотка, с открытыми зеркальными окнами, в каждом из них, в помноженных отражениях, живёт твой Оззи. Он вогнал себя в тебя до такой запредельной тотальной степени, что даже гибель и вечный покой не смогут изгнать его из твоего организма. Освальд облюбовал каждую стенку внутри, тщательно смазав собой, как нерушимой замазкой из бетона и не одним слоем. Непробиваемый — одна характеристика, одно слово, которым можно описать твоего мальчика. Никакой экзорцист не спасёт твою проданную только Брейдену душу. Заключил сделку с дьяволом, на абсолютно бесплатной основе, позволив ему разместится в твоей кровеносной обители. Ты всегда знал, что односторонняя связь не принесёт ничего иного, кроме неприятностей. Но даже представить не мог, что находиться долю секунды без малыша будет после последней вашей встречи настолько тяжело. Ты признался, что любишь его, хоть он это и не слышал. Думал, что так всё и закончилось. Короткая встреча на один раз. Ни к чему не обязывающая. Вернее не так — надеялся до последнего. Что тебя после не будут съедать проклятые воспоминания о нём. Что спокойно будешь спать по ночам, не срываясь больше в холодном поту с его именем «Освальд», «Оз», «Оззи», «Брейден», «Малыш» на губах серной кислотой, растекающейся по венам. Что рассеются воспоминания о том случае, когда тебя выставили за порог, как беспризорника. Это ведь так легко — закрыть глаза и сделать вид, изобразить, обрисовать, представить, что ничего вовсе и не было. Ни грязных обвинений, ни косых взглядов, ни разломленной пополам души. Проще сдохнуть, чем забыть такое. Ты сам этого хотел. Как же смешно это звучит, когда ты не отыскал выход из колеистого лабиринта своих чувств, потерял себя. Дорога твоих мыслей выстелена скалистыми камнями, рыхлыми выбоинами, бешеными колкими срывами, но нигде нет места для кого-то нового. Всюду мерещится лишь он. Это всегда будет только он. Тебе кажется, что каждый, кто посмотрит на тебя, увидит в твоих глазах сияние его имени. Ты просыпаешься с каменным обременительным гнётом отчаяния в груди, душащим до последнего вздоха бетонной плитой, и теряешься, смываясь в чадных мыслях. Обжигаешься хлёстким пламенем любви, выжирающей душу, и прячешься в путанном коконе одиночества. Так угнетает бродить в пьяном {уже обычное состояние вместе с любовью} бреду по улицам, улавливая невидимой нитью родственную душу, которая считает тебя пустым местом — [наверное, он просто только что прошёл, и вы разминулись]. Ты захлёбываешься беспросветной тоской, коротаешь дни в глухом одиночестве, отталкиваешь друзей и близких, и грезишь о смерти, как о спасении. Это предчувствие, что тебе недолго осталось до своего самоистязания и саморазрушения: пульсирующее в груди сердце ускорялось в треволнении всё больше, а смоляно-черная кровь, растекающаяся по жилам, разъедала кислотой каждую клеточку твоей сущности. Казалось, что в тебе не осталось живого места, и со временем ты перестал ощущать себя. Только приближающийся конец. Или…перерождение?

[indent]С чистого листа не начать, если вместо жирной точки в конце оставляешь грязное пятно. Промозглый до самых костей ветер ударяет тебя по лицу сочной пощечиной, отрезвляет, словно пытается достучаться до тебя «что ты делаешь Элиас? ты ведь не такой!», но безуспешно, механизм запущен, а ты не умеешь отступать, привык идти до конца. Даже если запнулся, оступился, гордо встанешь, вскинешь голову и пойдёшь дальше. Сегодня ты споткнулся [на самом деле буквально распластался на рубиновом дэнди] о мистера Хемлиша, не бросил и не оставил лежать в гордом одиночестве, а взял его за руку и повёл за собой. Расцениваешь вашу встречу, как взаимовыручку. В жизни каждого наступает тот пиковый момент, когда надо. Просто надо. Без слов, без вопросов, без лишней лирики и желательно отсутствия понимающих въедливых, проникающих под кожу в самую суть, глаз. Ты поступаешь как раньше, когда тебе было плохо — берёшь первого встречного, который после парочки бокалов очень даже не против. Тебе нужна своя медитация, мантра под названием «аде шакти», чтобы снять напряжение. Обычный животный допинг, по которому ты так соскучился. Айзек становится твоим анаболитиком от всех проблем. За последний год главным спонсором твоего персонального прогноза погоды с долгоиграющей засухой стали твои руки. Левая и правая, одновременно и вместе. Амбидекстр до самого, прости господи, конца. Ты упиваешься своим жалким существованием, коротая дни в стеклянном футляре из боли и отчаяния, перестаёшь замечать людей, но мимо желанного объекта, по сосудам которого струится бурное судьбоносное течение, пройти не можешь. Обида гложет и желание почувствовать себя желанным давит прямо в самом низу живота. От тебя отвернулся твой любимый человек, который не знает об этом. Вслух ты ему не говорил, по крайней мере на прямую, впиваясь прямо в глаза, стремясь поделиться кусочком души. В отличие от Айзека. Ты хочешь видеть его лицо, смотришь на него, изучаешь и запоминаешь каждую впадину. Берёшь себя на слабо, потому что всегда трудно было встречаться с чьим-то взглядом. Но в Айзеке есть вспышка опасных огоньков, которые привлекают тебя тем, что ты итак хотел подпалить себе свои девственные неизменные плоскости — выпустить беса под маской невинности и скромности. Ты сравниваешь его с Оззи, всегда это делал со всеми, кто у тебя был и не был, в любом случае они всегда соскакивали. Мнимые мистеры «скоки». У Иззи отсутствует след шрама на скуле, который есть у твоего малыша от одной из ваших бурных пререканий в родительской спальне. Сначала оцениваешь его внешне, поверхностно, затем внутренне, глубже. Тебе слегка кажется, что из него вышел бы отличный танцор на твоих коленях. Ты предвкушаешь, как он заполнит всего тебя, как будешь привыкать к чему-то новому, незнакомому и постороннему. Знаешь, кто именно из твоих друзей тебя осудит [не скажешь], знаешь, кто уже в курсе, благодаря своим паранормальным способностям, что сейчас ты делаешь. Но никто не остановит тебя от совершающегося безумия. Тебе приятно. Даже больше. Тебе ирреально. Ты даже не уверен, что это происходит на самом деле, может это твоя личная фантазия? Только даже в этом видении всё равно вместо того, кто на самом деле должен быть перед тобой — представлен мистер Хемлиш. Наверное, в твоём организме недостаточно алкоголя и пудры кокса, смешанном с остатками косяка и пилюль для повышения курьёзности. Зато уста мистера Хемлиша возвращают тебя на круги своя. Они настолько идеальной пропорции и формы, что хочется выписать штраф за одно только это, арестовать и заключить в темницу, что вышел своим данными, дарованными ему по наследству, за рамки дозволенного. Айзек как контрафактная вещь, как конспираторский товар, захваченный контрабандой из одного лишь тебя, он достался тебе нелегально. Так и есть, ведь ты обманул систему, чтобы захомутать себе такого мужчину хотя бы на одну ночь. Поправка. На одну безукоризненную ночь. Уверен, что с ним даже утро и день проходят по высшему пилотажу. Если ты и будешь его попрекать, то только в том, что он не встретился на твоём пути раньше. Например, вчера. Но на самом деле, когда ты протрезвеешь, то повесишь на него всех собак и свалишь вину, потому что он в итоге возник в твоего поле зрения и стал твоей смертельной инъекцией. Ты знаешь, что потом займёшься самоедством и уничтожишь себя за проделанное. И будешь прав. Ведь ты пал так низко, в уныние — валяешься в ногах у отмщения. Двойной грех, не находишь? Каково же твоё последнее желание, Элиас? Oswald ...

▬▬ now if i keep my eyes closed he looks just like you ▬▬
b u t  y o u ' v e  b e e n  r e p l a c e d — — — — — //
— — — — — // — i'm face to face with someone new
tell me where i went wrong?

[indent]... Всегда он. Ты считал лучшей кончиной, думая, представляя, что погибаешь вместе с ним, вновь и вновь, забирая с собой с последним дыханием, разбиваясь на сотни осколков, чтобы отражаться в них. Как в последний раз, словно навсегда прощаетесь, вбирая друг от друга как можно больше. Если бы можно было общаться на твоём языке, который лично придумал наедине со своими кошмарами, то кроме слогов из псевдонима, его имени и фамилии, не было бы абсолютно ничего.

[indent]Ты слышишь как чужой голос присуждает и присваивает тебе титул «малыш», что тут же экслибрисом оседает в твоём подсознании и тебя это, как не странно, заводит ещё больше. Хочешь изгваздать ваше пребывание своей аморальной улыбкой, тут же самодовольно пуская её в ход. Пусть этот вечер станет только вашим, сумерки, которые всё изменят, особенно вас обоих. Совсем скоро вы станете чужими на расстоянии короткого вздоха, одинокими за считанные сантиметры несказанных слов. Но пока что вы зависимы без прикосновений друг друга. Эта ночь бесконечно прекрасна, от того, что чувствуешь себя необходимым и нужным. Не просто кому-то, а мистеру Хемлишу. Он словно как еврейский барон гей-Иисус из своей синагоги снизошёл до тебя. Ты даже готов стать его малышом [проговариваешь про себя, призывая Освальда], так же громко кричать, капризничать, ершиться, а главное ярко выражать свои основные рефлексы – сосательный, глотательный и хватательный. Интересно, Айзек понял этот твой финт, который проделал с его пальцами? Отчасти для того, чтобы продемонстрировать наглядно насколько трепещешь в предвкушении овладеть им, но ещё показать и подготовить, намекая, куда после хочешь их пригласить на личную петицию. В себя. Ты желаешь сделать это грязно, без специальных добавок и вязких веществ, дабы уменьшить возможность трения. Лишь естественный натуральный компонент, что служит биологической средой в ваших телах из ферментов, элементов и соединений. Обнажённые участки тела Иззи так и манят тебя, у него превосходные пропорции как сверху, так и снизу, как ты уже успел заметить и более того, но распробовать. Хочется вгрызаться дальше, глубже, чтобы оторвать от такой сливочной кожи кусочек. Ты едва сдерживаешь свои рвущиеся грубые порывы, которые применяешь обычно с одним единственным. Позволяешь себе лишь секундное забытие, пока кидаешь, швыряешь и буквально вытираешь им стенки и капот его автомобиля. Грубая сила, которую нужно в себе подавить. Здесь приходится менять тактику, иначе увлечёшься и упадёшь в новый омут. Не каждый раз настолько сильно везёт с молодыми людьми, которыми не так просто насытиться. Айзек принадлежит именно к той категории парней, с которыми хочется перейти на вторую, третью и какие там ещё существуют фазы? Хотя, скорее всего, тебя впервые заинтересовал ещё кто-то помимо не_твоего Оззи. И главное, что ты уловил ответный сигнал к действию, причём весьма поразительный и активный. Мучаешь себя_его, прячешь стравленную и потасканную усмешку, когда еврейский мальчик недовольно срывается, словно выпрашивает у тебя новую дозу наркотиков. А вдруг у тебя есть ещё? Но ты припас кое-что похуже – себя. Потому что в отличие от ступора и апатии к боли, одурманишь, но заставишь чувствовать каждое мгновение, проведённое с тобой. Шутка про благопристойность прорывает тебя на гортанный нецензурный хохот. Разве благами намерениями не вымощена прямая дорога в ад? Так вот, добро пожаловать! Для тебя он только что состоялся, когда ты завороженно наблюдал ещё стоя в стороне, направив оружие, за тем, как Айзек ласкает сам себя по твоему приказу. На самом деле, любовался и запоминал каждое его движение, чтобы повторить потом и усовершенствовать так, как ему хочется, и ни в чем не встречать сопротивления. Наверное, это ненормально, но тебя до умопомешательства заводит, насколько профессионально он сам себе мастурбирует. Ты бы пошутил «снимите номер» ему и его руке, но не станешь, потому что это зрелище настолько впечатляет, что смело можно сказать, что этот Иисус импульсивно и отрывисто дрочит, истязая себя [судя по его хамским взглядам - не пропустил ни один]. Твоей выдержке и терпению можно было только позавидовать {до определённого момента}, а мистер Хемлиш ещё будто издевался, делая всё слишком чинно и медленно, заставляя тебя с каждым движением хотеть получить желаемое ещё больше. Он, видимо, самоубийца, раз не торопился удовлетворить самого себя или возможно требовал, чтобы посуетился сам лично ты? Поэтому не выдержал. Поэтому не мог больше ждать. Поэтому набросился на него, не дожидаясь развязки и окончания, чтобы собрать с его брюк, вычистить всё без следов. Комплимент твоему рту заставляет тебя испытать очередное желание оказаться везде, а не только внизу, где ты сейчас находишься. Айзек пел бы дифирамбы, путаясь в твоих многочисленных устах по всему твоему телу, пока бы доводил его до летательного восторга. Жалеешь, что у человека лишь только они одни. Тебе хочется раздирать зубами шею мистера Хемлиша, до синяков сдавливать плечи, задыхаться от возбуждения, покусывая напряженные рельефные линии, ловить каждый вздох.

[indent]Слышишь, что он на подходе и издеваешься, шельмовато предвкушая маленькую шалость. Какой этот заморский парень послушный неженка. Не всё так просто, до финиша ещё ждёт препятствие — контролировать и держать рубинового мальчика на грани, не давая ему дойти до финала. Кажется, что даже молния его безумно жутко узких брюк расстёгнута не до конца, ты отвлекаешься, замираешь и выпускаешь из своих губ его достоинство, чтобы устроить пушку прямо на поверхности тачки, рядом с Айзеком, потому что тебе нужны обе твои руки. Одной тебе не достаточно. К тому же ты всё же хочешь, чтобы ему было удобнее и этот мальчик на одну ночь не долго испытывал дискомфорт. Он вплетает свои пальцы в твои волосы и стонешь от удовольствия, потому что так любишь, когда играют с твоими прядями. Ты буквально пошатываешься от перманентного возбуждения, спуская его ещё ниже к себе. Сжимаешь, его пульсирующую плоть ладонью и смотришь прямо визави, прибегая к ручному насилию. Грубо. Левой. Толчок. Точка. Тире. Пауза. Перехват. Правой. Легато. Точка. Тире. Стаккато. И снова; пока не наступает апогей, пока не напрягаются все сосуды, не застывает дыхание в легких – одно бесконечное мгновение. — Хочу, чтобы ты выебал меня в рот до самого конца, сладкий, — твои пальцы устраиваются прямо на грудной клетке Айзека, выкручивая оголённые ореолы сосков. Прижимаешься вновь губами к головке, позволяя его хозяйству скользнуть прямо в своё мудаковатое горло. Ты остервенело заглатываешь его, методично и самозабвенно разрешая вколачиваться, засаживаться сразу в гортань, стискивая стенками кожу, и рухни сейчас этот гребанный мир, тебе будет похуй! Задеваешь его намеренно, чтобы он довершил своё предложение, начинающееся с «сейчас» на «уже». Незамедлительная реакция тут же выплёскивается долгожданной наградой, даруя тебе, даруя вам обоим снисхождение. Ты не торопишься оставлять его, лаская естество безобразно медленно и бесстыдно нежно. Неторопливо облизываешь языком со всех сторон, собирая всё до последней капли. Только после тщательного осушения волшебного напитка, подтягиваешься к губам Иззи в полный рост и бросаешься в болезненный, истомный поцелуй, как ныряешь с пирса в ледяное озеро. — Какой качественный деликатес. Ставлю вам три звезды ми…член, — шепчешь ему широким мазком проходясь языком по губам, пожирая, заглушая вдох. Лучшая оценка по шкале мишлен, хоть ты и переврал его название, но так ведь звучит правдоподобнее, правда? Ты царапаешь острой кромкой зубов, прикусывая уста, а твои ладони нащупывают его пальцы, приподнимая вслед за собой с капота, не разрывая при этом контакта. На этом останавливаться не намерен, но время растрачивать на поиски какой-либо ещё прерогативы нет сил и желания задавать излишние вопросы. — Кстати, док, у тебя все руки в мозолях. А я знаю парочку верных средств, — твои зрачки дичают, а тепло, исходящее от тела, распространяется вверх от единственной касательной. Ты выбиваешь себе путь коленом к внутренней стороны бедра мистера Хемлиша, принуждая расставить ноги шире, потираясь им о него. Пусть он досконально знает о твоём стояке, желании и намерение к большему. Притягиваешь левую руку рубинового мальчика, с обручальным кольцом к своим устам. Ты также просто, как и ранее, смазываешь сразу три [в.ну.три] пальца собой с его остаточным вкусом. Тебе не нужен ствол, чтобы его заставить растянуть тебя. Ты просто руководствуешься опытом и надеешься, что Айзек выпишет свой препарат, поставив свечи как излечение. А чтобы подсластить пилюлю, прижимаешься всем телом, жадно сжимая своими пальцами ягодицы Иззи, облапывая их неотёсанно и сминая. —  Почему бы тебе не отодрать меня прямо на этой машине? А то я кончу от одного твоего взгляда!, — сдавленно рычишь сквозь зубы. Тебя захлёстывает слепая ярость желания, молишься, чтобы Иззи выбил из тебя того, кто ещё недавно был внутри. Может, это поможет, забыть?! Ты впиваешься в такую манящую шею зубами. Зло и больно. Как хищник, что хочет перегрызть или даже сломать ее, чувствуя нижней губой пульсацию крови в вене, едва сдерживаясь от запаха разгоряченного тела, лишь бы не задохнуться. Как какой-то вампир, не сдерживаясь. Если бы ты им действительно был, то с уверенностью мог ответить на вопрос «какая она на вкус?» — цвета страсти.