С каждой минутой я все больше понимала, как сильно скучала по брату. Пускай раньше у нас и не было общение таким уж частым, но мы всегда были друг у друга и оказывали не только поддержку, но и приходили на помощь, если возникала такая необходимость. Даже несмотря на все те сложности, что возникали в наших жизнях и день за днем разбавлялись новой порцией боли и отчаяния – мы продолжали держаться вместе, принимая новые удары. За последний же год между нами образовалась огромная пропасть, которую не помогал уменьшить даже племянник, за которым мы должны были присматривать вместе, но вместо этого вели себя в какой-то мере безответственно, передавая мальчишку из рук в руки. Конечно нам было очень сложно справиться с потерей [до сих пор не вышло], но за всеми этими событиями мы стали в какой-то забывать одну важную деталь: мы – семья. Пошли по пути наименьшего сопротивления, переживая в одиночку то, что потихоньку уничтожает нас двоих изнутри и вскрывает раны, которые только начали затягиваться. Это неправильно. Но что мы могли сделать? Даже эта встреча не была запланирована и постепенно открывала не лучшие стороны жизни перед друг другом [и это еще не предел], но я все равно начинала мысленно благодарить судьбу или стечение обстоятельств за то, что мы наконец смогли оказаться вместе и не только поговорить, но и пошутить. А еще начинали строить грандиозные и безумные планы на ближайшее будущее. Словно вернулись в прошлое, где все было хорошо.
- Это гениально! Так и сделаем, - расплылась в улыбке, взглянув на брата, - А если потом попытаются предъявить нам претензии, то скажем, что не причем. Они ведь взрослые люди и должны были понимать, что ничего бесплатного не бывает, - пожала плечами и усмехнулась. Все же правильно говорится, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Если же взглянуть на это выражение с другой стороны и продолжить размышлять на эту тему, то становится ясно, что за вкусную приманку мышка тоже вносит плату, отдавая свою жизнь. Так что даже здесь все не так просто. В нынешнем мире все имеет свою цену и ни одному человеку не удастся обойти это правило. Даже в том случае, если все получит на блюдечке с голубой каемочкой, то в скором времени придет пора платить по счетам и бедному счастливцу придется не сладко. Таков этот жестокий мир, пускай мне и большинству населения это слишком сложно принять.
- Обещаю, что не разочарую тебя! А насчет оформления на чужие имена – я полностью согласна. Нам ведь не нужно привлекать лишнее внимание к своим персонам, - что в нашем маленьком городке сделать весьма проблематично, - И клан Сопрано – идеально подойдет. Я только за, - всецело поддержала идею брата, которая пускай и казалась безумной, но в стенах этого дома и нашей беседе имела право на жизнь. В реальности мы никогда [никогда не говори никогда – тоже стоит помнить] не примерим на себя эти роли, пускай даже ради владения подобным бизнесом, но в наших фантазиях это более, чем возможно. Нам никто не сможет запретить помечтать. Можно сказать, что нам это просто жизненно необходимо, чтобы отвлечься от насущных дел, которые буквально давили все сильнее с каждой минутой.
- Не, ну а почему бы и нет? Мы же не ясновидящие или телепаты, чтобы понять чего он хочет, - иронично, что в наше время похоже имеются и те, и другие [не у одной меня ведь странности начались], - Вот и интерпретировали бы это по-своему. А, и потом забрали бы жалобную книгу или всячески убеждали, что главный врач в отпуске, чтобы наш пациент не решился рассказать каким было его лечение, - не могла не рассмеяться, представив как бы это все выглядело. Подсознание продолжало вырисовывать живописные картины того, как бы разворачивались подобные события. Как мы бы бегали за пациентом или попытались сковать его движения смирительной рубашкой [кажется, что в прошлом мы уже собирались такое провернуть с бедным Патриком], а он кричал, что нам нужно держаться подальше не только от него, но и от медицины в целом. Либо же ему бы понравилось и на следующий день Элиаса и меня ждали бы пакетики с благодарностью за оказанные услуги. Вот только благодарность была лишь в мечтах, а в реальности нас ждали совершенно иные пакетики и человек, который так или иначе уже успел повлиять на нас.
Для меня все это было сложно не только в том плане, что неправильно с моральной точки зрения использовать все возможные средства во время допроса далеко не самого добропорядочного жителя Лейкбери. Скорее я просто не могла совладать с собой и держать эмоции под контролем, словно я само спокойствие и ни одно словно или действие не ранило меня с каждой секундой все сильнее. Пожалуй, даже все те ночные кошмары, которые стали мучить меня через несколько дней после загадочного возвращения, травмированные конечности и шрам на руке, который порой начинал побаливать, не могли сравниться с тем, что испытывала в эту секунду. Страх и физическая боль тоже играли огромное знание в моей жизни, доставляя множество проблем, но они не могли сравниться с моральной болью, которая была всегда рядом на протяжении года. Именно столько Эсме не было с нами, но вся эта заварушка с жестокими боссами, дилер и поведение брата, чтобы пустить пыль ему в глаза – все это слишком сильно напоминало прошлое, о котором невозможно забыть и которое всегда будет рядом, медленно уничтожая. Вот только в виду последних событий, похоже, что оно будет это делать на пару с настоящим.
Элиас даже не представлял насколько был прав насчет отправки своих людей и сегодняшний вечер был тому доказательством. Дилер ведь тоже работает на боссов, но это не помешало им устроить проверку и отправить меня на это задание. Правда с каждой минутой, что я находилась здесь и все больше погружалась в происходящее, затягивая петлю не только на своей шее, но и на брата, - все больше начинала понимать, что возможно проверка у боссов была для нас двоих. Для дилера, который действительно вел двойную игру и серьезно влип, и для меня в том плане, что нужно проверить насколько далеко могу зайти. И ведь это было действительно так: я начинала врать, идти на тактильный контакт с дилером, чтобы еще больше войти в доверие. Да что там – я даже умудрилась втянуть в это Элиаса, продолжая держать от него втайне большую часть правды! Для его же блага.
В дело вновь вмешался брат и сумел получить имя третьего человека, что не могло не радовать. Я и подумать не могла, что им может оказаться девушка, но смекалка Элиаса вместе с детективным чутьем [а что это, если не оно?] сумели помочь получить нам то, что нужно. Но все ли и дальше будет так просто? Хотелось бы знать ответ на этот вопрос, чтобы сохранять спокойствие, а не накручивать себя еще сильнее. Вот только сложно это предугадать и все покажет время. Точно так же, как и чем закончится этот вечер для меня и брата, потому как всплыло слишком много правды и теперь уже сложно будет продолжать вести себя, словно ничего не случилось. Рано или поздно вопросы начнут сыпаться с обеих сторон – это факт, но я не теряла надежду, что этого не произойдет в ближайшее время.
За всеми этими размышлениями я буквально выпала из реальности и только когда мой взгляд наткнулся на кирпич в руках Эли, которым он нанес удар дилеру – вернулась обратно и стала осознавать, что только что произошло. В какой-то степени я даже готова была вздохнуть с облегчением, увидев парня в отключке [пускай и понимала, что буду ненавидеть себя за подобные мысли], ведь таким образом риск, что он раскроет еще парочку серьезных тайн был сведен к минимуму. Зато другое меня пугало до невозможности: брат снова вышел из себя. Это наталкивало на нехорошие мысли, но я всячески старалась от них отмахнуться и повторяла про себя, что за год с нами обоими произошли перемены. Тем не менее, я все равно продолжала волноваться за самого близкого для меня человека.
- Это была вынужденная мера, я понимаю, - выдержала небольшую паузу, - но в следующий раз нужно постараться обойтись без применения физической силы, а то боюсь, что у дилера будут серьезные повреждения, - постаралась произнести как можно спокойнее и взглянула Элиасу в глаза. Я хотела бы помочь со всем, что происходит в жизни брата, но не знала как правильно это сделать [после допроса мы оба разбиты и мысли путаются] и надеялась, что он сам сможет поделиться со мной своими переживаниями. Потому что, чтобы ни происходило в наших жизнях – я не переставала волноваться за Эли. А еще продолжала вздрагивать, когда вопросы касались меня и не могла на них ответить честно.
- Не нужно ехать к врачу, - выпалила, потому как похоже в этот момент мозг с языком перестали взаимодействовать друг с другом, но кажется все еще можно исправить, - В том смысле, что у нас тут дилер в бессознательном состоянии и мы не можем его оставить одного. Кроме этого с недавних пор я стала побаиваться докторов, - на мгновение замолчала, - После возвращения нас осматривали слишком часто и теперь в ближайшие полгода я в больницу ни ногой. К тому же, с рукой все хорошо и даже крови нет, - после этих слов улыбнулась уголками губ. В каком-то смысле я даже не врала – крови не было в привычном понимании [белая вязкая жижа совсем на нее не похожа], а всякие обследования меня и правда напугали. Похоже, что если бы люди в белых халатах продолжили в том же духе, то к моим ночным кошмарам со смазанной картинкой добавились бы и такие вот осмотры.
Пока брат ходил к тележке за бутылкой со спиртным, я оставалась на месте, поглядывала на дилера и вздыхала с облегчением, что наконец все закончилось. Увы, но нет. Хотя не могла не признать, что идея сыграть в игру пришлась мне по вкусу. Либо же мне просто хотелось выпить. В особенности благодаря первому вопросу, от которого я даже вздрогнула.
- Идея прекрасная, но я предпочту воздержаться от ответа и выпить, - произнесла, после чего взяла бутылку и сделала пару глотков. Легче, конечно же, не стало. Я уже стала ловить себя на мысли, что зря согласилась на игру; что нужно было всеми силами пытаться уйти отсюда или сохранять спокойствие, показывая, что ничего серьезного не произошло. Вот только я уже согласилась на игру и обратного пути не было. Пить вместо ответа на каждый вопрос [уверена, что все они будут связаны с моей «подработкой»] – неплохой вариант, но… правильный ли? Зная Элиаса, я должна понимать, что он все равно не оставит попытки все выяснить и может влезть туда, откуда уже не получится так просто выбраться. Живым точно. Так правильной ли была моя защита? Не легче рассказать обо всем лично и попытаться убедить брата в том, что лезть в это не стоит, чем оказывать медвежью услугу и слепо верить в то, что скрывая правду сумею его защитить? Похоже, что ром немного прояснил мои мысли и помог найти нужный ответ.
- Ладно, я немного нарушу правила, - внезапно произнесла, привлекая к себе внимание Элиаса, - Я действительно знаю, кто такие «они» и могу сказать, что дилер не зря их опасается. С этими людьми лучше не связываться, - после этих слов глубоко выдохнула и прикрыла глаза на мгновение, словно пыталась взять себя в руки и продолжить игру, а не поддаваться эмоциями и останавливаться на половине пути. Потому что сейчас нам выпал шанс нормально поговорить, обнажая свою душу и возможно рассказывая то, о чем не осмелились бы заговорить еще очень долго.
- Теперь моя очередь задавать вопрос. Ты раньше был более спокойным, а за этот вечер несколько раз терял контроль. Что-то заставило тебя измениться? - протянула бутылку Элиасу, давая право выбора. Конечно я понимала, что причиной изменений могла стать смерть сестры [каждый переживает потерю по-разному], но интуиция подсказывала, что все не так просто. И это просто не давало мне покоя.

Одна из клиенток пару лет назад говорила мне, что в большом городе всегда много возможностей и огромный выбор всего, что только душа пожелает. Если же чего-то не получается найти, то при желании и денежных ресурсах можно все равно получить желаемое – как она выразилась. Я это и сама прекрасно понимала [разве в нашем мире не все решают деньги?], но не одобряла подобный поход, продолжая надеяться, что терпение и стремление получить желаемое честным путем намного лучше. Хотя иногда все же можно поступиться своими принципами, если цель весьма забавная и ее невозможно достичь иным путем. Как, к примеру, у той же клиентки, которая хотела единорога. Судя по словам девушки, похоже, что достала этим немало людей, так что в конечном счете ее друзья собрались и нашли того, кто смог бы воплотить желаемое. Конечно же никто не стал выводить новую породу животных [сомневаюсь, что такая сказочная зверушка вообще возможна в реалиях нашего мира], но преобразили одну из любимых лошадей, прицепив ей на лоб продолговатую штуковину, которая напоминала рог. Девушка осталась более, чем довольна и даже демонстрировала мне на телефоне фото любимого единорога, а после начинала возмущаться, что этот гаджет здесь бесполезен. И я прекрасно понимала ее желания [сама бы не отказалась от единорога, если честно], но мне все равно было достаточно того, что имела в настоящий момент. Маленького городка, в котором все друг друга знают, его прекрасных улочек и магазинов. Последнего так точно было достаточно, потому как я была более, чем довольна наличием у нас такого прекрасного бутика как «vernal», куда сегодня решилась заглянуть.
Пусть даже я была совершенно растеряна, но это не отменяло того факта, что мне здесь нравилось все. Хотя не исключала, что такое было из-за приветливого продавца, который немного смутил меня в первые секунды своим поведением и этим же покорил. Моя готовность выложить ему все как на духу [не упоминания подработку и способность, разумеется] даже слегка удивляла, ведь прежде никогда такого не случалось по отношению к малознакомым людям. Но здесь скорее сыграло то, что на подсознательном уровне [ну и после восхищений цветом лака] я поняла, что мы близкие по духу. Противоположности конечно притягиваются, но это скорее исключение из правил, чем истина.
- Вау… вашим предкам очень повезло, - произнесла, улыбнувшись, - И вы там бывали? Или пока не довелось? - было не совсем вежливо [и совершенно не в моем стиле] задавать такие вопросы малознакомому человеку, но ничего не могла с собой поделать. Меня всегда интересовали другие страны, да только ни в одной из них не получилось побывать, хоть и очень сильно хотелось. Зато любила интересоваться их культурой и слушать рассказы тех, кто там побывал. Было достаточно интересно подключать фантазию, чтобы увидеть «живую картинку» в процессе и даже распланировать скорую [хотя бы в мечтах] поездку.
- Даже так? В таком случае этот цвет просто на вес золота, - нужно будет его отложить в сторону и предлагать только самым-самым клиентам, - А вот сицилийское вино никогда не пробовала и даже не видела, к сожалению, но верю вам на слово, - думаю, что в нашем городе даже если сильно постараться, то не получится отыскать его, а с заказом может не сложится [не уверена, что его вовсе согласятся к нам привозить], - Кстати, если вдруг захотите сделать маникюр или стрижку, то заходите в парикмахерскую. Я позабочусь о ваших ноготках и посоветую кому можно доверить свои волосы, чтобы потом быть довольным результатом, - подмигнула брюнету, после чего расплылась в улыбке. Раскрывать все секреты и говорить о профессионализме других мастеров не совсем хорошо [начальница бы точно не оценила, если бы услышала], но иногда я готова сделать исключение из правил и помочь своему новому знакомому советом. Если он ему нужен, разумеется.
- Думаю, что в этом тоже можно найти свои плюсы. Да и эгоистом не всегда плохо быть, - порой эгоизм оказывается очень кстати и помогает в определенных ситуациях. Мне, конечно же, этого не понять. Да и не хотелось бы. Потому как несмотря на все сложности и недавнюю потерю, с которой так и не удалось справиться, я не представляла своей жизни без родных людей или как бы все сложилось, будь я единственным ребенком в семействе Кларк. Видела наглядные примеры в лице моих знакомых, которые были более чем счастливы или наоборот хотели бы иметь брата/сестру. Так что прекрасно понимала, что можно отыскать плюсы в этом.
- Благодарю, - приложила левую руку к ключице и улыбнулась уголками губ, - Насчет челки я тоже думала, но никак не могу собраться и подстричь ее, - правда идти нужно до соседнего зала, - Хотя думаю, что в ближайшее время обязательно дойду, - возможно, что даже в течение следующей недели. Все же я об изменении имиджа задумалась еще после своего [до сих пор непривычно так говорить, ведь еще год назад он был нашим] Дня Рождения. Прекращать выпрямлять волосы и быть еще большей похожей на сестру – это прекрасно, но нужно было вносить изюминку в свой образ, чтобы наконец перестать быть ее ходячей копией и живым напоминанием того, что мы сделали недостаточно для спасения.
- О да! Я в этом даже не сомневаюсь, - не удержалась и тоже хихикнула. Стоит сказать, что перед братом и раньше не могли устоять представители обоих полов, причем девушкам прекрасно было известно о его ориентации [похоже они руководствуются поговоркой, что надежды умирает последней], и с годами ничего не изменилось.  Так что сомнений в том, что брат покорит всех у меня даже не возникало.
Пока парень продолжал доставать все необходимое, а я наблюдала за всем и прокручивала в голове, что могла еще забыть. Быть может стоило попросить показать еще рубашку? Свитер? Или же оставить покупку этого предмета гардероба на потом. Я ведь не собиралась ограничиваться сегодняшним визитом к Элиасу и одним подарком! Похоже, что чем дольше находилась в бутике и погружалась в прекраснейшую атмосферу, которая здесь царила и влияла на меня должным образом, то больше начинала задумываться над тем, чтобы вернуть традицию с подарками и радовать Эли почаще. Фантазия уже разыгралась и подкидывала прекрасные идеи, как это все можно воплотить в реальность, но слова парня заставили вернуться обратно в реальность и оставить размышления на более позднее время.
Скидка меня не только удивила, но и обрадовала. Я и без нее собиралась наведаться в бутик еще ни один раз и исключительно к приветливому брюнету с итальянскими корнями! Уверена, что другие тоже имеют талант к продажам, но моя душа лежала только к одному сотруднику, который… в следующее мгновение шокировал меня еще больше, назвав свое имя. Иногда отсутствие бейджиков играет злую шутку. Пускай я и редко запоминаю имена, которые слышала первый раз в жизни, но это я не могла так просто забыть. Все потому, что его я услышала во время нашей с братом игры в «правду или выпивка». В тот вечер всплыло множество тайн, которые мы тщательно старались скрыть от всего мира и от друг друга в том числе, но определенные обстоятельства и присутствие выпивки развязали языки и показали, что должны вновь начать доверять. Тогда же Элиас поделился со мной правдой о недавней связи с замужним парнем и это его пожирало изнутри. Я же даже не думала осуждать родного человека [он был виноват разве что в том, что взглянул в его сторону], но столкнувшись лицом к лицу с мужем «пострадавшей» стороны я не знала как вести себя.
Реджинальд продолжал обращаться ко мне и задавал вопросы, а я все больше чувствовала как ноги становятся ватными и перед глазами все плывет. Это чувство мне было знакомо, ведь с недавних пор в жизни стало происходить столько ситуаций, от которых хотелось отправиться куда подальше; приходилось испытывать не только физическую боль, но и моральную. Я старалась справляться со всем или хотя бы примерно понимала как нужно действовать [не всегда, да], но сейчас была в полной растерянности и не решалась поднять голову, чтобы взглянуть в глаза новому знакомому, с которым мы оказались на одной волне. У вселенной точно отменное чувство юмора. И что делать дальше я совершенно не знала, чего нельзя было сказать о моем организме.
Мгновение – и я почувствовала, как ноги окончательно подкосились. С уверенностью в девяносто восемь процентов можно было сказать, что я точно упала бы на пол и от удара вполне могла потерять сознание, но благо каким-то чудом позади оказался маленький диванчик, на который и приземлилась в конечном счете. Все же несмотря на свой спокойный характер, я не была нежным цветочком, который от одного сказанного неправильно слова или действия хваталась за голову и тут же падала в обморок. Я старалась более или менее стоически выносить большую часть сюрпризов, что преподносила мне жизнь, но сейчас все пошло наперекосяк. Умом понимала, что нужно было сохранять спокойствие и попытаться хоть как-то перевести тему, не вызывая подозрений, но вместо этого сильно облажалась и едва не свалилась в обморок. Не так все должно было быть. Да только у меня не было способности отматывать время назад, чтобы изменить что-либо в прошлом. К тому же, кое-что во всей этой ситуации меня еще и радовало – знакомство с Реджи.
- Простите, пожалуйста, - наконец заговорила, виновато взглянув на парня, - У меня просто закружилась голова. Наверное попались некачественные материалы для наращивания ногтей и я надышалась парами, вот и получилось так. Такое иногда бывает и не о чем волноваться, - на всякий случай решила уточнить, потому как понимала, что своими недавними действиями сильно напугала брюнета и одновременно с этим мысленно ругала себя за сказанное. Врать было не лучшим решением [допускаю ложь только в самых крайних случаях], но мне нужно было что-то сказать, а потому приняла решение идти по пути наименьшего сопротивления. Что бы ни происходило, но я хотела всеми силами защитить Элиаса. И, по иронии, пришла выбирать подарок именно к Реджи…
- Еще я уверена, что раньше мы точно не встречались, - чего не сказать о наших близких, - Но я безумно рада тому, что сейчас мы встали на путь исправления и познакомились, - теперь я уже не врала, а говорила правду. Все же несмотря на то, что мне было известно и что совесть постепенно начинала грызть изнутри, но я была в действительности рада, что встретила здесь Реджинальда. Конечно рано было делать более глобальные выводы, но я чувствовала, что мы точно понимаем друг друга. И от этого совесть начинала буквально сжирать меня изнутри, но поддаваться ей и делиться той правдой я все равно не собиралась.
- Я Элоди Кларк, - попыталась улыбнуться и приняла более удобное положение, - Рада знакомству и огромное спасибо за скидку. Если можно, то я еще немного посижу и потом обязательно поставлю свою подпись, - выдержала небольшую паузу, - А насчет бейджиков полностью согласна. Сама не люблю носить его на работе, хотя начальница постоянно говорит мне, что так нужно. Один раз даже намекала, что если не увидит на следующее утро бейджик с моим именем, то лишит премии, что и случилось в конечном счете, - хихикнула, вспомнив ту далеко не смешную ситуацию, которая произошла пару месяцев назад, - А у вас здесь были какие-то забавные ситуации? Если я лезу не в свое дело и пытаюсь выведать тайну этого прекрасного бутика, то извиняюсь и готова прямо сейчас вернуться обратно к выбору, не задавая больше таких вопросов, - попыталась говорить как можно спокойнее и отгоняла нехорошие мысли [связаны они были с той правдой], которые буквально лезли в голову. Сейчас мне было далеко не до веселья, но язык как будто действовал отдельно от мозга и самостоятельно пытался перевести разговор в иное русло.

[indent] Для тебя Лейкбери стал изначально чужим городом, пребывание в котором усугубляло положение, раздражая всеми фибрами твоей души с первых лишь появлений крон его деревьев, как только вы с мужем пересекли границу въезда. Прогуливаясь по улочкам, освоившись спустя неопределённое количество времени, ты пытался хотя бы через раз менять своё выражение отвращения на безразличие. Реабилитационный период, который обычно проводят больные, коснулся и тебя, да только ты в какой-то степени не был пациентом, хотя, это можно расценивать и двояко. Ведь пришлось восстанавливаться, акклиматизироваться в некоем роде после смены городов. Ты решил для себя выбираться в люди, хотя бы не на далёкое расстояние, а в расположенный по близости универмаг. В ту вашу самую ужасную ссору с мужем, ты запомнил, как Айзек принёс апельсины. Твои любимые. Конечно, они совсем не были похожи на привычные из «Whole Foods». Ведь те были огромные и тёмно-оранжевые, которые скорее напоминают грейпфрут, чем искомый продукт. Но этот жест мужа, натолкнул тебя на мысль, что стоит попробовать что-то новое, хоть и изменять настолько резонно свою жизнь тяжело. Ты вспомнил, как рискнул подойти и заговорить с ним первым. Именно поэтому натолкнул свою натуру на очередной вертеп, убеждая себя, что и сейчас одержишь маленькую победу. И хоть, твоя личность оказалась права, в очередной раз подтвердив теорию, что эти фрукты здесь с кислинкой – просто угадал, но их захотелось приобрести ещё. Они похожи на тебя. А ещё, они стали привычкой. Когда ты принял решение в один из менее хмурых дней судьбы и выбрался в магазин, чтобы сделать покупку [связку с теми неприятными продуктами], то невольно услышал разговор незнакомых людей, что рассуждали о том, как чудесно вернуться в родные края. Для кого-то это был дом. Ты представил, что если бы Лейкбери числился твоим местом рождения, то вряд ли бы для тебя он стал городом, в который хочется вернуться [честно постарался поставить себя на место другого человека]. По крайней мере, это рассуждение лишь о твоей персоне, другие [коренные жители] явно не поняли твоё отрицательно отношение. Даже предположив, что Лейкбери – твоя родина, ты всё равно до самого конца был бы уверен, что это не  тот город, в который держишь путь, сбивая дыхание. Что это не тот город, куда движешься без оглядки, стирая стопы ради старых улиц, куда солнечный свет пробивается редкими лучами сквозь листву аллеей высаженных деревьев. Что это не тот город, куда стремишься, ради знакомых не_берегов, но обязательно врезавшихся в память окраин, и скрипа двери в родном ветхом доме, встречающем такими знакомыми запахами, которые не почувствовал бы никто другой, пришедший туда впервые. Для тебя этот город стал бы всё равно – проклятием. Для тебя этот город всегда бы значился – ночным кошмаром, преследовавшим, не позволяющим проснуться на протяжении нескольких лет, потому что желание жалкого побега мучило с новой силой. Возможно, ты не мог поставить себя на место устоявшегося гражданина из-за того, что посетил ещё другие места кроме Лейкбери? А что, если бы увидели они? Вернулись бы обратно?

[indent]— Благодарю Вас. Вы безмерно добры ко мне, — расплываешься в благонравной улыбке, степенно приподнимая вверх уголки губ, выражая душевную радость на своём лице. Тебе приятно слышать о том, что девушка дарит наполненный корректной вежливостью комплимент по части твоих родных. Вот только, предкам и правда, повезло, потому что им, в отличие от твоего отца в Сицилии перепал преступный бизнес, а ему – приходилось выживать в Лос-Анджелесе и зарабатывать самому. Капризный ребёнок, который откололся от близкого очага – ещё одно твоё сходство с ним. Никто не отменял слухи о мафии и распространённых кланах, все лишь чинно удосуживались отмалчиваться, услышав небезызвестную связь с родственниками. Со стороны твоего папы держали кафетерий для прикрытия, дабы вершить свои злодеяния. Но если быть Капуччи – гордо и почётно в тех краях, то Уайтхэд на автомате занесено в немилость, учитывая историю твоей семьи. Тебя забрали под своё крыло две женщины, лишив возможности въезда в Сицилию, по крайней мере, с их наследием. Отец же слишком часто привозил оттуда небольшие дары и истории, лишь поддразнивая твоё любопытство, узнать всё самому. Он отрицательно относился к деятельности своей итальянской родни и приезжал лишь, чтобы показаться, собираясь первым же рейсом вернуться восвояси. А ты грезил островом и проклинал юридические права, что запрещали там твоё появление. В целях безопасности. Ты даже возненавидел родню со стороны Капуччи, ведь они стали теми, кто не давал возможности лично ознакомиться с местом, откуда брало начало твои истоки. Когда у тебя выпал подобный шанс, ты отбросил все другие страны в сторону, дабы ринуться в долгожданное путешествие. Пусть паспорный контроль на границе и заставил пощекотать твои нервы. — Впервые я побывал в Сицилии недавно, когда вышел замуж. Правда, спешно. Ездил на пару дней на модный показ, — осторожно делишься информацией, избегая острых углов. Айзек не знает, почему так скоро согласился взять его имя. Ты решил, что этот незначительный факт вовсе не важен, тем более боялся, что его родители в какой-то степени могут прознать об этом. После той встречи с ними, не мог спокойно разговаривать порой, навязчиво предполагая, что вас подслушивают. Тебе, конечно же, нравилось всегда быть в какой-то степени за мужем целиком и полностью, да только небольшой штрих в карточке и смена фамилии наоборот предоставила тебе возможность попасть на остров, куда с прежней родословной был путь заказан. Можно сказать, что расправился с двумя зайцами одним махом, выстрелив им прямо чётко в лоб, хотя предпочитаешь, если и держать оружие в руках, то с более низкой температурой. — Но, когда я был там, то хоть и вскользь успел насладиться потрясающим видом лазурных пляжей, прозрачным морем и безмятежным покоем , — с удовольствием вспоминаешь, как подставлял лицо обжигающим солнечным лучам и в тысячный раз покупал ещё один неопробованный вкус мороженого джелато, запивая тут же двойным эспрессо «Cartapani». Возможность окунуться в итальянскую культуру и пообщаться с людьми на родном языке заставляла тебя раскрываться и внедряться с другой стороны. Ты не хотел пересекаться с родными, но не смог устоять, чтобы не появится на пороге их заведения. Они даже обрадовались, что насторожило тебя в тот день. Если бы не чувство тревожности, то остался бы подольше. Теперь у тебя больше не будет возможности вернуться обратно и навестить сицилийскую мафию. Твоя частичка криминального характера уже активировалась. — А Вам? Удалось где-нибудь побывать ещё?, — с интересом переключаешься, выныривая из своих воспоминаний. Тебе нравился туристический бизнес, и кто знает, может, однажды, ты бы даже попробовал себя в нём. Правда, потом определённо оставил. Всегда так делаешь. Однообразность постоянно приедалась. По крайней мере, путешествовать и узнавать новые культуры, обычаи, вещи периодически занимали твоё время. Так что, объездив наиболее желанные страны, занимали тобой достаточное времяпровождение в восприятии. Раньше ты мог часами просматривать в ленте социальных сетей искромётные и яркие снимки, с изображениями уникальных кадров. Некоторые люди преподносили их настолько умело, что твой творческий взгляд различал способность к передаче неописуемых фото. Как жаль, что в Лейкбери нельзя уследить больше за этим.

[indent]— С выбором вина, как и другой продукции, у вас в универмаге, мягко говоря, сложно. Я как-то пробовал сделать заказ на Lavazza, но, то ли Лирик, то ли Финли, всё ещё путаю их, ми пэрдони, сказали мне, что ждать придётся долго, — с сожалением пожимаешь плечами и негодующе качаешь головой. Для тебя это в новинку, когда в довольно-таки крупном магазине нет достаточно распространённого товара в наличии.  К тому же те два парня весьма странно себя вели, перешёптываясь после и посмеиваясь, но ты не стал подозрительно щуриться, пытаясь выяснить над чем, они так смеются, удосужившись оставить их в покое. — Вэ, грацци милле буэно! Я с превеликим наслаждением посещу салон и тогда обязательно принесу то сицилийское вино. Вы обязаны его попробовать!, — восхищённо чуть ли не хлопаешь в ладоши, аккуратно касаясь указательными пальцами друг о друга, придавая итальянский лоск. Что и говорить, но в подобном месте ты в последний раз был очень давно. Ещё со времён пребывания в Лос-Анджелесе. Кажется, что твои волосы стали ещё больше завиваться, превращаясь в крепкие кольцевидные мелкие локоны. Тебе никогда не нравилась твоя кудрявость с юных лет, поэтому довольно-таки рано начал выпрямлять их с помощью профессиональных средств: муссов, специальных объёмных щёток, спреев и избегая чрезмерного употребления геля. Он вообще был для тебя под запретом, ведь это прошлый век и времена эпохи Гэтсби. Тебе на долю секунды показалось, что твоя новая знакомая чем-то опечалилась после разговора об эгоизме. Скорее всего, ты случайно затронул запретную тему, поэтому решаешь разбавить обстановку. Пусть даже, если это покажется глупым, и ответ станет отрицательным заранее. — У меня появилась идея, а что если нам не сделать причёски в один день, как Вы на это смотрите?, — склоняешь голову на бок и пытаешься как можно тактичнее вести себя перед клиенткой. Хотя, тебе почему-то совсем не хочется характеризовать её именно так. Обычно ты не влезаешь в жизнь незнакомых людей, но к этой девушке твой интерес возник, что называется, с порога и впредь постараешься не упустить возможности, дабы познакомиться с ней поближе. К тому же она обещала порекомендовать лучших мастеров, а это значит довольно многое. Например, то, что ваша дружеская симпатия взаимна.

[indent]От того, что происходит в следующую секунду, ты не знаешь, как на эту ситуацию изначально прореагировать. Пытаешься нащупать несуществующий мобильный телефон, чтобы связаться со службой 911, дабы они скорее приехали и оказали бедняжке первую помощь. Но потом тут же вспоминаешь, что, во-первых, свой айфон разбил, когда ссорился с мужем, а во-вторых здесь он не ловит. Пытаешься совладать с собой, но ругательство «мэрда» слетает с твоих губ быстрее, чем ты успеваешь заткнуть свой рот. На долю секунды всё ещё бросаешь растерянный взгляд, не зная, за что, прежде всего, хвататься. Тебе хочется извиниться перед брюнеткой за свою фразу, но признаёшь маленькую особенность – она, возможно, не поняла ни слова, что ты только что сказал. Выдыхаешь, когда девушка неожиданно для тебя [как удачно сложилось] опускается на небольшой диванчик. Раньше он стоял в другом конце зала, но ты теперь точно уверен, что мебель находится в нужном месте и что недаром тебе пришлось в одиночку его передвигать, когда ты решил здесь всё обустроить по-своему. Ты мгновенно срываешься со своего поста, чтобы забежать в небольшой закуток для персонала, где у тебя на крайний случай приготовлена бутылка непочатой воды и пластиковые стаканы. Всегда любил шутить, что в твоём магазине, будто на борту самолёта есть собственный мини-бар и зоны для входа, выхода, а также повсюду спасательная атрибутика. Только не хватает парашютов под креслами, но их можно сделать из одежды, если постараться. Ты возвращаешься обратно и аккуратно присаживаешься рядом, протягивая своей новой знакомой необходимую жидкость, которую заранее налил в стаканчик.

[indent]— Милочка, да что Вы такое говорите! Не стоит извиняться, — тут же отмахиваешься, с волнением, поверхностно осматривая её. Ты переживаешь за самочувствие брюнетки, как бы не произошло дальше что-то наиболее страшное. Но, вероятнее всего, всё позади, судя по тому, как она снова начала возвращаться к прежнему состоянию. — Самое главное, как Вы сейчас себя чувствуете?, — с ноткой подозрения хмуришь брови, сомневаясь насчёт подобных паров и всей истории, что умело сочиняет на ходу девушка. Ты старательно не придаёшь этому неукоснительного значения. Велика вероятность, что её доводы даже правдивы, учитывая насколько здесь ужасен воздух, климат, расходный материал и довольно-таки огромный перечень других факторов. — Я тоже очень рад наконец-то нашему знакомству, Элоди и не мог не сделать скидку, Вы столько всего приобрели! Да ещё к тому же посоветовали мне шикарный салон, — ободряюще улыбаешься, задумчиво переводя взгляд на новоиспечённую знакомую. — Как считаете, после такого мы можем перейти на «ты». Я думаю, что заслужили, — не можешь удержаться и слегка подмигиваешь. Всё это положение, в котором вы оба оказались, подталкивает тебя на мысль, что всё в этой жизни происходит не с проста. Ведь недаром Элоди пришла сюда именно в этот день и именно в этот час. Возможно, в будущем она сможет даже стать твоим другом, хотя тебе не нужны они, но для этой девушки, к которой проникся, сделаешь исключение. — Ну конечно можно! Я даже не разрешу уходить! Только через мой труп!, — наигранно упираешь руки по бокам, тут же при этом возмущённо выдыхая. Похоже, ты не единственный, кто не воспринимает причудливое клеймо с именем, которое вынуждены носить все работники, что совсем не выделяет тебя среди прочих. Это радует, ведь чувствовать себя чужим в чужом городе становится неприятно, а здесь, можно сказать, хоть что-то да похожее.  — Вовсе нет! Я уже давно хочу кому-нибудь ещё рассказать весьма забавную ситуацию, — располагаешься поудобнее, на диванчике, облокачиваясь на спинку, ты словно переместился в привычный Лос-Анджелес, где мог вместе со своей лучшей подругой Барбарой делиться новыми историями о своей жизни и главное экстраординарными.

[indent]— Сначала вот какой вопрос – у вас в городе принято иметь не совсем обычных животных?, — выгибаешь бровь, вспоминая, как был удивлён в тот день, когда на пороге появился сначала один клиент, затем мимо прошла другая клиентка и завершилось всё третьим. — Я впервые вижу, чтобы в магазин одежды приходил кто-то и прямо в дверях заявлял, что ему смертельно необходим свитер для медведя, потому что он мёрзнет!, — с полной серьёзностью заявляешь это, разглядывая Элоди и всматриваясь в её реакцию. Понимаешь, что заинтересовал брюнетку подобным заявлением, и тут же подхватывая мысль, продолжаешь. — Другая же озвучила, что ей нужна шапка для совы, у вас здесь водятся совы? Может, вам и из Хогвартса письма приходят?, — бросаешь подозрительный взгляд, в поисках волшебной палочки в рукаве брюнетки, оглядывая заодно карманы её верхней одежды. — А третий так вообще принёс с собой шиншиллу и спросил – сколько я за неё возьму, чтобы получилась шуба, — все эти истории, которые приключились с тобой действительно имели место быть, поэтому ты всё ещё не уволился и достаточно долго здесь уже трудишься. По крайней мере, это одна из причин. Люди в городе тебя забавляют и одновременно пугают. Ты даже начинаешь замечать, что делясь с Элоди подобными небольшими зарисовками, радуешься своей работе.

i play my part and you play your game
you give love... 
a bad name

[indent]Ваши с мужем лёгкие когда-нибудь одновременно сдохнут от того, сколько в день вы скуриваете друг друга за одно, лишь, мгновение. Привычно горькие, бесконечно долгие, не прекращающие тлеть, окутывая дымом с неминуемой неизбежной силой два играющих фитиля, пропитанных тяжёлой судьбой. Ничто в этом мире не погубит вас так, как вы сами. Ни раковая опухоль, ни трагический роковой колкий, царапающий пору острым лезвием укол с желанной дозой героина [даже тысячи загнанных до основания, вогнанных игл], ни очередная смертельная, страшная болезнь, что поглотит вас обоих. По воле случая так и произойдет с вами двумя, как по шаблону. Ведь счастливые семьи с подобными, как у вас браками, изображены только на буклетах или лотерейных билетах. К тому же, вы просто не позволите ничему, кроме вас самих отнять это право покончить с вашими жизнями. Ты, как и твой муж, научился быть эгоистом за всё это время, что дышишь им, делая глубокий вдох, забивая лёгкие, как животное тяжёлой кувалдой на бойне, пропуская выдох. Жадность душит тебя изнутри, терпишь, захлебнувшись собственной язвой, только бы удержать его всего глубже, отравляя себя. Похуй на закупорку сосудов, недо_поступления шестнадцатого элемента из таблицы Менделеева к центру мозга. Всё равно, даже недоразвитым у тебя на автомате сохранится его изображение. Никогда не забыть эту тёмную чёлку, которую он специально с гордостью выбрасывает в вольность, словно берёт тебя на слабо, его волосы явно заигрывают с тобой, шуршат «ну же, Реджи, схвати меня». Никогда не забыть эти хитрые глаза с длинными ресницами – для тебя чёрные, словно им управляет злой дух, хотя ты прекрасно знаешь настоящий их цвет. Изначально они могут показаться просто карими, на первый взгляд, но при ярком освещении – становятся янтарными, а вокруг зрачка можно увидеть ободок золотисто-шафранового оттенка. Никогда не забыть эту самодовольную улыбку, благодаря которой приходится бить себя по рукам, а не бежать за ножом, чтобы порой её вырезать с лица {или хотя бы подправить уголки, едва опустив их грустно ниже}, потому что иногда она действительно бесит, раздражает и толкает тебя на безумные [как сейчас] поступки. Хотя, подожди, самый безумный уже был – ты его завоевал, на спор, показав средний палец чужому богу, даже два. Картинка с персональным портретом твоего сплавленного в огне жёлтыми искрами мальчика, в которого грешно не бросить очередной свой убийственный дротик. Знаешь, как носят крохотную иконку от сглаза, вшивая во внутренний кармашек под одежду, так и ты сплёл венок, заточив образок, ладанку с мужем в своё мрачное подземелье, чтобы не покидал тебя никогда.

[indent]Ты вновь и вновь забираешь своё, абсорбируешь то, что не может не принадлежать тебе. Прокручиваешь бегунок зажигалки, поджигаешь вашу любовь, следя, как она плавится, вытекая по краям нарывающей раной, давишься невидимой сигаретой. Если Айзек – активный курильщик, в прямом смысле слова, то ты – сугубо пассивный. Врач прекрасно осведомлён, кто именно в этой истории погибает секунду за секундой быстрее, часики громко тикают, крупинка последняя падает ускользая в дырявое дно, в бездну. Ты на самом дне, но глаза привыкли, света не нужна. Твой муж балуется травкой, простой, невзрачной, скручивает в бумажный цилиндр измельчённый табак, ловкими пальцами, с изогнутыми дугами, линиями, неповторимым рисунком на коже. Наблюдать за людьми, рисовать вслед за жестами воздушные змеевидные формы их тела, так привычно для твоей персоны. Тебе не нужна дактилоскопия, чтобы идентифицировать каждый папиллярный дюйм своего мужа. Ты знаешь о нём всё, даже такую ничтожную мелочь. Кроме одного – он не пускает в голову. Видимо, это его защитная реакция от твоих нападок. Постоянно ты встречаешь на своём пути преграду, металлическую, прочную дверь, от которой не знаешь пароля. Он – твой потерянный ключ, припорошенный пеплом неудачных, лишних попыток. Но ты никогда не сдашься, узнав всю правду, какую бы отраву не пришлось зацепить своими цепкими властными нитями. В какой-то момент оборвёшь провода, леску, струны — все, что связывает, закручиваясь в крепкий канат. Тебе удастся без остатка сжечь мосты, а прах утянуть за вами с ним под землю, где вам самое место. Винить теперь нужно только обоих. Вернее, всегда обоих. Вы нерушимое звено, в котором нет ни грамма бьющегося хрусталя.

[indent]Ты знаешь, что как только встанешь на ноги, лишь пройдёт твоя тоска по дому [а ты в этом чётко уверен – не в том, что испарится тяжесть, а в том, что сможешь играть с огнём], начнёшь снова позволять себе вольности, которые удосужился совершать в Лос-Анджелесе. Как только вы с Айзеком стали жить вместе, ты не только облюбовал каждый угол собой в его обители, но и заявился на работу, пока он ещё отбывал там поруку. Тебе не составило труда одновременно обозвать и послать на стойке рецепции администратора-помощника, который пытался преградить тебе путь, не пропуская в комнату для персонала. Один пробиваемый взгляд, пара купюр и он сам опустился на своё насиженное место, возвращаясь к борьбе с многочисленными трубками от заставленных на весь стол телефонных аппаратов и коллектора. С тобой лучше не связываться простым людям, когда ты взбешён и в гневе, они не выдержат такого тайфуна, чьё имя начинается на грозную букву «р». Ты достаточно быстро нашёл нужную дверь в тот день, распахнув её настежь. Наверное, коллегам мужа было довольно-таки стыдно, когда вместо милого, вежливого щебетания, из твоих уст посыпалось брань вперемешку с вожделенной пламенной речью. Больше всего на свете ты терпеть не можешь ждать, а в тот вечер, твой мистер доктор опоздал, задержавшись на своей идиотской работе, предпочитая веселиться с коллегами в комнате отдыха для хирургов. Ты не видел их и правильно сделал, потому что вместо того, чтобы выставить вон твою хамскую персону, Айзек прогнал остальных. Что это? Стыд или страсть? Плевать. Тебе, наверное, нужно относиться к людям тактичнее, но во всей своей хронологии, встретив мужа, привиделось, что заслужил иного отношения к себе – повиновения. Ты, никогда не смотришь вслед другим, провожая их взглядом, потому что всегда завораживаешь лишь одного человека. Как и сейчас, внутри восторгаясь, он беспрекословного повиновения своего мужа. Айзек словно настроенный инструмент, который выдаст искомую мелодию, слушаясь знатока и известного дирижёра. Он твой Моцарт – ты его погубивший Сальери. Мертвенно-синяя ползучая тень, одинокий призрак с раскалённым смычком за пазухой, для которого существует только один путь к спасению — любовь. Но до неё нужно ещё доиграть до конца. Твоя партия. Твой аккорд в кому.

[indent]Послушный, покорный Айзек. Тебе так непривычно видеть его таким. Грустным, закрашенным серым фоном, исполнительным, готовым на всё. Но ты ведь сам его заставил, хотел, чтобы он замолчал, перестал, как мантру повторять монотонные плещущиеся, загнанные извинения. Ты слышишь, как хрустит твоё сердце вместе с перемешивающимся хрустом его костей. Споил, пристыдил, унизил, но в то же время наградил. Тебе так трудно было оторваться от него в то мгновение, когда хотелось зацеловать не только руку, сколько губы до смерти. Кажется, ты его сломал {всего}, твой муж кроткий, шелковистый, что если попросить и щёлкнуть пальцем, приказав самоуничтожиться, то сделает это, даже не пререкаясь тебе. Испытываешь ужас, не можешь собрать, склеить себя воедино, чувствуя себя потерянным. Смотришь растопленным свинцовым взглядом, выжженным страхом и сомнениями. У тебя нездоровое желание спасти ваши обломки.Ты теперь словно тот самый прежний прошлый бракованный мальчик, у которого вместо сердца осколки внутри бьются, делая надрезы, собственными изломами эфемерно и эластично создавая очередной шедевр своими руками. Тебе не стоит увлекаться творчеством, по крайней мере, с Айзеком. Он живой человек, твой любимый мужчина, а не вещь и не глина, из которой можно вылепить услужливую пустышку. Муж не такой, ему необходимо быть сильнее и бороться с тобой, кричать на тебя, это ты сейчас обязан быть на его месте, кротко смотреть в пол, пугаясь каждого шороха со стороны. Ты стыдишься себя, что позволил поменяться с ним ролями, слишком заползая в его шкуру, высасывая все соки и энергию. Тебе нужно прекратить это немедленно, но как завороженный подпитываешься его болью, страданиями, издыханиями. На интуитивном уровне кто-то шепчет со стороны, что это правильное решение, за ним много непростительных грехов. Но твой муж если и грешен, то только в одном – что связался с тобой. Вы оба словно представители мафии из разных кланов, что вышли на тропу войны друг с другом. У вас так и не вышло прийти к общему консенсусу, о договоре даже не было речи, выбрав возможность медленно, но верно свести каждого под почву.  Тебе ведь так знаком со стороны криминальный  мир, поэтому сравниваешь, да? Отец частенько уезжал на берега Сицилии, чтобы там решать свои вопросы, а ты негодовал, что твоя фамилия скована позором [Уайтхэд]. Но только не Хемлиш. Она никому не была ведома, одна из причин, почему тебе захотелось сразу же вывести каллиграфическим почерком имя мужа. Знаешь, если бы ты мог, то пожертвовал собой за него. Знаешь, если бы ты мог, то удалил привычку делать больно.

this is suicidal, honey, nothing you can do about it
... i'm a kamikaze ...
you would be my comfort, you could bring me healing

[indent]— Я не хотел, —

[indent]Но ты хотел. И он распознает твою преднамеренную ложь. Добиваешь его ею. Зачем врать, если не умеешь, Реджи? Чего ты хочешь доказать, нельзя встать на один кубик величия вместе с богом, у которого иная способность. Он – огонь, а ты – лёд. Вы поменялись, чтобы потом совершить обмен снова, столкнувшись стихиями. Более того, ты хаотично желал обрушить, словно ударом своей шаровой молнией, громогласное наказание с вашего неба. Твой голос отдаёт тягучей усталостью, хрустящей морозом под кожей. Ты смертельно выдохся полосовать словами, как лезвием по нежной коже. На щеке у Айзека след от удара твоей ладони. Хочешь закрасить её, чтобы не видно было [оставит отпечаток на другой, пометить – не вариант], да только не знаешь как, но, кажется, придумываешь, когда чувствуешь как родные, а не чужие объятия привлекают тебя к себе. Ты совершенно потерян во времени и даже не заметил, что у тебя мгновение назад произошёл нервный срыв. Ещё одна зазубрина на безропотном мальчике {твоём муже}, он никогда не видел тебя таким, кажется, держится из последних сил, но продолжает нейтрализовывать тебя, глушит чеку, в последний момент на счёте 00:00:01. До тотального взрыва вы спасаете друг друга. Ты чувствуешь его дыхание от шёпота на своей шее и едва ухмыляешься, потому что представляешь, как она сейчас выглядит со стороны после того удушья, что сотворил твой муж. Боишься смотреть, отрываться от его тела, лишь представляешь. Глубокие бурые круги, следы его пальцев, которые потом посинеют. Ты вспоминаешь, как смущался первое время, надевая шарф Айзека, когда вы случайно заигрывались с вашими ласками, перегибая палку. Но сегодня это не просто какая-то точка излома, сегодня вы нарушили правило, за которое постигли самосуд, наказание, которым ты наградил своего любимого мужчину.

[indent]— Я буду думать, что это засосы, — читаешь его мысли, всегда защищаешь своего мужа, всегда выгораживаешь, всегда оправдываешь его поступки, разве не это прописано в вашем брачном контракте? При любых обстоятельствах, окуная его в фантомную негу, что отголоском потом припомнит вам обоим. Просто руки вылюбили твою шею – вот объяснение. Успокоительно пробегаешься кончиками пальцев свободной руки по его позвоночнику, одно неловкое движение и можно промахнуться. Ты постепенно отходишь от произошедшего, как промокшая под дождём спичка, теряя остатки тепла. Тебе давно не хватало привычной нежности, как раньше, заставляешь мужа снова теряться в догадках. Да, ты испытал недо_смерть. Да, ты разозлился на него за это. Да, ты получил желаемое в очередной раз. Да, ты сам просил его с тобой сотворить подобное, задушить, не останавливаясь. Он не выполнил твою волю, не свёл к финалу, за что и получил пощёчину. Что, Айзек, не ожидал такого? Это ещё мягко, ведь потом ты ранил себя, зная, как долго не заживёт потом его увечье. Думал, что только из-за шокированного послушания? Нет. Получить сразу прощения – твой муж не заслужил. Запомнишь этот урок и отложишь его в памяти, плотно закрыв ящик. Ты уяснил другое – держать тебя на мушке его новая мания. Он всегда вернёт тебя к жизни, как бы не просил. Сейчас у вас будто зародилось что-то другое, несравнимое ни с какими иными ощущениями – смертельное доверие, потеряв которое придётся соскочить, чтобы повторить подобное вновь. Когда-нибудь, ты тоже чуть не убьёшь его, вернув в этот мир, чтобы ему тоже дать второй шанс разделить с тобой судьбу. Вы стали, словно недо_убийцами, выводя друг друга из рассудка, ваша бешеная страсть может быть трогательной, безумная грань, что заставляет волновать, трепетать, щекотать превосходство.

[indent]— Для жизни с итальянцем нужна пластиковая посуда, — подаёшься вперёд, склоняя голову на бок, замирая от нежных прикосновений мужа. От его губ на твоей щеке невольно подавляешь сорвавшийся хриплый-скрипучий стон, застрявший остриём в горле. Только сейчас замечаешь сцепленные клятвами руки. Два калеки, которые сжимают [жгутом] ладони. Ты понимаешь, что Айзек делает это, чтобы сдержать поток крови, который до этого как кленовый лживый сироп сладко стекал вниз по руке. Теперь же там томлёные различимые разводы, что связали запястья колючей проволокой. Ваша кровь. Общая. Ты резко разрываешь ваши руки, зная, какую адскую боль ему причиняешь, ведь в отличие от твоего [пусть и глубокого] пореза, ушиб мужа может быть как трещиной, так и серьёзным переломом. Вам бы сейчас не помешала alarm emergency, но это ещё одно испытание – стойкость, выдержка. Ты окидываешь Айзека одухотворённым взглядом и не даёшь ему даже возможности сжаться от тупой боли. Накрываешь половину лица кровавой ладонью, рисуя мазком из тёмно-красной краски улыбку на лице – затыкая, прижимая внутреннюю сторону длани, предотвращая всплеск причиненной своим выкрутасом. Твой персональный Джокер. Смотришь в его глаза, не разрывая вашего зрительного контакта, терзаешь, изматываешь снова на прочность, сколько можно так издеваться, Реджи? Не убираешь руки, словно теперь ты решил его задушить, да только у мужа есть все возможности дышать, кроме, как говорить. — Я готов любить тебя ещё больше, — веришь ему, потому что дурак, вторишь ему, от его признания слетая с катушек, перемещаешь ладонь на место удара, коим удостоил его, примыкаешь к губам Айзека, к родным губам, что успели пропитаться вашей кровью, смешавшись в резусах и факторах. Вы в масть, как чёрное и красное, как черви и пики. От прикосновений ваших тел охватывает страстное патетичное желание. Ты упиваешься им, прижимаясь сильнее, не различая насколько слились ваши тела воедино, не оставляя лишнего пространства меж вами. Тебе кажется, что ваш вкус, именно ваш, пикантный, извращённый, вульгарный, прогорклый, скверный и одновременно волнительный, как солёный цианид янтарного жжёного цвета. В любом случае, он – одинаковый. Ты размазываешь его по губам мужа своими, волнообразно рисуя сумасшедший водоворот. Тебе прекрасно известно, что значит сойти с ума, ваши раны заводят тебя, боль, заставляет требовать добавки. Ты словно маленький папочкин монстр, который давно голодал, но его наконец-то поманили свежей сочной жертвой, которую хочется уничтожить. Сначала тебе пришлось довести мужа до предела, извести его, напоить, чтобы смягчить ваше столкновение, а теперь ты его истребляешь, миксуя новый коктейль, задевая не_зажившие старые рубцы.

[indent]— Излечи меня, —

[indent]Излечи мою душу.

[indent]Ты не хочешь других врачей, если и спасать друг друга, то на дому. Тем более, у тебя есть твой личный доктор, хирург, что вскроет и вернет обратно с того света, на которое хочешь улететь вместе с ним. Как и ты, под его руководством.

разум говорит: «уходи!» мы - глупые люди: любим то, что нас губит. хотим то, что нельзя.
↠ подруга-ночь, мне не до сна. не хочу домой, там не ждут меня ↞
жить станет не просто, ты забрал мой воздух. увезу тебя туда, где танцы до утра.

[indent]Тебе не раз и даже не два приходилось выручать из подобной ситуации своих друзей и товарищей. Практически на каждой из вечеринок, посиделок и просто незначительных встречах, ты выступал в качестве штурмана, второго запасного пилота авто-корабля. Каждый грёбаный миг одно и то же. Кто-то из знакомых надирается, вешается на твои плечи, посвящая тебя, чуть ли в хранители ношения своего креста божеского двора, а потом отрубается тут же после того, как выдаёт свой секрет. Твоя голова скоро взорвётся от информации, что приходится хранить так, будто свои тёмные стороны рассовываешь, прячешь по углам дома, создавая потаённые места. Как, например, в подвале у тебя стоят бутылки, а в некоторых из них улики, о которых никто не должен узнать, пока не сделает глоток. Когда-нибудь ты сам случайно выпьешь и улетишь в наркотический рай, с которого никогда не слезешь. Быть продажным копом, значит стать картёжником и местным шулером, что лишь делает вид, следя за порядком в городе, на деле – связывается с теми, с кем выгодно. Почему-то люди [простодушные] всегда доверяли твоей персоне свои тачки, байки и даже велики. На последнем транспорте тебе пришлось везти знатно надравшуюся лучшую подругу Кензи, которая рассказала тебе о своей неизлечимой болезни в ту ночь. С ней не доживают и до тридцати лет, но ты убеждал девушку, что всё это бред и она ещё переживёт всех жителей вашего города. После этих слов смешной потёртый велосипед с фиолетовой краской и жуткими девчачьими кисточками вместе с вами обоими угодил в канаву. По перепонкам до сих пор бьёт сломанный звонок, будто предупредительный сигнал бедствия. То ли в подтверждении твоих слов, то ли наоборот, пытаясь переспорить тебя, ты уже какой по счёту год получаешь письма от подруги. Тебе казалось, что всё это её очередная глупая шутка. Но увидев Кензи, лично, ты поверил. Внешне девушка ничуть не изменилась, не считая навязчивого чувства страха и тревожности. Это не передаётся на генетическом уровне, просто порой необъяснимые силы решают наслать несмываемую порчу на тех, кого считает наиболее уязвимым. Маккензи не выдумывала – эта болезнь поглотила её, лишив права голоса, поэтому в последнее время вы только и делали, что писали друг другу странные длинные сообщения, упоминая общих знакомых.

[indent]Ты только сейчас понял, что ничего не получал уже два долгих месяца, хотя вас разделяет универмаг и парочка соседских домов. Но в силу новой работы под прикрытием, запрещённых препаратов, с которыми имеешь дело, многочисленных допросов и доведения себя до состояния пару часов на сон, ты абсолютно потерялся во временном коллапсе, даже думая, что сейчас всё ещё восьмое января прошлого года витает в воздухе. День смерти Эсме = день потери семьи Кларков. От тебя все ушли и все отвернулись с того дня, так что приходится общаться лишь с домашней живностью и племянником, празднуя жалкую ничтожную жизнь. Готовишь только, когда гостит единственный родственник, чаще просто пьёшь и куришь, забивая на сон и еду. Ты прекрасно понимаешь, почему Освальд себя так ведёт, он тоже терял близких людей, да только больше, чем твоя персона. Даже думаешь, что друг имеет на это полное право, и если честно, удивляешься, почему так мало – «давай ещё, давай вместе накатим, давай поддержу, угощаю!» Ты бы сам присоединился, искупав вас обоих, ныряя с головой в проклятом спирте, купил бы эксклюзивную бутылку лучшего джина, которая какой год уже пылится в пабе. Владелец говорил, что она сверкает лишь для красоты и жидкость там зацвела с годами. Тебе плевать, ты бы махнул не глядя, может быстрее бы покончил с этим судьбоносным дерьмом, если бы траванулся палёным алкоголем. Но нет, не стоит, нужно сохранять здравый рассудок. Кто-то ведь должен. К тому же, Оз для тебя слишком дорог, чтобы пуститься с ним во все тяжкие вдвоём. Иначе, кто будет вас спасать? Кому вы нужны в этом мире? Поэтому одному из вас приходится следить за другим. Тебе. По крайней мере, сегодня. Ты всегда отдаёшь долги, особенно, если они тянутся из далёкого школьного безоблачного времени.

[indent]Знаешь Брейдена как свои пять пальцев на руке. Выбирай, Освальд, какая подходит больше «правильному милому мальчику» – правая или левая? Пусть будет правая. В любом случае, этот человек со всех сторон уже доказан как теорема Шура о непрерывной кривизне или как теорема Пифагора, где квадрат гипотенузы –  это сумма квадратов катетов. Ключевое слово в ваших отношениях – постоянство. Ничто и никто никогда не позволит нарушить её. Ты не отворачивался от него, как многие другие делали это невольно, возможно, даже поступая также с тобой за компанию, лишь только прознавая, что поддержал и встал на его сторону. Тебе не удастся изменить своё мнение о нём, сколько бы этот человек не выпил, чтобы не натворил. Как и сейчас он стоит в стремительной близости от тебя, обдавая перегаром, потешаясь над тобой, ведёт себя, как последняя сволочь, а ты наконец-то осмеливаешься, чтобы заглянуть ему в глаза, считывая всю информацию. Чувствуешь его кипучую боль, словно твоё отражение, за маской комика с подмостков стэнд-ап сцены. У него неплохо получается, ты даже внутри веселишься и усмехаешься, но сохраняешь полнейшее ублюдочное равнодушие, пытаясь сдержать весь поток этого клоуна. Забавно, но это сравнение ему подходит. Выжженная улыбка, от которой ёкает пульсация, пропуская удар, перекрывая один из клапанов. Натянутая улыбка, от которой рвётся каждый сшитый шов внутри. Ты даже невольно представляешь его в этом амплуа, и чуть было не просишь надуть тебе шарик, чтобы смастерить, ловко свернуть руками латексную собачку, как обычно делают эти недо_мастера потехи. Оз никогда никого не привык просить о помощи, ему она и не нужна, он сам справится. Наверное. Скорее нет, чем да. Пока не сведёт себя своими пьянками в могилу, и у него не откажет печень, почка, сердце, прочие ненужные органы в ваших телах. Но проследишь за ним, со стороны, вмешиваясь только в самый тотальный момент, потому что не выдержишь. Тебе не нужна от него благодарность, обычное «спасибо» за всю проявленную помощь, которую делал для него в своей жизни. Ты делаешь это абсолютно безвозмездно, просто так, потому что по-другому не привык. А может ещё потому, что он для тебя что-то да значит в этой жизни. Только пока не готов это признать, продолжая напускать в свои глаза антарктические льдины, добавляя больше холода и прогоняя из головы поющих птичек, когда он проезжается снова по тебе взглядом. Подстреливаешь этих пташек из гранатомёта, чтобы заглохли нахрен, выкидываешь звёздочки и трепещущих бабочек, как только снова видишь, что он смотрит на тебя, ведь вам с Освальдом есть, что достать из вашего багажа прошлого. Воспоминания проходятся полозьями, равными росчерками застревают в извилинах, таких тупых – что хоть ложись и умирай. Правда, там вы поменялись местами. Он был трезв как стекло, бери и разбивай, а ты изображал пьяного придурка, помня каждую деталь, что с вами случилось. Наверное, поэтому тебе достаточно тяжело сейчас касаться и ощущать до изнеможения знакомый четырёхкамерный вывозящий бунт, от которого крошится внутри твой иррациональный мир. Ведь ты видел и познавал больше, чем можно было, нарушая все возрастные рамки и переходя границы дозволенного с этим человеком. Можно сказать, что нарушил парочку законов.

[indent]— Брейден, а ты хочешь хранить молчание? Или может, сразу позовём адвоката? Постой, а давай ты сам будешь адвокатом?, — не можешь без блядского подъёба, хамовато при этом опрокидывая взглядом друга. Ты обещал себе, что не сделаешь следующий шаг, не наступишь на мину, что взорвётся и оглушит вас, но порываешься сам и играючи шевелишь бровями. Тебе это чертовски нравится, даже наслаждаешься этой минутой, чувствуя себя будто не словно на задании и задержании опасного преступника, что не вырвется из-под твоего напора, а на выездном представлении, будучи сотрудником агентства по оказанию службы экстравагантных услуг. В прямом и переносном смысле этого слова. Но если придать напускной, важный и серьёзный контекст, то Освальд действительно задержан и арестован, а ты выставляешь себя плохим полицейским, который без предупреждения распустил руки, не объяснив ему всю ситуацию, а главное причину. Тебе бы хотелось сказать, что во всём виноват он, но это будет слишком для его божественной трагикомической натуры. Так что ты просто продолжаешь отмалчиваться, заставляя себя привыкнуть к своему заданию, к которому запрограммировал себя. Доставить этого человека в целости и сохранности до дома, как обещал в первую очередь своей персоне. На самом деле тебе нравится этот обыск и шанс незаметно поблуждать. Твой друг в очередной раз опережает тебя, извлекая ключи на эфемерный свет. Конечно же, ты и не предполагал, что они находятся в тех местах, куда порывался заглянуть, но ожидать от Освальда можно и не такое, так что это было сделано тобой, скорее, проверки ради, а не для настоящего поиска желаемого. Наблюдаешь за тем, как Оз пытается скрыть от тебя звенящую атрибутику, благодаря которой открываются все двери его дряхлого, много-почтенного делориана. После всех его безумных махинаций и проделок, он стал представляться тебе теперь в образе безумного Дока. Ты даже специально отстранился, уступая ему свободу действий, в то же время не сводя глаз с телодвижений, дабы в любом случае подстраховать. Тебе уморительно, что этот самодовольный жеребец ведёт себя с тобой как с каким-то мелким пони, демонстрируя возможности своего роста и пряча от тебя игрушку. — Дядь, отдай наку, — тихонько бубнишь, подхватываешь его забаву. Ты качаешь недовольно головой и пинаешь капризно мыском ботинка прямо в шину груды металлолома, тут же обиженно складывая губы в трубочку, не получая сразу находку. Знаешь, что это взбесит его и надеешься, что хотя бы немного отрезвит такое покушение на машину. Ведёшь себя, как маленький ребёнок, потому что он первый начал. Не можешь пройти мимо юношеского максимализма, не поучаствовав в нём.  — А ты, уже сам сдаёшься, как я погляжу, — не предоставляешь ему шанса что-то предпринять, тут же впечатывая его одним резким натиском в его же тачку, наваливаясь всем своим телом. Бедный дряхлый драндулет выдерживает, истошно скрипнув. Ты подхватываешь вторую руку Оззи, что пребывает в свободном полёте в отличие от первой и заводишь также за его спину, тут же сцепляя обе, устраивая свои пальцы на запястьях друга. — Упс, ты арестован, парень. Не слишком туго, задержанный?, — изображаешь полнейшее негодование, смакуя момент, сжимаешь покрепче его кисти, изображая ручные браслеты. Ты прямо играешь в «крапивку», как в детстве, выворачивая, совершая трения по коже. Он ведь сам проявил интерес ко всей процедуре с арестом. Тебе приходится стойко выдержать такую близость между вами. Ты лихорадочно сглатываешь, как только друг едва нарушает границу, по инерции слегка отклоняешься от курса чуть влево, переводя свой взгляд. Тебе приходится прогнать туманный альбион слишком бурных клубов дыма, что вас связывало раньше. Его дыхание обжигает, и ты не понимаешь какого хера творится, ещё немного и сползёшь вниз, потому что тебя покачивает от штормового предупреждения «Освальд». Пользуешься случаем, не упускаешь время и аккуратно отбираешь у Брейдена ключи, пока он лишний раз доказывает тебе, что запретит управлять своей машиной и приглашает тут же покататься с ним.

[indent]— Конечно не сяду, — соглашаешься с ним, и уголок твоих губ самодовольно ползёт вверх. — Я только что откинулся и больше я не сяду!, — цитируешь известного чернокожего актёра из фильма, жалея, что в твоей руке сейчас нет пушки, чтобы ей вальяжно размахивать. Ты едва успеваешь понять, в чём дело, лишь умудряешься подхватить Освальда и не дать ему упасть на грязную землю, распластавшись у машины. Сколько же дерьма он выпил, что довёл себя до такого полу-припадочного состояния? Тебе приходится трепетно приподнять его снова на прежнюю планку, чтобы он больше не скатился ниже, и, прижимая заботливо к себе, доделать начатое, а именно засунуть его в автомобиль, как хотел ранее. Этот мальчишка для тебя как пушинка, возможно, приток адреналина к мозгу поспособствовал сему. Тем временем, ты ловко расправляешься с дверью и замком, ловко открывая, заставляя протяжно поприветствовать её собственника транспортного средства. Как-нибудь ты обязательно остановишь его и оштрафуешь за то, что он не заботится о своей стальной лошадке, игнорируя смазывания петли, найдя повсеместно ещё несколько ряд причин. Тебе не составляет труда впихнуть Брейдена в поющий на все октавы сразу салон, тело друга податливо напрашивается оказаться в ином положении, желательно в лежачем. Главное, придерживать голову, избегая острых углов, заранее предупреждая его и себя от них, аккуратно устраиваешь мальчишку со всем комфортом, насколько вообще способна сия развалюха. Наверное, нужно поблагодарить царство Морфея за то, что оно раскрыло свои врата настолько, что мальчик едва был готов противиться в ответ на твои вмешательства в частную жизнь. Нужно и дальше поддерживать плановое развитие, что не даёт тебе покоя. Ты слегка отклоняешь кресло переднего сиденья рядом назад, чуть отодвигая его, чтобы Оззи стало хоть немного удобнее, к тому же, не забываешь позаботиться о том, чтобы он был пристёгнут, как полагается, защёлкивая ремень безопасности, удостоив Брейдена коротким взглядом. Видимо все люди во сне до безобразия кажутся милыми, ловишь себя на мысли, что стоял бы так и дальше, неприлично разглядывая этого сорванца. Приходится одёрнуть себя и постараться прихлопнуть дверь настолько беззвучно, насколько она это позволяла. Тем не менее, как только тебе удаётся это совершить, ты стремглав бросаешься к водительскому креслу, разбираясь с входом на запретную территорию даже быстрее, чем ранее. Видимо, всё дело в том, что тебе приходится руководствоваться всем впопыхах, причём к тому же подгоняя себя. Оказавшись внутри салона следом за Оззи, ты нерешительно застываешь перед панелью, что глухими цветами предстаёт перед тобой, ожидая, что её раскрасят новыми красками. Машину Освальда тебе ещё никогда не приходилось вести, но она ничем не отличается от твоей. Практически. Если только тем, что не такая древняя и дряхлая. Ты даже не удивишься, если автомобиль не заведётся от твоих рук с первого раза. Да только, кажется, он оживает сразу же, как поворачивается ключ зажигания. Одобрение это или наоборот предзнаменование покажет дорога. А пока ты с уверенностью выжимаешь педали, устраиваешь руки на руле и поглаживаешь чужое авто, которое критиковал за спиной. Форд пытается взбрыкнуть перед тем, как отправиться в путь, словно всё ещё намеревается сбросить с себя чужака, будто опомнился, не узнав прежнего владельца, но ты утихомириваешь его, направляя мерным ходом. — Кстати, Брейден, хорошо, что ты в отключке. Прикинь, твоя старушка в меня втрескалась. Да, детка?, — намечаешь курс к магазину комиксов, привычно беседуя сам с собой, пока неподалеку от тебя пребывает в истомной нирване Оззи. Отмечаешь про себя, что только что снова совершил парочку невинных прежних преступлений, которые снова связаны с тем мальчишкой из прошлого. Только теперь вы не подростки, а взрослые, хотя, скорее один из вас вырос, а другой всё ещё остаётся в пограничном состоянии.

[indent]Ты не привык ездить в тишине и чтобы хоть как-то скрасить минуты затишья, решаешь поймать местную радио волну, мотнув колёсико магнитолы. Песня, на которую тебе удаётся худо-бедно наткнуться, заставляет чуть ли не прыснуть от смеха. Ничего никогда не имел против «Бриолина» и даже мнил себя местной Сэнди в кожаном костюме с головы до ног, так что оставляешь едва различимый мотивчик с помехами и треском из-за отвратительной передачи. Ты помнишь слова наизусть и тебе ничего не мешает успевать барабанить по поверхности баранки, напевать [вернее, бормотать под нос] you're the one that i want и следить за дорогой.

своей холостячной жопой чувствую, что не зря зашёл

петь не буду - звезда не в духе

чувствую писькой, что нужно решить вопрос ориентации.
ладн. у меня она - плохая! всегда нравится говно всякое.

сейчас будет вопрос года - у меня херовый интернет, который лишает меня возможности насладиться чубчиком ури или так задумано?

а всё. прогрузилось.

В свое время ты дал так много клятв, что уже не вспомнишь их все. В день вашей свадьбы слова слетали с твоих губ [отточенные, выверенные, обдуманные] и попадали ровно в цель. Ты не врал, ни одна из этих клятв не была ложью, ибо в каждую ты верил, как твой отец верит в каждую из пяти книг Моисея [в каждую точку; во все запятые]. Но слова стираются из памяти, остаются только порывы и желание, жгучее и отчаянное, исполнить хотя бы одну. Ты клялся, что будешь любить его вечно, под дулом пистолета и преодолевая монотонный серый быт. И именно этой клятве ты следуешь, живешь по ней, будто бы тебе христиане вместо десяти заповедей дали свой свод правил, личный, и в нем только одна заповедь – Реджи. 

Реджи и в горе, и в радости. 
Реджи и в богатстве, и в бедности.
Реджи и в болезни, и в здравии. 
Аминь.

Ты никогда не заканчиваешь свою молитву до конца, потому что смерть вас не разлучит. Смерть лишь сделает ваш брак еще крепче, доведет до квинтэссенции, соединит воедино, создавая новый элемент периодической таблицы. Даже после смерти ваши души не обретут покой ни вместе, ни порознь. Даже после смерти вы будете продолжать медленно отравлять друг друга, своим едким дымом, и лечить, освящая каждую клеточку уже_не_тела. Ты никогда не думал, что станешь таким чувствительным и эмоциональным, что когда-нибудь перестанешь смеяться над этими героями романтических комедий, ведущих себя как полнейшие идиоты, чьи поступки оправдываются лишь светлыми чувствами к той или иной персоне. Но посмотри на себя теперь. Ты и есть этот идиот, который творит всякую ересь, ведомый лишь светлыми [хоть иногда так и не кажется] чувствами к своему мужу. Только у вас не комедия и даже не драма. Ты чувствуешь себя героем боевика, где каждый день – это баталия не на жизнь, а на смерть; и ты проигрываешь, с такой завидной регулярностью, что готов уже поверить в то, что золотой лос-анджелевский еврейчик потерял свою удачу. Но это бред. Тебе везет в картах, тебе везет в любви. Твой муж – это везение вселенского масштаба, хоть в вечера как этот кажется наоборот. Вечера как этот даже не_исключение из правил, они лишь доказывают насколько сильно тебе повезло. Ты любишь ему проигрывать, ты любишь над ним побеждать, потому что у вас все общее – твой проигрыш и его проигрыш, его победа и твоя победа. Все просто, это лотерея, в которой невозможно проиграть. 

Однажды ты перестанешь бросать клятвы на ветер, однажды ты станешь таким скупым до слов, что не будешь клясться пока не выполнишь. Но не сегодня, не сейчас. Тебе нравится обещать Реджи красивую жизнь, наполненную твоими признаниями, твоей заботой, твоим вниманием. Тебе нравится выражение его лица, когда он дразняще тебе не верит, нравится доказывать ему свою правоту, до потери пульса, срыва голоса, исчезновения ощущения реальности. Муж – твой джек пот и ты, как настоящий скупой еврей не готов им раскидываться, ты прячешь его в самой дальней, защищенной комнате с непробиваемой дверью, куда ни одна дрянь не войдет, да и муж не выйдет. Ты хранишь его для себя, готовый разорвать в клочья любого, кто решает вмешаться. Помнишь друга Реджи? Того самого, с которым Реджинальд, будучи незамужним и независимым, как он сам себя не раз называл [еще одна причина, почему ты так быстро окольцевал своего мужчину, но отнюдь не первая], заигрывал на твоих глазах. Просто друг. Сколько бы тебе не объясняли коварный план еще_не_мужа, ты не смог стерпеть присутствие этого парня в вашей жизни. Тебе хватило одной принтерной неправдоподобной картины, попытки вызвать в тебе ревность [удачной], чтобы выключить рациональность, отключить самообладание, попасть в эту нелепо расставленную ловушку раз и навсегда. Ты попался, потому что хотел попасться. Ты попался, потому что тебе не хватало лишь толчка, чтобы упасть в эту бездну. Айзек. Реджи, меня зовут Айзек. Пошли. Твой муж рассказывал тебе сказки, рассказывал, что это был лишь друг [ублюдок Стюарт], который согласился разыграть эту маленькую трагикомедию на твоих глазах лишь из дружеских побуждений. Ты зацеловывал мужа, не слушая его сладких речей. Пожал Стюарту руку и лучезарно улыбнулся через пару дней. Вы даже пересекались еще несколько недель на вечеринках и тусовках. И больше Стюарта твой муж не видел. Сколько заботы и озабоченности нарочно плохо скрывают твои глаза, когда ты сопереживаешь мужу, говорящему тебе о пропаже друга, о его неожиданном холодном и безразличном поведении, о том, что тот меняет номер телефона, аккаунты социальных сетей, место жительства, привычные места отдыха. Сколько угроз ты высыпал на этого несчастного, прежде чем тот понял, что с тобой шутить не стоит. По крайней мере, не тогда, когда речь идет о Реджи и на глазах застывает пелена. Ты так и не признался мужу за Стюарта, бедного Стю, которого ты любовно запомнил, как сине-багровую отбивную, валяющуюся в луже грязи и без того грязного ЛА. 

За Стю был Оливер, и Джеймс, итальяшка Доменико и скандинав Йохан. Их было слишком много, этих друзей со сверкающими глазами при виде твоего мужа. У слишком многих было твое выражение лица. Ты должен быть благодарен Стюарту, за то, что раскрыл тебе глаза, но. Заратустра говорил: падающего подтолкни, еврей говорит: зачем его толкать, если он итак уже падает. Ты и Реджи. Когда-то это был просто вопрос времени, затянувшийся петтинг с твоими моральными мучениями о достойности собственной персоны, но ты никогда даже не думал поблагодарить какого-то там Стюарта за какие-то там фантомные заслуги. Несчастный просто оказался в эпицентре урагана, вот и все. Заставил мужа забыть о них всех. Смотри только на меня. Хочешь быть эгоистом, хочешь быть собственником. Или так, или никак. Когда дело касается твоей единственной заповеди, ты не терпишь компромиссов. Эгоцентрично строишь вокруг мужа мир, который его достоин, выбрасывая всё, что недостойно его и неугодно тебе. Да, твои порывы полностью обусловлены этим безумным чувством, бурлящим в венах с первого взгляда. Да, ты делаешь все только для него, ради него, во благо ему. Да, но ты всегда знаешь лучше. Не спрашиваешь, просто делаешь, смеясь закрывая мужу глаза ладонями, заставляя угадывать твое имя часами, до хрипоты [Реджи всегда угадывает с первого раза], пока делаешь свои грязные делишки. Твой муж – главный актер представления; ты – главный за кулисами. С дотошностью старого еврея подбираешь ему декорации, костюмы, актеров второго плана. Твоей работы не видно из зрительного зала, главной звезде представления остается только сиять, жить в этой роли; все же решения принимаешь ты. Ты – собственник, ревнивец. Папочка для своего маленького монстра, не дающий свободно продохнуть. Ты установил на телефоне Реджи скрытую аппликацию слежения, еще несколько подобных девайсов спрятал в любимых аксессуарах мужа [совершенно бесполезные безделушки в Лейкбери], боясь, что птичка улетит в чужие края. Планируешь его жизнь на года вперед, следишь за каждым неверным шагом. Ты любишь его с огромной оговоркой размером с твое эго. Любишь и боишься, что убежит. Любишь и знаешь обо всем лучше. Любишь, и все должно быть по-твоему.

Твоя модель поведения не менялась с первой встречи, ты всегда был in charge. Где вы живете, едите, отдыхаете, куда ходите, с кем общаетесь – Реджи капризничает, ты принимаешь решения в его пользу. Каждый вдох только с твоего позволения. Отпускаешь борозды правления только чтобы натянуть их сильнее. Даешь Реджи выбор между двумя любимыми тобою ресторанами. Больше имитации свободы. У мужа никогда не было выбора, даже в вашу первую встречу. Ты приказал ему подойти и соблазнить тебя. По крайней мере, теперь так кажется. Кажется, что ты украл его у мира и не справляешься. Не справляешься, ибо все чаще мелькает мысль, что не имел права в первую очередь. Поэтому все чаще одергиваешь себя, слушаешь, становишься на колени и умоляешь не истерить. Может быть и не стоит что-то менять. Может быть не стоило уезжать из края раскаленного калифорнийского солнца. Мысль пронзает стрелой, тупой болью в легких. Если бы вы не уехали, твоя прошлая жизнь точно бы накрыла вас волной и уничтожила. Если ты не попытаешься возобновить гармонию и баланс в этих отношениях сейчас, эта волна так и будет огибать вас, кружить вокруг и когда-нибудь, в самый неподходящий момент, все-таки настигнет. Именно поэтому ты больше не требуешь, ты просишь. Муж говорит, что он не хотел [хотел не этого], но ты не веришь ни одному звуку. Знаешь, что именно так он и возжелал тебя, покорного и шелковистого, готового отдать всё что есть, и больше, дать щедрых чаевых. Алкоголь в крови не согревает и почти не дурманит, представляешь вашу жизнь так четко, кристально чисто. Кристально чистые алые отметины на его шее, борешься с желанием залечить раны своими отнюдь не исцеляющими поцелуями, но боишься сделать больно. Боишься лишний раз притронуться, надавить, заставить. Хватит. Лишь кротко усмехаешься, обдавая горячим дыханием шею, надеясь, что обожжёшь. На сегодня хватило боли, твое тело сотрясает в конвульсиях, душишь себя пьяными попытками прекратить эту дрожь.

— Я люблю тебя, — вместо очередного «прости». Из головы высасывают все мысли, оставляя только это. Реджи получит, чего заслуживает – никаких извинений, клятв, обещаний, приказов. Этого всего было слишком много, и ничего из этого не сработало. Чувствуешь, как рассыпаешься по кусочкам, пытаешься ухватить мужа, но твои пальцы – пыль.  В глазах на мгновение темнеет и кажется, что твой конец наступает раньше, чем даже ты, пессимист до мозга костей, когда дело касается твоего бренного бытия, удивляешься, что так скоро. Но глаза открываются вновь. Яркий свет, вялое тело, еле поддерживающее себя в вертикальном положении. Никогда не умел пить, никогда. Все существование сужается до поля видимости. Поле видимости – твой муж. Сакральный момент твой молчаливой молитвы. Реджи и в горе, и в радости. Щенячьими глазами смотришь на мужа, все еще не сумевший побороть ощущение своей вины. Голос мужа успокаивает, напевает прекрасную колыбельную, обещает, что все наладится. Твоя черная аура в этот вечер окутывает вас обоих, поглощает его алую и комната окрашивается в бордовый, цвет вашей крови и вашего безумного, будоражащего чувства. Реджи разрывает вашу связь, ты теряешь опору и поддержку и испуганно смотришь в убаюкивающие глаза. Рука невольно повисает, и ты покачиваешься, стараясь удержать равновесие, чтобы не прерывать эту игру в гляделки. Алкоголь заглушает боль, всего лишь капля в океане. Остаются только светло карие глаза напротив, обрамленные серым. Все остальное кажется далеким, чужим, ненастоящим.

Вкус вашей крови. Ловишь губами и довольно хихикаешь. Довольно разделяешь его и твою по вкусу. Твоя – кислая, заставляющая неподготовленных поморщится, его – притерно-сладкая, на грани возможного, медовый нектар. Вы подходите друг другу на биологическом уровне, кисло-сладкая смесь дурманит хлеще дорогого джина, столь щедро залитого в твою глотку, и ты прикрываешь глаза от удовольствия. Гортанный стон так и тонет в вихре несвязных мыслей, пока муж закрывает тебе рот, не позволяя ничего сказать. Вы поменялись ролями, теперь время ему приказывать, а тебе исполнять. Ошейник, которым ты его наградил, еще долго будет «радовать» глаз, он одевает на тебя ярко-красный намордник, и ты не смеешь сопротивляться, не в этот раз. Поддаешься, проигрываешь, чтобы порадоваться его победе как своей. Муж вторит твоим мыслям, муж щелкает переключателям, раскрывая настежь все клетки в твоей голове, где ты прятал все, что считал опасным. Свои тайны, манипулитивные повадки, последнюю каплю любви к мужу – ту самую, которая всегда казалась лишней, чрезмерной. Капни ею сверху и разрушь натяжение воды, чтобы смертоносный поток затопил все вокруг без разбору. Ты отвечаешь, как изголодавшийся, сначала аккуратно, прощупывая почву, но с каждым мгновением все сильнее въедаясь в любимые губы, теряя последние остатки ума и осторожности. Ручник снят с предохранения.

Руки обнимают мужа, прижимают к себе, боясь, что ускользнет. Ты на его месте в этот раз, и это сводит с ума. В голове гуляет шальная мысль: как Реджи живет с тобой, терпит, любит; столько времени. Тебя уже выносит на небывалые уровни психоза, нервоза и истерик, хоть это для тебя новый опыт. Как Реджи терпит твои уходы. Как не боится, что ты не вернешься. Как верит, как доверяет. Тебе слишком многому придется научится, потому что обладать и любить – две разные вещи и лишь одну из них ты постиг в совершенстве. Твои руки хватаются за мужа, оставляя царапины на спине, еще одно напоминание об этом вечере. Ты не умеешь доверять, потому что сам лжец. Не умеешь отпускать, потому что сам не всегда хочешь вернуться. Но тебе нужно научится, нужно, потому что иначе – смерть. Пока смерть не разлучит нас. Твоя незавершенная молитва играет новыми красками, ибо смерть приобретает новое значение. Муж выдыхает в губы – излечи. И в этот раз забиться в истерике хочется тебе. Как? Ты не можешь излечить себя, что уж там – даже твои пациенты не уходят от тебя здоровыми. Как, Реджи, как? Ты посвятишь свою жизнь только этой цели, будешь служить ей рьяно как бравый солдат и смиренно как молчаливый монах.

— Реджи —

Дурманящее имя слетает с языка, когда муж отстраняется на десятую долю секунды, — Реджи, — повторяешь в самые губы, утаскивая мужа за собой, неловко, пьяно, опускаясь на спину и не упуская возможности обвить руками и ногами. Ближе, ближе, чтобы атомы разорвались на части и слились в одно. Вдыхаешь аромат мужа – выдыхаешь его имя. Тянешь на себя, хотя ближе уже невозможно. Ты так скучаешь по его прикосновениям, так скучаешь по этой ласке, что готов вырезать сердце и преподнести мужу на золотом блюдечке на завтрак, только лишь бы не морил голодом тебя. Пластинку заедает на любимом имени, ты не затыкаешься даже когда тебя затыкают, выдыхаешь в губы как страшное заклятие. Кровавую Мэри надо вызывать, назвав ее имя три раза, проклятье Реджи страшнее, но и повторять его надо всю жизнь. Не знаешь, как пережил эту неделю почти без его прикосновений. Стоите друг друга, каждой клеточки, каждого цента – твой муж тоже прекрасный манипулятор и знает лучше тебя самого, что сводит с ума получше героина, амфетамина, дезоморфина принятого с одного захода. Доза находит своего наркомана, руки блуждают по телу в припадке, прикусываешь его губу, не желая останавливаться на оставленных ранах.
Наступает время твоей молитвы, а когда дело касается мужа, ты религиозен до нельзя и не пропускаешь ни одной мессы, — Реджи и в горе, и радости, — ради этого ты отвлекаешься от желанных губ и одним грубым рывком, заставляешь выгнуться в шее, чтобы получше разглядеть свои метки, — Реджи и в богатстве, и в бедности, — твои губы накрывают красные отеки, аккуратно, едва заметно, проводя по ним кончиком языка, пробуя на вкус, будто бы думаешь, что сможешь ощутить горечь своего поступка, которая будет приходить во снах не одну ночь подряд. Только морская соль, терпкая, заставляющая поморщиться, как соль после текилы – то, что нужно, — Реджи и в болезни, и в здравии, — ты замираешь на мгновение, позволяя божественной дрожи сковать все тело, наслаждаясь то тихого смешка, поглощая эту дрожь, позволяя ей раствориться внутри; и только тогда зарываешься пальцами в волосы, медленно двигаясь к своему эдему – губы мужа слаще его медового нектара, что течет по венам, — Аминь.

Отец часто называл тебя неверующим, нерелигиозным увальнем, который уничтожил все светлое и божественное в своей жизни. Но твой отец не ложиться спать без сидура на прикроватной тумбе. Ты укладываешь свой сидур к себе в кровать и не прекращаешь молиться даже во сне.

Знаешь, ты не оправился от случившегося, потому что пропил эти годы. Пропил, позабыл, запамятовал. Время лечит, если ты не вырезаешь это время из своей жизни, Освальд. Ты все чаще повторяешь вслух эту идею, будучи трезвым. Все чаще повторяешь, все реже позволяешь себе трезветь. Слишком долго бегал, закрывая уши как ребенок — не хочу, не буду. Достаточно долго, чтобы вдруг оказаться совершенно взрослым человеком, от которого общество требует ровно столько же, сколько и от остальных. А где же поблажки? Так привык ими пользоваться, что не заметил, как все привилегии были у тебя отняты. Так привык [не ценя] к особому отношению, что так и не научился жить без него, отказался учиться. Ты привык быть примером для подражания, объектом восхищения. Привык настолько, что отказался жить в мире, где ни первым, ни вторым не являешься. Боги, Освальд, ты был таким хорошим мальчиком, — причитает пожилая учительница младших классов. Она в отличии от других все еще считает своим долгом читать тебе нравоучения и пытаться вернуть на правильный путь, остальные же лишь усмехаются — твое преображение было вопросом времени всегда. Хорошие парни и школьные любимчики или уезжают из города, или город съедает их с потрохами. Ты пытался уехать, но Лейкбери уже положил на тебя глаз и никуда не отпустил. Давай, Брейден, сваливай всю вину на город, общество, судьбу, лишь бы не на себя. Ты свят как ангел, а мир несправедлив и жесток. От одной только мысли становиться тошно, не правда ли? Или это литры алкоголя, которые ты потребляешь жадно, будто это в последний раз. Это всегда последний раз, ты зарекаешься. Ступаешь одной ногой в бар, другой — в могилу, и обещаешь, что последний раз. Мечтаешь или пропить остатки чистого разума, или прекратить эту пытку сам над собой. Ни на то, ни на другое у тебя не хватает духа. Твоя сегодняшняя попойка прошла под девизом — никто не меняется, ничто не меняется. И хоть изначально, ты поднимал «тост» за других не_меняющихся, но в итоге выпил за себя. Ты не меняешься, все так же боишься столкнутся с реальным миром, как и много-много лет назад. Не семь, даже больше. Твой страх породил себя, когда ты был совсем наивной ромашкой, укладывающей волосы по новой моде, лишь бы не отличаться от других. Ты так боялся осуждения, что переиначивал не только свои вкусы в одежде, но и всего себя, под мнение общества. Выкидывал все неоднозначное, что вызывало больше вопросов, чем радости, на помойку так легко, будто оно совсем тебя не волнует. Выкидывал из памяти всё, что казалось слишком травмоопасным, убегал от неоднозначного, прятался от раздражающего и расстраивающего. И продолжал жить, будто этого и не было. Со временем достиг таких вершин в этом искусстве, что научил себя забывать. Как и что — ты не помнишь. Лишь от одной травмы убежать не удалось, не получилось выкинуть из головы, и теперь ты ступаешь одной ногой в бар, другой — в могилу.

Алкоголь отрезает любую связь с реальностью. Разум растворяется в абстрактном ощущении отсутствия земли, почвы под ногами. Все твои чувства притупляются. Остается лишь непреодолимое желание проспаться. Не спать, а проспаться. Ты ненавидишь быть настолько пьяным, когда кайфовый момент уже прошел и наступает лишь тяжелые часы вертолетов, приступов тошноты, тяжелого вялого тела, которое ты не можешь контролировать. Иронично. Алкоголик, который не любит чувство опьянения. Тебе тяжело дается похмелья, поэтому ты пьешь еще больше в погоне за этим моментом Х, когда ничто не важно, и ты не важен. Но этот момент такой молниеносный и неуловимый, что тебе едва ли получается словить его чаще, чем раз в месяц. Всё остальное — пытка, истязание. Сон одолевает так резко, мозг окутывает черный непроглядный туман, скорее дым, вздымающийся над пепелищем, где раньше была твоя жизнь. Всё расплывается — картинки, звуки, мысли и воспоминания, и ты позволяешь себе отпустить. Отпустить в основном себя в свободное плаванье, не заботясь ни о собственной сохранности, ни о том, что становишься обузой для других. Ты никогда не просил тебя спасать, так легче: по крайней мере, когда другие смотрят на тебя с разочарованием и обидной от того, что не сумели, ты пожимаешь плечами и говоришь, что никого ни о чем не просил и никому ничего не обещал, хоть и давишься чувством ничтожности своего существования. Ты так и научился мириться с мыслью, что всех разочаровал. Разочаровал сам себя, ибо посмотри во что ты превратился. У тебя были планы, мечты и надежды, а теперь что? Если есть бутылка — то уже неплохо.

Чувствуешь, как сильные руки подхватывают твое вялое тело и слабо, где-то в подсознании, изливаешься сотней «извини». Тебе не хочется быть чужой проблемой, но сколько бы ты не старался, уйти от мира и закрыться в себе, все равно таковой становишься. Сегодня твоя жертва — Элиас, и это имя выжигается на подкорке ядрёными химикатами, которые ты в себя сегодня залил в конских порциях. Сон окутывает сознание, но не стирает это имя, отправляя тебя в обычное путешествие по заснеженным далям, но уже с новым заданием. Этот сон [треклятый, повторяющийся, надоедливый] ты изучил от начала и до... Конца? В заснеженной пустоши не видно края; ты не знаешь, есть ли тут конец. Просто бродишь, утопая в снегу, пытаясь найти выход. Это почти всегда именно поиски выхода, иногда на пути ты находишь тела родных и близких [мертвых и ныне живых], и тратишь все силы и тепло, столь критичный фактор в этом морозе, на то, чтобы попытаться откопать их из под снега, пока и сам не окажешься погребенным зажисо. Ничего, по сути, не меняется. Ты стоишь в этой белой пустыне, почти нагой, одетый явно не по погоде, и оглядываешься по сторонам. Слегка изогнутый горизонт сливается с серым небом, вокруг — ничего. Это абсолютная пустота, только ты и снег, но опираясь на опыт, ты знаешь, что совсем не один. Снег в твоем сне скрывает много тайн — иногда это синие безжизненные тела, но все чаще — пропасть. Черная, абсолютный контраст с кристально белым. Поэтому ты наугад выбираешь направление и идешь, аккуратно ступая в сугробы, боясь, что следующий шаг станет решающим, и ты не обнаружишь почвы под ногами. Всё. Как. Всегда. Делаешь пару шагов, еще обманутый надеждами в этот раз дойти до горизонта, и останавливаешься. Странное чувство легкой дрожью пробегает по телу — сегодня ты ищешь не выход, сегодня не ты один здесь потерялся, а так как на себя тебе уже давно начхать и подобные «прогулки» уже давно не пугают, это чувство отдает будоражащей и пугающей до липкого пота на спине новизной.

— Элиас —

Осознание как электрический разряд, сотрясает все тело, и ты теряешь прежнее спокойствие в мгновении ока. Приходится оглядеться еще раз, в надежде хоть где-то вдалеке разглядеть знакомую фигуру-точку, но горизонт ровный — ни фигуры, ни горы, ни дерева. Значит где-то под снегом, еще живой, ведь ты слышишь его голос в голове, который кажется обращается к тебе, а может быть просто напевает что-то под нос. Кларк тебя зовет. Попал в твой лабиринт, невинная жертва твоего алкоголизма, и, как и ты сам, не может выбраться. Тебе абсолютно наплевать, если ты вдруг никогда отсюда не выберешься, но это твоя пропасть, и позволить ей утащить кого-то еще, особенно Эла, человека, который несмотря ни на что все еще был с тобой и для тебя, ты не можешь. Поэтому панически пытаешься отыскать источник звука и пойти по нему. Сложно; источник звука — твоя голова, но паника берет вверх, и ты выбираешь направление не особо затрудняя себя объяснением выбора. Где-то здесь, должно быть где-то здесь. Ноги утопают в сугробах, но продолжаешь бежать, вслушиваясь в знакомый до боли голос, надеясь, что он расскажет, где его искать, — Эл! — стонешь вслух, вся ситуация доводит до отчаянья, ведь ты знаешь лучше любого, что из пустоши нет выхода, у нее нет ни конца, ни края. — Черт возьми, Эл, — выдыхаешь. Где-то тут, но тут — это очень размытое понятие. Ты ненавидишь себя еще больше от ощущения собственной беспомощности, но продолжаешь идти, даже когда перестаешь чувствовать конечности. Ноги тонут в снегу как в болоте, ты проваливаешься ниже и ниже, не успеваешь опомниться, а снег уже дошел тебе по поясницу и с каждым шагом уровень все выше и выше. Теряешь силы, теряешь тепло, все тяжелее двигать ногами, а в голове то и дело возникают темные вспышки — дорога, бардачок, пыльная магнитола, — и вновь к снегу.

Ворочаешься в своем сидении, пытаясь найти удобное положение, но ремень безопасности, который ты регулировал специально для Лекса, настолько плотно приковывает к сидению, что кажется, что тебе тяжело дышать.

Тебя знобит от страха, что сегодня ты не только потеряешься сам, но и потеряешь кого-то близкого. Опять. Одна только мысль заставляет двигаться быстрее, хоть ты уже не чувствуешь пальцев, а мороз почти добрался до сердца, чтобы навсегда остановить этот вечно не прекращающий качать моторчик, снег приходится разгребать руками, еще пару шагов и ты буквально утонешь, пойдешь на дно, и снег не тая заполнит легкие. Ты срываешь голос настолько быстро, возможно от холода, скорее от кромешного ужаса, твои выкрики быстро превращаются в слабый хрип\вопль, тонущий в твоей голове вместе с бормотанием Кларка. И с т е р и к а. Ты ничего не можешь сделать, ты не можешь никого спасти, пока не спасешь себя и это в первые за долгое время кажется невероятно пугающим. Ценность твоей жизни увеличивается на сто процентов, от нуля ко всему, ибо пока ты жив, а Эл где-то тут, еще можно что-то сделать. Когда зима доберется до твоей души, Эл — это вопрос времени. Только эта мысль, не дает тебе остановится, только эта мысль, позволяет двигаться вперед, пробивая этот туннель сквозь снег, который все больше становиться похожим на мелко покрошенный лед: острый, режущий и тяжелый. Ты пробиваешь свою дорогу, трезво оценивая свои шансы добиться успеха в этой затее — ноль. Но надежда на свою удачу или высшие силы никогда не оставляет тебя в тяжелых ситуациях. Ты ноешь вслух, скулишь как побитая собака [у вас действительно много общего] и молишь, чтобы это прекратилось. И тебя слышат. Кто-то приказывает: проснись. И ты просыпаешься.

Не открывая глаз, чувствуешь, что проснулся. Полудрема еще приятно окутывает голову и не позволяет мыслить трезво, но после таких кошмаров в крови не остается ни капли алкоголя. Пытаешься повернуться на бок и опять заснуть [теперь окунуться в успокаивающую темноту, тебе никогда не снятся кошмары дважды за ночь], но ремень безопасности все так же мешает это сделать. Голос Элиаса — живой, теплый и такой близкий — убаюкивает, подначивает проспать мертвым восстанавливающим силы сном до самого утра, и ты не смеешь противиться. Тревожный ночной кошмар кажется таким далеким, будто из прошлой жизни, и тебя так просто и легко отпускает это ощущение безысходности, что ты моментально забываешь, что только что пережил. Тело расслабляется, вяло растекается по сидению, пытаясь занять самое удобное положение, какое только можно в этом форде, который явно разрабатывали не для людей с твоим ростом. Но мысли так и продолжают бегать в голове, отрывками то напоминая о пережитом ужасе, до успокаивая и предлагая вместо этого задуматься о том, что ты хоть и проснулся, но Элиаса так и не нашел. Паранойя. А что, если, Кларк все еще лежит под толстым слоем снега в этом странном состоянии между жизнью и смертью и просто ждет, пока кто-нибудь его оттуда достанет? Что он вообще там забыл? А что, если ты никогда его не найдешь? А что, если будет слишком поздно? Полудрема — и есть состояние между жизнью и смертью, ты знаешь это не понаслышке, ибо уже совсем отвык спать крепко и долго. Состояние, когда ты осознаешь свое мышление, но не контролируешь его. Иногда полезно прислушаться, но чаще — лучше игнорировать. В этот раз пытаешься отогнать этот вихрь из несвязного, ибо ни одна из мыслей-паразитов не способна задеть за живое, ты чувствуешь, что Кларк рядом — это успокаивает; он напевает себе песни под нос — это означает, что вы в безопасности. В с ё   х о р о ш о. Пока ты не начинаешь чувствовать эту необычную вибрацию буквально всем телом.

Она не начинается с определенной конечности, не надвигается постепенно, а просто вдруг становиться частью тебя, сотрясая в ужасном ощущении-предзнаменовании — сейчас произойдет что-то плохое. Ты почти уверен, что именно так работает паучье чутье Питера Паркера, по крайней мере, тебя оно не подводило. На первых секундах ты резко осознаешь, что грядет, но этого слишком мало, чтобы среагировать и вскочить на ноги, разбудить тело. И прежде, чем паника полностью окутает всего тебя, ты открываешь глаза — ошибка. Никогда не открывай глаза. Как будто голосовых галлюцинаций мало. Да, ты знаешь, что это все не по-настоящему, но это не умаляет паники. Когда вы смотрите кино и там тоже не взаправду, разве это позволяет сопереживать меньше? Так и здесь. Ты чувствуешь панику организма о том, что что-то идет не так, эта паника провоцирует еще более ужасные галлюцинации и тебе еще страшнее. Ты повторял это так часто, но так и не смог усвоить, легче рассуждать, когда ты бодрствуешь, нежели сейчас. За вибрацией, отдающей нотками паронормального, приходят крики — это всегда дети, всегда испуганные и всегда вдалеке. Ты слышишь несвязные тонкие вопли, и ужас сковывает тебя еще сильнее. Смотришь перед собой, не способный пошевелить и пальцем. Ты даже не можешь моргнуть, не можешь перевести взгляд в сторону — все тело скованно и даже дышишь с огромным трудом. Наверное, ремень безопасности передавил дыхательные пути — думаешь так всего секунду, пока мерзкое ощущение присутствия чего-то еще не становится эпицентром твоего существования. Ты знаешь, что он здесь, твой личный демон и частый гость, который любит появляется в самый неподходящий момент. Знаешь, что он уже тянет свои длинные гадкие пальцы к твоему горлу, чтобы придушить. По лбу катиться капля пота, ты судорожно пытаешься пошевелиться, готовый просто выпрыгнуть из машины на ходу, лишь бы не попасть в руки этого монстра. Он сидит рядом. Чувствуешь всем телом, по стеклу машины бегут странные пугающие тени — представляешь, что это мышиноподобные существа, которые здесь ради того, чтобы выгрызть тебе глаза и душу. Он сидит рядом. Краем глаза [все еще не способный повернуть голову] замечаешь черные руки, какие-то странные рукава-балахоны, чувствуешь прикосновение этой ткани к себе: легкое, пробирающее до мурашек. Чувствуешь холодное дыхание на своей щеке, чувствуешь острые когти, сжимающие твое горло, чувствуешь асфиксию — чувства настолько реальны, что ты ни на мгновение не задумываешься об их достоверности. Где-то на подкорке маячит мысль, что Элиас был по близости, что он может тебя спасти. Но сейчас рядом с тобой сидит твой личный демон: черный, безликий и безмолвный. Вы встречаетесь как старые друзья, уставшие друг от друга. Ты знаешь на перёд, что это чудище хочет с тобой сделать, он знает наперед, что ты не сможешь ему помешать. Это конец, ты не можешь выбраться. На фоне слышишь знакомые голоса — вернее крики, и ты готов выть и визжать лишь от мысли, что никак не можешь им помочь. Кошмары наяву хуже, потому что ты действительно на физическом уровне не можешь ничего сделать. Глаза ужасно жжет, ты не моргал уже слишком долго и слезы, пытаясь хоть как-то спасти положение, скатываются по щекам, так и не выполнив своего предназначение. Глухой крик «помогите» застревает в груди, а с губ срывается лишь неразборчивое мычание.

В детстве ты ходил во сне, сейчас — ты спишь наяву. И хоть ты тысячу раз пытался научить себя не верить ничему, что чувствуешь в таком состоянии, ты чертовски плохо с ним управляешься и все, о чем можешь думать, как только появляется характерная вибрация — пожалуйста, разбудите меня хоть кто-нибудь.

-> история двух ненормальных. и кто же подскажет, как быть им? <-
c тобой я не могу и без тебя никак. мой самый лучший друг и самый злейший враг.
c тобой я не могу и без тебя никак. и снова упадет разбитая слеза.

[indent]Музыкальная сфера для тебя до сих пор является неотъемлемой частью в твоей жизни. Нет, ты не пишешь песни, не сочиняешь, никогда не мечтал связывать свою судьбу с этой стезёй в общем смысле. Боже упаси, что за ерунда. Как здесь можно состояться в качестве музыканта? Жить до конца своих дней, околачиваясь возле публичных мест, выпрашивая копейку, играя кавер-версии хитов? Или стать преподавателем, выбивая из детей или подростков [как правило] всё желание играть на инструментах? Нет, ты не из таких, привык чётко планировать свой личностный спектр, руководствуясь искомыми предпочтениями. Тебе всегда нравилось не соответствовать сверстникам во вкусах, спорах и разрозненных взглядах. Разве это был не лишний повод расквасить кому-нибудь рожу, да, Элиас? Удар за то, что кто-то обозвал тебя пидором. Теперь прежде мой рот с мылом, падла. Удар, за то, что кто-то сказал гадость о Кларках. Не сквернословь, обзывая кого-то мразью. Удар, за то, что оскорбил друга, что младше на несколько лет. Не обижай твоих людей. Удар. Ещё. Ещё. Чья-то пасть полна крови. Ты даже дрался с фоновым сопровождением. Прямо как Дэнни Зуко в одной из поставленных сцен. Уголок губ поднимается от приятных воспоминаний, улыбка напоминает острое, кривое, ржавое лезвие ножа. Мрачные ноты тебя завораживали больше, чем лёгкие попсовые мотивы. Ты страдал вместе с певцом, который пел о том, как ловит смрад разложения святости. Что касается позитивных композиций, со счастливым исходом, ты забавлялся, как сейчас, пытаясь что-то изобразить плечами, «танцуя» на водительском кресле, чтобы хоть как-то переключится. Тебе даже не стыдно за подобную вольность, непозволительную роскошь, но можно сделать скидку на спящего хозяина транспорта, который никогда об этом не узнает. По крайней мере, ты надеешься на это. Твои родители чаще называли то, что слушаешь – странным шумом, будто из преисподней. Хотя, откуда им вообще известно, какая там акустика? Возможно, в том месте абсолютна иная атмосфера: поют сладкоголосые феи, играя на арфе счастливые мотивы о мире. Ты готов заводить пластинку снова и снова, потому что посторонние звуки тебя отвлекают от своих мыслей, что зачастую мешают существовать в городе. По натуре, будучи слишком мнительным человеком, приходится обращать своё внимание вслух, сосредотачиваясь на плескающейся песне, а не на пробирающемся к центру мозга снедающем желании исчезнуть и самоудалиться из этой вселенной. А вдруг ты опять сделал что-то не так? А если бы ты поступил по-другому? Самокопание дико тебя раздражает – мерзкая черта, облюбовавшая репейником с головы до ног. Музыка, как сдобренная с горкой порция кокаина, волной распространяется по организму, не оставляя без внимания ни одну его клеточку. Ты чувствуешь, как обмякает всё тело, поддаваясь мелодии, а пульс барабанит в такт. Образное, яркое, завораживающее погружение в чужие голоса.

[indent]Автомобиль Освальда, благодаря твоему бережному обращению, затяжно движется по неровным дорогам Лейкбери. Ты выбрал умеренную скорость, чтобы была возможность объезжать все кочки, впадины и ямки, которые острым, натренированным взором не ускользнут из-под твоего наблюдения. Можешь запросто довести вас обоих до пункта назначения, даже не смотря вперёд и в зеркала, но зачем нарываться и предвосхищать свои способности, когда никто не торопит, когда не перед кем демонстрировать умения с бахвальством. Ты трепетно и ласково поглаживаешь руль машины, выравнивая этот экипаж, периодически гася скоростной режим, если замечаешь, что увлёкся, предупреждая криминально подрагивающую стрелку пересекающей грани. Для тебя карета друга словно старушка, которую нужно поддержать под локоть, чуть ли не поднимая с земли [мало ли споткнётся], дабы перевести на другую сторону улицы без происшествий. Твой ягуарчик явно поживее, он дикий, рвущийся в любую грязь, упрямый, непослушный, как ты сам. Тебе сложно его контролировать, даже пальцы сводит, когда пытаешься ему противиться, заставляя совершить нужный поворот – коренит и заносит в противоположную даль. В отличие от него, седая развалюха друга, удобна и покорна, как смирившаяся со своей участью пожилая кляча. Ты чувствуешь себя в салоне, как у себя в своём рычащем яростном звере. Тебе также удобно и не надо лишний раз отодвигать сидение назад или наоборот придвигать ближе, сокращая расстояние. Вы с Брейденом практически одного роста, хоть он так и любит хвалиться тем, что выше. Ну, насколько? На пол, на четверть, на пол четверти миллиметра? Эта разница ничтожна и незаметна. Даже водительское кресло солидарно с тобой. Весёлая песня заканчивается, резко обрываясь, не разрешая Оливии допеть свою партию. Образовавшая пустота вызывает в тебе недовольство, ты совсем не хочешь оставаться наедине со своими думами. Они начнут донимать и подталкивать к ничтожному существованию. Ты словно удостаиваешься ещё одного шанса, когда внезапно магнитола оживает вновь, затарахтев и задёргавшись как заглохший двигатель. Правда, вряд ли новоиспечённый исполнитель спасает тебя от нежеланного безмолвия. Джими Хендрикс. Вечно торчащий под чем-то серьёзным афроамериканец, который ассоциируется у тебя с твоей мёртвой сестрой. Он поёт про каннабис, а ты тут же воображаешь перед собой лицо Эсме, что пытается отбиться от тебя, когда трясёшь её, что есть силы, спрашивая, куда она дела дозу, бьёшь по щекам, заставляя смеяться громче и передразнивать тебя. В твоём видении сестрёнка живая, говорит, что марихуана пахнет корицей и Рождеством, надеется, что ты сделаешь ей такой подарок, она так хочет его. Это намного лучше, чем шприцы внутривенно, ради которых Эс готова была продать кого угодно. Ваша с Элоди сестра была ещё той штучкой, тайну которой ты так и не сумел разгадать. Поэтому связал себя с наркотиками, как и она, решив нарыть больше информации. Только ради неё ты ступил в засасывающее болото, трясину, специально наступив, не прощупав, что ждёт. Ненавидишь себя, ненавидишь дилеров, ненавидишь этот мир без Эс, ненавидишь этот «Purple Haze» и тех, кому взбрело в голову поставить сей трэк на местной радиостанции. Тебе кажется, что ничего не видишь вокруг: глаза полыхают багрово-красным, гроздьями колючих слёз вздымаются, и дышать почти невозможно. Жжёт внутри невыносимо, скребёт по стенкам, вычерпывая душу, нанося тупые раны. Тебя посещает грызущая вина, слепым, неизлечимым горьким пеплом. Ты со всей злостью сжимаешь штурвал, которым предводительствуешь и вовремя одёргиваешь себя. Вернее, тебя вызволяет голос Освальда, которому, кажется, тоже причудилось не слишком приятное сновидение. Он как будто что-то знает и сигнализирует, ограждая от того, что ещё немного и собьёшь перебегающую чёрную кошку.

[indent]Слишком резкое тормозное скольжение заставляет стереть колёса и плачевно вспороть асфальт. От неожиданности ты потерял право регулировать и реформировать сложившееся обстоятельство. Автомобиль застопорился прямо посреди дороги, а животное даже не оглянулось, изогнув длинный хвост, словно не заметило неминуемой гибели, если бы не её спаситель. Ты никогда не верил в приметы и знаки, но почему-то этот случай натолкнул тебя на закравшиеся дурные обоснования. Твой рот сам по себе выдаёт глухое отскакивающее «твоюмать», а где-то посередине спины трепыхается новоиспечённый синяк от въевшейся детали защёлкивающегося замка. Ты как все водители, которые гоношатся пристёгиванием ремня безопасности, обманывают, обходят правила дорожного движения и обороняют не своё тело, а сидение, на котором протирают пятую точку, пока пытаются завести мотор. Тебе бы самому не помешал в таком случае штраф – лишение прав на всю жизнь. Осталось только для полной картины вылететь через лобовое стекло, чтобы совсем наказать тебя. Ошпаривает, словно получил ново-образовавшиеся ожоги третьей степени.  Приходится сморгнуть пару раз нестерпимо тоскливый клубящийся дым от последствий. Обращаешь своё хриплое и шумное дыхание в сторону друга, переживая больше за его сохранность с безопасностью, забывая напрочь о себе и тем более о форде, с ним ведь ничего не произошло. Всего лишь неприятная остановка.

[indent] — Освальд, дружище, это просто кошмар, всё хорошо, —

[indent]Это о том, что произошло только что. Это о том, что ему приснилось. Твой голос клокочет, искрит надорванной связкой, ты чувствуешь рассечённое пополам угрызение совести. Тебе хочется успокоить Оза, отвлечь или даже разбудить, но не можешь осмелиться, пытаясь держаться на расстоянии, застыв в нерешительной позе с тянущимися к нему руками. Нет сил усугубить ситуацию, сделать ещё хуже. А вдруг он полезет на тебя с кулаками или заставит убраться вон из своей машины, прогонит и правильно сделает. Ты боишься. Не хочешь. Снова истязаешь себя невидимой плетью, заставляя собраться, взять волю в кулак. Этот мальчик – сторона, которую всегда занимаешь. Даже когда люди, к которым ты был неравнодушен, бросали насчёт него обидное изречение, тебе приходилось разбивать им в кровь носы, чтобы они никогда больше так не смели о нём отзываться. Он – принадлежит тебе. В том смысле, конечно, что ты первый решил взять над ним шефство и посвятить во все «прелести» жизни. Он – твой друг. Этот мальчик – снова тот милый ребёнок, который смотрел на тебя своими чистыми, невинными глазами, внимая твоим рассказам о пошлостях, когда ты делился с ним всей правдой об отношениях полов. Тебе до сих пор странно осознавать то, что именно от тебя он получил первый в своей жизни совет и засунутый в карман шуршащий пакетик защиты. Сейчас, пребывая на грани между сном и реальностью, Освальд опять переместился и предстал привычным ангелочком из прошлого. Хотя для тебя он навсегда останется мальчишкой.

[indent]Кажется, твоя речь подействовала как волшебный магический колдовской шар, судя по тому, как Оззи перестал называть тебя, заставляя каждый раз замирать и разбрасываться после свинцом, вспоминая, что нужно вообще-то дышать, вместо того, чтобы доводить себя до состояния комы. Это просто твоё имя, Эл, сорвавшееся из его губ. Он просто называет тебя так, как раньше, а не в те ночи, что вы провели на совместных вечеринках. Это просто твоё имя, Элиас, которое Брейден повторял снова и снова, подбивая тебя назвать его по имени. — Освальд, — не выдерживают губы. Словно в глотку засыпали остатки обугленного тлеющего факела. Стараешься встряхнуться и наконец-то сам словно просыпаешься, когда твой друг снова затихает. Тебе смутно показалось, что ему недостаточно удобно пребывать в пристёгнутом состоянии, тем более только сейчас удалось разглядеть, насколько смело затянут ремень безопасности. Вы никуда не собираетесь ехать, по крайней мере, ты пока не готов снова в привычном настроении управлять машиной. Тебе явно не до того, учитывая, насколько перепугался за вас обоих. Щёлкнув замком и отпустив втягиваться за собой натянутую тетиву, ты освобождаешь друга от ярма, что сковывает движения. Решаешь, что самым правильным вариантом дальнейшего развития событий, станет контроль сна Оза, поэтому следишь за ним, как обеспокоенный состоянием здоровья врач у больничной койки пациента, соблюдая субординацию и дистанцию. Предполагая тщетно, что он будет и дальше продолжать вести себя, как послушный мальчик, предаваясь сну. Но не сегодня. Не в твоём присутствии.

[indent]Всё происходит слишком быстро. Это нельзя проконтролировать. От этого нельзя убежать. Ты правильно предполагал, что чёрная кошка неспроста перебежала дорогу.

[indent]Тебе кажется, что у самого все конечности онемели, превратившись в неподъёмную глыбу металла, которую даже силой мысли нельзя сдвинуть с места. Как только Оз открывает глаза, осознаёшь, что будет дальше. Ты считал. Он не мог шевелиться достаточно долгое время. Вообще. Никак. Ты осведомлён об этой особенности состоянии человека, книги – твоё единственное постоянное развлечение, откуда получаешь информацию абсолютно обо всём. Медицина и связующие ячейки – вообще твоя излюбленная тема, о них готов говорить часами. Тебя охватывает одновременно стресс и шок, расталкивая друг друга, предвкушая право первенства. Ты сканируешь, что будет дальше. Заставляя насильно не делать стремительных выпадов, потому что это его спугнёт. Не прогонит и не растворит мучительную грёзу спяще-проснувшегося, а отложит последствия на нём, если правильно не позаботиться. Это всегда одинаково происходит. Тебя охватывает панический ужас, ты как завороженный следишь за ним. Боишься дышать, потому что уже его пугаешь, судя по следам, оставленным на щеках друга. Слёзы. Неожиданно закрываешь свой рот ладонями, потому что тебе хочется закричать вместо него, ибо, судя по мимике лица Оззи, он это делает. Громко. Отчётливо. Прямо выхлёстывает по твоим губам, вымаливая о спасении. Ты сдаёшься. Медленно. Неторопливо. Неспешно. Убирая руки от своего лица, чтобы поговорить с ним, чтобы разбудить.

[indent]— Давай, родной, дыши…, — умильно, даже приветливо пробиваешься к другу, сражаясь со всеми демонами, царящими в этой обстановке, — …глубоко и спокойно. Умоляю, дыши. Пытайся, борись. Сейчас пройдёт, сейчас отпустит, обещаю, — ты придвигаешься ближе к нему, сам по инерции словно за него, делая сей вдох и тут же выдох, как будто демонстрируешь гимнастику дыхания. У тебя это выходит просто отвратительно, но для тебя сейчас не это имеет значение. — Ну-ну, не плачь, мой хороший,  это…, — невесомо касаешься друга, оказываясь на достаточном местоположении, не замечая того, что тебе что-то упирается чуть ниже спины [кажется ручник]. Когда пытаешься спасти чью-то жизнь, не особо задумываешься о всяких там последствиях, особенно связанных с тобой. Если на твоих глазах кто-то начинает плакать, не можешь не утешить. Но близкий человек = конец твоей суровой натуре. Ты переворачиваешь его со спины на бок, привлекая к себе со всей нежностью, на какую только способен, со всей нежностью, что спала крепким сном все эти годы. Боишься сломать его, хрупкость нормы превышает. Перетекаешь вместе с ним, ближе к себе, в свои объятия, как маленького мальчика, которому только что показался страшный монстр. Да только в твоём обличье. Ты знаешь, что в тебе он видит его. В одном исследовательском очерке видения обычно представали в виде близких людей, которые находятся рядом. Тебе так больно от этого, что чувствуешь, как сердце внутри обливается кровью. Ты не хочешь, чтобы Оззи испытывал к тебе отвращение, чтобы от твоих прикосновений ему стало омерзительно, чтобы внутри он всем своим естеством хотел убить тебя и растерзать, лишь бы ты, Кларк, сгинул в своё царство зла. Но если так нужно – прыгнешь, не раздумывая, только бы Оззи пришёл в себя, только бы смог. От одной этой мысли тебе придётся решиться разубедить друга в этом. Нет времени, чтобы продумать речь, которая бы хоть как-то была правильно составлена. Разве это важно? — …это Элиас, с которым ты периодически играл в регби. Кстати, у тебя по-прежнему правое плечо чуть выше левого…, — отвлекаешься, волнуешься, поглаживаешь Оззи вдоль по руке. Ты не представляешь сколько страданий это ему доставит, забыл свою голову где-то в утробе. — …это Элиас, я..я…я…,— начинаешь взбудораженно заикаться. — …это Элиас, который тебя очень любит, Освальд. Прошу тебя проснись,— не надо так со мной, ты для меня слишком много значишь. тебя лихорадит. Похер. Ты уже не понимаешь, что несёшь, забыл, какое было последнее слово. Да, похуй. Объяснишь всё потом, если сам хоть чуть-чуть вспомнишь. Единственное, что тебе хочется сейчас, это почувствовать, как рука Оза сожмёт хотя бы ткань твоей куртки. Готов молиться всем богам, хотя атеист до всех самых прогнивших костей. Ты знаешь, что обычно это длится недолго. Но словно уже прошла целая вечность.

[indent]Ты разбудишь его. Ты веришь в то, что разбудишь. Освальд, приди в себя, Оззи, не надо по живому. Теперь твоя очередь кричать внутри себя. Освальд, Освальд, Освальд, будь со мной, вернись ко мне! Ты готов ввести в гипноз, лишь бы вызвать снова свою страну Оз.

[indent]Ты испугался за него [как всегда], ты слишком за него боишься [как обычно], Элиас. Вот мы и нашли твоё слабое место, да?

На самом деле, если допустить существование нескольких реальностей [как в одном из комиксов, который я все же прочла и еще в одном сериале], то, возможно, в этот момент в больнице с нами находилась еще и Эсме, так что веселились как следует мы уже втроем, не забывая при этом еще сильнее взбудоражить всех поблизости. Никто не избежал бы этой участи. Еще не исключено, что там Патрик ответственный работник и поэтому не стал объектом половины наших шуток, а наоборот приглянулся брату или сестре [уверена, что даже в другой реальности я все так же по девочкам], которые не упускали возможности подкатить к доктору. Всякое ведь возможно. Да только в нашей реальности он по-прежнему был именно тем, кто вел себя далеко не так, как полагалось персоналу больницы и поэтому даже в свое отсутствие был незримым участником беседы. Если бы он прямо сейчас заглянул к нам в палату, то наверняка бы так просто не смог уйти! Даже несмотря на свой спокойный характер, я бы тоже не смогла удержаться от участия в подобном веселье. Эс же, как верно подметил Эли, развлекалась бы немного другим способом.
- Конечно же нет! Разве мы можем лишить город такого важного человека? - произнесла, вновь расплывшись в улыбке, - Так что глава должен еще сказать спасибо, что здесь только мы с тобой и продолжать выполнять свои обязанности со спокойной душой, - кивнула, как бы подтверждая свои слова и постаралась вовсе выкинуть из головы то, почему мы вообще подняли эту тему. Сейчас больше шутили, но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды. Сестра относится к тому типу людей, которые всегда с легкостью могут найти к чему прицепиться и не отстанут до того момента, пока не добьются желаемого. Так что слова Элиаса касаемо побега главы вполне имели место быть. Эс сумела бы в действительности повеселиться от души, а мы, как верные зрители, некоторые моменты представления тоже смогли бы оценить по достоинству, но вряд ли стали принимать участие.
- Еще бы! У нее ведь рядом будет настоящий дипломированный доктор, - который, надеюсь, не купил диплом, - Только пускай потренируется перед этим на других пациентах, а то боюсь миссис Бланко не оценит его неопытность, - с другой стороны, нельзя было исключать, что возможно у нашей соседки фетиш на неопытных докторов, одного из которых она с радостью обучит всему. Я не так много успела узнать о ее прошлом, так что не удивилась бы, если открылось, что раньше женщина была медсестрой и по навыкам не отставала от молодого специалиста, который все года обучения в медицинском впитывал знания как губка и умело применял их на практике.
- Знаешь, мне кажется, что мы бы могли быть идеальными купидонами всея Лейкбери. Или даже открыть брачное агентство здесь! Да, так было бы просто идеально, - озвучила идею, которая внезапно пришла ко мне в голову. Конечно же в реальности мы вряд ли когда-нибудь решимся открывать свое дело [особенно брачное агентство], но разве сейчас не время для того, чтобы помечтать об этом? Раз уж мы сейчас оказались здесь в хорошем настроении и порой подкидываем отличные идеи, которые могли бы воплотить в реальность, то почему бы не продолжить? Нам ведь никто не мог запретить мечтать и строить подобные планы.
- Если код сменили, то мы всегда можем попытаться его взломать, - на мгновение задумалась, - Думаю, что он не выдержит напора и сдастся, после чего мы сможем получить свои костюмы и воплотить план в реальность, - постаралась говорить таким же тоном, как брат, но буквально через пару секунд не выдержала и рассмеялась. В голове уже возникали одна за другой картинки как мы с Элиасом под покровом ночи пробрались на чердак, а потом после нескольких попыток ввести код стали ломать замок всеми подручными средствами, едва не разбудив родителей с сестрой. Весело же!
- Я бы сделала тоже самое с твоей, а потом мы показали бы всем, что с нами лучше не шутить, - произнесла с улыбкой на лице, пускай и говорила на полном серьезе. Не столь важно чего касалось дело: несуществующей смирительной рубашки, фигурирующей в нашем разговоре или чего-то другого, что несло значительную угрозу – я бы все равно не осталась в стороне и сделала все для того, чтобы брат или любой другой член нашей семьи оказался на свободе.
Благодаря разыгравшейся фантазии, я тут же представила как бы миссис Бланко пеленала великовозрастного парня [в ее талантах касаемо этого дела я никогда не сомневалась], а он всеми силами сопротивлялся и кричал на всю округу, что так нельзя с ним поступать. Правда не уверена, что прохожие, которые стали бы случайными свидетелями подобного, оценили по достоинству крики Патрика и пришли к нему на помощь. Скорее бы они решили, что у них все хорошо и лучше идти своей дорогой, а при встрече странно косились бы на юного доктора или вовсе желали быть потише, чтобы не будить соседей своими криками. И чем дальше я думала о подобном развитии событий, тем сильнее начинала смеяться, но воздержалась от того, чтобы озвучить это. Нет, не потому, что Элиас бы не оценил полет моей фантазии в достаточно странном направлении. Просто меня внезапно осенила мысль, что если Патрик сейчас все же стоит под дверью и подслушивает [уже ничему не удивлюсь], то лучше не раскрывать ему всех карт и не подкидывать идеи для времяпрепровождения с миссис Бланко, чтобы еще и соседи остались под впечатлением. Пускай сам думает, не маленький же.
- Конечно прощаю! Ты же знаешь, что даже если бы и захотела, то не смогла на тебя обижаться, - подмигнула брату, растянув губы в улыбке, - И да, в кодексе сестры действительно такое запрещено! Это вообще самый главный запрет, между прочим, - произнесла со знанием дела, не переставая сиять от улыбки. Быть может кодекс сестры и правда существовал [в нашем мире столько всего неизведанного], даже в печатном формате можно было найти, но я никогда его не встречала. Списывала все на то, что до нашего маленького городка не все доходит и поэтому временами задумывалась о том, чтобы следовать собственному кодексу, в котором в действительности будет первым пунктом среди запретов «не курить траву втайне от брата». Как говорится – почему бы и нет?
К счастью, визит медсестры пускай и отразился на нас, но не испортил до основания хорошее настроение. Точно так же и разговор с доктором, который совершенно случайно перепутал нас с другими пациентами. А может это было каким-то знаком свыше и означало, что нам нужно поскорее убираться из больницы, чтобы не задержаться здесь надолго? Вначале была парочка инцидентов с Патриком, потом суровая медсестра почтила нас своим присутствием и вишенкой на торте стала встреча с доктором Эвансом. Что же нам еще ждать впереди? Что в наш автомобиль в действительности кто-то врежется? Нам предложат пройти бесплатное обследование, которое закончится лечением? Интуиция подсказывала, что сюрпризов может быть немало и никакой звонок родителям [все же к ним должны прислушаться] или коллегам брата ничего не смог бы изменить, помогая избежать странной участи в стенах больницы.
- Я надеюсь, что машина в порядке. Максимум осталась пара царапин, но никак не получила сильное повреждение, - сразу же стала выдвигать предположения, не заостряя внимание на том, что несколькими минутами ранее брат выглядел весьма смущенным после разговора с доктором. Мы еще обязательно успеем вернуться к этой теме, а пока на повестке дня был другой вопрос. И, конечно же, хотелось верить в то, что все в порядке с автомобилем и та парочка врезалась в других [либо в фонарный столб или пожарный гидрант], но никак не в нас. Подобный исход был бы просто финишной прямой в нашем сумасшедшем вечере!
Не успела я возразить Элиасу и предложить просто пойти к машине, как он уже направился к стойке, где сидела медсестра. Мне оставалось лишь наблюдать со стороны за происходящим и в самый ответственный момент [просьбы дать номера] вновь не засмеяться, но я оказалась сильнее этого и сумела сохранить спокойствие. К счастью, в процессе брат сумел получить халат и теперь можно было спокойно выходить на улицу. С каждым шагом мое сердце начинало биться все сильнее, потому как боялась, что с автомобилем что-то действительно не так, но вопрос Эли сумел отвлечь от плохих мыслей и заинтриговать.
- Знаешь, а мне нравится эта идея! Там нас точно никто не найдет, пока мы сами этого не захотим, - конечно пока мы были маленькими, то домик на дереве был бы первым местом, где нас стали искать, но с тех пор многое изменилось и мы выросли. Интуиция мне подсказывала, что сейчас никто из членов семьи даже не задумается о том, что нам могло прийти в голову туда забраться. Они скорее начнут искать нас по городу, во всяких кафе или пабе [а вдруг?], нежели в одном прекрасном тайном месте.
- Думаю он бы точно не отказался от такого прозвища. Так что пускай пока томится в ожидании, а во время следующей встречи можно даже проверить как он отреагирует на это, - хотела было добавить, что потом буду ждать подробного рассказа, но сдержалась, - И я обязательно попробую отвезти тебя домой. Постараюсь в этот раз ехать как можно аккуратнее, - все же уточнила, но не была уверена, что сумею это исполнить. Тем более вновь подвергать автомобиль, чудом уцелевший в предыдущие разы, не стоило бы. Все же мне как минимум нужна практика, причем желательно не по оживленным улицам города, но быть разумной девушкой и отказаться предложения Элиаса все равно не смогла. Наверное несмотря на все «но», в глубине души я верила, что все пройдет хорошо и после поездки мы не вернемся сюда вновь в качестве пациентов.
Не теряя больше не секунды, я села на водительское место и, дождавшись пока Элиас проделает тоже самое, оказавшись на соседнем кресле, сделала глубокий вдох и приступила к первому шагу нашей поездки – повернула ключи в замке зажигания. После еще парочки манипуляций машина сдвинулась с места и теперь предстояло самое сложное – добраться до дома.
- Не прошу молиться всем богам, как во время поездки сюда, но не отказалась бы от подсказок, потому что сама могу не справиться, - похлопала ресницами, взглянув на брата. Все же решила попросить Элиаса, потому как так мне было бы намного спокойнее двигаться по дороге – с пониманием того, что он не только сидит рядом в полном порядке, но и сможет в любой момент подсказать как правильно нужно делать, не ждать, пока само дойдет как сделал однажды папа. Конечно это помогло и мы не врезались в столб [а ведь могли], но все равно я продолжала придерживаться мнения, что нужно спокойно все объяснять, а не ждать чуда свыше.
- Кстати, я не думала, что ты решишься просить у медсестры за стойкой номера Патрика и его суровой подружки. Особенно после того, как Доктор Секси тебя засмущал, - не выдержала и вернулась к той теме, - Я честно пыталась не замечать этого, но ничего не могла с собой поделать, - довольно улыбнулась, после чего сосредоточила все свое внимание на дороге [должна признать, что разговоры все же помогали расслабиться  и не нервничать из-за предстоящей поездки], ведь мы как раз выезжали с территории больницы и не хотелось через пару минут вернуться обратно, - Даже жаль, что номера нам так и не достались. В особенности Патрика. Я ведь уже на полном серьезе собралась устраивать его личную жизнь с миссис Бланко и начинала продумывать с каким презентом пойти к ней в гости, чтобы пригласить в одно из прекраснейших мест нашего городе, где уже будет ждать ее судьба в лице Патрика, - с долей грусти в голосе произнесла и выдохнула. Для полноты картины не хватало только театрально надуть губки, но только перед той медсестрой, чтобы она сжалилась и протянула нам листок с заветными цифрами.
- Кажется начинает получаться, - радостно вскликнула, повернула голову в сторону брата и на мгновение убрала руки с руля, что и стало небольшой ошибкой. Автомобиль продолжал ехать вперед, немного пошатнувшись из стороны в сторону, но я постаралась сразу же схватить руль обратно и крутнула его, чтобы вновь ехать прямо. Из-за волнения, которое охватило меня в ту же секунду, мы еще с полметра рвано и прыжками двигались вперед, еще едва не выехали на встречную полосу, где как раз приближался другой автомобиль и по лицу водителя в нем было видно, как сильно он сейчас шокирован и хочет заматериться. В какой-то момент я наконец-то [не без помощи брата] сумела вернуть управление и автомобиль стал двигаться так, как и полагается.
Пускай больше инцидентов как таковых не было во время движения, брат поддерживал все это время, я все равно успела хорошенько понервничать и на поворотах или при каждой приближающейся машине начинала переживать, что не справлюсь и мы врежемся. Этого нельзя было допустить. К счастью, наконец на горизонте показался родной дом, после чего я с облегчением вздохнула.
- Вот мы и дома, - озвучила и без того очевидное, - Пойдем сразу в домик на дереве или для начала заглянем домой и ты накинешь на себя что-нибудь потеплее? - после этих слов взглянула с улыбкой на брата.
Все же на дворе конец ноября, а в позднее время суток становится еще холоднее, так что одного халата может оказаться недостаточно.

Путешествия – это хорошо. Некоторые находят в них умиротворение и жаждут узнать как можно больше стран вместе с городами в них, другие же с их помощью бегут от проблем. Я, пожалуй, относилась к первому типу людей, но в виду некоторых обстоятельств могла лишь мечтать об этом, рассматривая живописные картинки в книгах или фото на телефонах_в альбомах у приезжих в город. Другого выбора попросту не было. Хотя если бы однажды мне выпала возможность отправиться в путешествие, то теряюсь в догадках где бы хотела побывать в самом начале своего увлекательного пути. Не исключаю, что даже решилась бы посетить Италию, о которой как раз жажду услышать подробнее от нового знакомого. Всякое ведь возможно, но перед планирование путешествия нужно разобраться со всем, что навалилось снежным комом.
- Все равно вам очень сильно повезло, что удалось хотя бы ненадолго оказаться там, - произнесла с улыбкой, - Возможно судьба преподнесет вам сюрприз и однажды получится не только наведаться туда, но и задержаться подольше, кто знает, - все еще продолжала улыбаться и не сводила взгляд с Реджинальда, во взгляде которого, как мне показалось на мгновение, уловила грусть. Отчасти могла его понять, ведь разговоры о родных местах [много раз становилась свидетелем этого] навевали тоску и готова была поспорить на что угодно, что парню хотелось вернуться туда еще раз, пусть даже и не знала всех деталей его жизни. Возможно, что даже полезла куда не следует, о чем уже начинала сожалеть. Но все же, как бы там ни было, не стоит никогда забывать, что невозможное возможно: будь это обретение новых способностей, о которых можно было услышать лишь в сериалах и на страницах комиксов, прекрасное путешествие или общение с теми, кого, казалось бы, потерял окончательно. Порой судьба та еще коварная дамочка, которая просто обожает удивлять. И лучше, когда приятными сюрпризами.
- К сожалению, нет, но надеюсь, что однажды выпадет возможность увидеть мир за пределами этого города, - улыбнулась уголками губ, взглянув на брюнета, - Я родилась и выросла в Лейкбери. Семейных путешествий не только в другие страны, но и соседние штаты у нас не было, хотя парочку раз мы хотели устроить нечто подобное, - после сказанного на мгновение поджала губы, а в памяти тут же стали всплывать те самые моменты, когда мы были близки к поездке. В первый раз, когда нам было по двенадцать лет [Элиасу вот-вот должно было исполниться тринадцать], наша семья собиралась отправиться в жаркую Флориду, но вначале у родителей что-то серьезное случилось на работе, а после наша машина заглохла прямо перед табличкой «Лейкбери», так что пришлось вернуться обратно. Во второй раз хотели устроить семейное путешествие прямо перед началом учебного года [если бы ненадолго задержались, то разве нам могли не простить небольшое отсутствие на занятиях?], но затем Эсме сообщила о беременности и стало не до чего. Так что родители восприняли это как знак свыше и с тех пор мы даже ничего не планировали, а после трагических событий и их отъезда из города появились другие причины, по которым не могла этого сделать.
- Ооооо как вам повезло их встретить! - расплылась в улыбке и закивала головой, - А после этого они не пытались вам рассказать одну из теорий о правительственных заговорах или о существовании инопланетян? Эти ребята могут… Если начнут заводить эту тему, то лучше под любым предлогом сразу бегите прочь, иначе задержитесь в универмаге до вечера, а ваш мозг превратиться в кашу, - постаралась как можно серьезнее говорить, но заметив, что похоже шокировала своим рассказом, тут же рассмеялась, - Ладно, я просто пошутила и за мозг можете быть спокойным, но на полном серьезе говорила об их любви к разным теориям заговора. Сама попалась несколько раз, так что говорю со знанием дела, - подмигнула брюнету, но все еще не переставала хихикать. В первый раз я действительно провела там часа четыре, пока Финли рассказывал мне о теориях, а Лирик предлагал строить бункер. Еле удалось сбежать до закрытия! Хотя в виду некоторых событий даже проскальзывали мысли, что не все в нашем мире так просто и если не заговор, то существование паранормального имеет место быть.
- Буду ждать! Только приходите во второй половине дня, чтобы мы могли задержаться после закрытия и распить вино, не нарываясь на мою начальницу, - которая явно не оценит добрый жест моего нового знакомого, даже если воспользуется большей частью услуг в парикмахерской, а после предложит ей присоединиться и выпить бокал вина, - И я согласна сделать прически в один день. Думаю, что это будет прекрасно, - улыбнулась, чуть склонив голову на бок. Пусть даже мы знакомы всего ничего, но я уже чувствовала родственную душу в новом знакомом и понимала, что идти на встречу переменам будет намного спокойнее вместе с ним.
К сожалению, все хорошее рано или поздно имеет свойство заканчиваться, либо же приносить за собой грусть. Вселенная та еще беспощадная сволочь, раз вначале сталкивает лбами с человеком, которого спустя некоторое время начинаешь считать близким по духу, а затем открывает правду, давая понять, что все не так просто, как хотелось бы. Я все еще была рада, что вчера Элиас сумел открыться мне и рассказал правду [в виду всех сложностей в наших отношениях на протяжении последнего года это стало действительно неожиданностью], но сейчас попросту не знала как себя стоит вести и что вообще делать, чтобы не вызывать еще больше подозрений со своей стороны. Нет, я не волновалась, что своими словами или действиями могут быть как-то неправильно поняты [хотя обманывать Реджи не хотелось], но я все еще слишком сильно переживала за брата, который стал главным действующим лицом в одном инциденте, если так можно было назвать случившееся.
Несмотря на спокойный характер и, как могло показаться окружающим, тонкую душевную натуру, я никогда не падала в обморок от вида крови или какой-то не самой приятной новости. Даже стоически выдержала вчерашний допрос дилера или же тот, который был неделю назад у боссов. В последнем [который проводили супруги] было слишком много крови и парочка покалеченных конечностей, от вида которых внутри все сжималось, но я продолжала стоять на ногах. Сейчас же мы находились в приятной обстановке, никакой крови или орудий для пыток [как прозвала некоторые инструменты] не было поблизости. Со стороны Реджи [как и любого, кто нас мог услышать] все воспринималось как обычный разговор, но для меня это было чем-то большим. Возможно в любой другой раз я бы более спокойно отреагировала на все и просто постаралась перевести разговор в другое русло, после чего дома подумала бы как быть, но события последних дней буквально навалились на меня, приправив все правдой о разрушении семьи родным братом, отчего почва просто оказалась выбитой из-под ног.
Так что пришлось выкручиваться на скорую руку, придумывая странную отмазку. Похоже, что как бы я ни старалась [при этом ни искала оправданий своей лжи], нужно было признать, что теперь ложь стала неотъемлемой частью моей жизни и с этим ничего нельзя поделать. Совершенно. 
- Вы так добры, - произнесла, после чего взяла стакан воды [Реджи умеет читать мои мысли?] и сделала пару глотков спасительной жидкости, - Уже лучше. Думаю, что не стоит беспокоится и совсем скоро окончательно полегчает, - но случится это, похоже, только если попытаюсь ненадолго забыть о той тайне и вновь погрузиться в выбор подарка, - мысленно продолжила, и сделала еще пару глотков воды. Горло наконец перестало напоминать Сахару, но нельзя сказать, что стало хоть чуточку легче на душе. Сердце все еще продолжало отбивать чечетку, создавая впечатление, что сейчас участвует в конкурсе танцев и больше всего на свете желает победить, а внутренний голос повторял, что я должна успокоиться. В конечном счете, мы ведь только что познакомились и нужно придерживаться легенды, что мне совсем ничего неизвестно.
- Вы точно прелесть! Я буду советовать бутик всем своим друзьям и знакомым, и обязательно скажу, чтобы шли к одному милейшему продавцу, - подмигнула, и постаралась улыбнуться, продолжая отгонять все дурные мысли прочь, - Считаю, что не просто можем, а обязаны перейти на «ты»! - в этот раз улыбка получилась более широкой, да и чувство тревоги постепенно начинало покидать. Безусловно совесть продолжала пожирать меня изнутри за то, что буквально пользуюсь добротой ничего не знающего парня, да еще и соглашаюсь перейти на «ты», убирая весь официоз в нашем общении, но ничего не могла с собой поделать. Несмотря на все «но», которые не давали покоя с момента, как услышала фамилию Хемлиш, я все равно была счастлива оказаться в компании Реджи и непринужденно болтать с ним.
- Тогда я точно остаюсь. Никаких трупов! Я хочу, чтобы ты оставался живым, - закивала, все еще не «снимая» улыбку со своего лица. Похоже, что с каждой секундой у меня и правда все больше получалось расслабиться и прийти в себя, а от забавных случаев, о которых мне начал рассказывать Реджи, и вовсе начала смеяться. В особенности когда представила медведя в свитере и то, как на него должен был надевать хозяин этот предмет одежды. В лучшем случае он бы получил пару царапин и протяжен рев, который бы означал, что животное недовольно, а в худшем – лучше об этом не думать. Это если допустить, что такой безумец в принципе есть в нашем городе.
Вообще пускай некоторые истории и не были похожи на правду, но люди в наше время умеют удивлять, так что нельзя было исключать ничего из этого.
- Я редко встречала в городе необычных животных, но все же они есть, - помнится, что однажды даже видела ёжика на поводке, которого посадила рядом с собой клиентка, пока я делала ей маникюр. Не стала уточнять где именно она его взяла и с какой стати решила, что животному нравится жить не просто в неволе, а еще и ходить на поводке, но сдержалась, чтобы не затевать скандал и не получить от начальницы, ведь по всем правилам клиент всегда прав, а мы – нет.
- Боже, медведь в свитере – это просто нечто. Жаль, что такого мы никогда не увидим, - а если кто и рискнет, то можно будет попрощаться с этим человеком, ибо медведи суровые животные, - Письма может и приходят, но я уже давно вышла из того возраста, когда есть шанс их получить. Нужно будет в будущем поискать у племянника! Вдруг ему все-таки придет?! - конечно все это говорила в шутку, ведь Хогвартса на самом деле не существует, но мне так хотелось подхватить эту тему и продолжить ее развивать, представляя, что такое вообще возможно в нашем мире. Просто об этом не рассказывают, ведь мы уже давно выросли.
- А вот шубу из шиншиллы я бы им не простила и сдала владельцев Гринпису! - пускай мы и продолжали шутить, да и связи здесь как таковой не было, но я на полном серьезе не позволила бы никому обижать зверушек, - Подожди немного и к тебе могут прийти за одеждой для лосей. Они здесь, вроде как, пользуются особой популярностью, так что всегда накормлены, но без одежды. Поскольку у нас холодно не только зимой, но и весной, то однажды могут решить порадовать и нарядом, - закончила свою речь, стараясь оставаться совершенно серьезной. Во время одной из встреч с Дитой успела узнать, что ее сестра питает особую любовь к лосям, поэтому даже не сомневаюсь, что такое возможно. Или же нужно взять инициативу в свои руки и порадовать самой одну из Дэниэлс.

Товарищи, сегодня охрененный день — День Рождения замечательного человека, мужа моего да! хд
Дорогой мой, ты мой Бэтмен, мой джиномишка, я твой мужчина-кот, ты мой Джокер, я твоя долбанутая на всю голову мужская версия Харли Квинн, что обожает резать тебя и закалывать герычем в сюжетах. Почему бы и да?
Хочу сказать Лейкбери огромное спасибо, что познакомил нас и свёл вместе, потому что если мы и станем создавать пары / играть вместе / писать стекло друг другу, кормить им с ложечки, душить, колоть, травить наркотиками, смотря при этом с довольной улыбкой, сраться и ныть (о господи, как мы рыдаем)  - то только тугезер и форевер! Хоть и пришли к этому спустя какое-то время, да, муж? Не без этого, роднулечкин!