У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Call_me

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Call_me » Тестовый форум » ////


////

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

Тебя опять ведут по узкому коридору, еще одна дверь, и ты окажешься в мире, где и без этого провел слишком долго. Ночной кошмар, ставший реальностью, опять. Тебя не удивляет, что в своей собственной жизни, ты остаешься тем второстепенным персонажем, которому постоянно достается за других? Тех самых главных. С детства приучил себя к этой роли. Необходимость, ставшая въедливой привычкой, от которой так и не смог до конца избавиться. А может быть и не стоило? Жизнь научила не высовываться и каждый раз стоило тебе поверить в собственную важность напоминала: ты — пушечное мясо и, если не хочешь пойти на потроха, лучше спрятаться за всеми остальными. Ты исправно следовал этому правилу, лишь иногда находили приступы героизма, за которые приходилось расплачиваться годами, почему жизнь тебя ничему не учит, Суарез? Ты идешь по тому самому коридору, что снился тебе в кошмарах много лет подряд, тому самому, что разделил жизнь на «до» и «после», тому самому, в который ты пообещал себе ни в коем случае не возвращаться. Стандартные процедуры тебе не в новинку. Здесь сделают всё, чтобы лишить тебя чести и человеческого самосознания еще до того, как ты заселишься в свою камеру, ты знаешь, что за этой дверью будет даже лучше. Стоит найти пару «друзей», получить пару блоков сигарет, что в казенных стенах самая верная валюта, поставить всех на место — и будет даже сносно. Но это не умаляет твоего ужаса и паники в данный момент. Ведь все твои действия, все твои решения последние годы были направлены именно на то, чтобы сюда не возвращаться. Ты так старался. Ты пытался показать боссам, что гораздо полезнее на воле, старался быть в курсе всех дел и лишний раз не высовываться. Но у тебя есть одна небольшая и откровенно говоря ебучая черта — ты думаешь, что умнее всех. Ведь именно это привело тебя сюда, опять. Снова.

Ты решил, что ты умнее. Решил, что заслуживаешь «выхода», только бизнес, в который ты влез еще в детстве, никогда просто так не отпускает. Отсюда выход только ногами вперед и, если бы гнев и ненависть к своим боссам не застилала глаза, ты бы, наверное, это помнил. Легко забыть, что глупый человек не смог бы стать самым богатым в стране, когда этот человек ведет себя как самодовольный кретин, думающий толи жопой, толи членом. Ведь ты всегда самый адекватный, Суарез. Рассудительный. Стараешься быть голосом рассудка, когда твои «братья» хватаются за оружие, желая расстрелять пол страны. Ты говоришь: не надо — не выгодно. Когда они пытаются решить любой вопрос насилием, ты говоришь, что это приведёт к еще большим потерям. Чертов бизнесмен, только так дела не делаются, Суарез, не в этой стране. В этой стране все жирные мира сего живут по принципу печально известного Эскобара — свинец или золото? Или дай на лапу, или выстрели в голову, колумбийцы всегда получают своё. Почему ты так и не смог смириться с этой излишней жестокостью? Твоё дело охранять и твое нежелание стрелять в врагов как бельмо на глазу — боссы терпят пока это не мешает тебе блестяще выполнять свою работу. Знал же, что всегда ходил по тонкой грани и мог впасть в немилость, так почему же решил рискнуть? Почему решил, что ты умнее всех и сможешь обмануть целый картель, целую, блять, страну? Пока ты идешь по до боли знакомому коридору, ты отчаянно пытаешься найти ответ, провести работу над ошибками, чтобы больше никогда не попасть в подобную ситуацию. Только уже заранее знаешь, что себя не обманешь и пока каждый наркоман мечтает слезть с иглы и не испытывать этой ни с чем не сравнимой жажды, то ты давно хочешь слезть с наркоденег. Всегда хотел, вообще не хотел влезать, но так просто получилось. На твоей родине ты или стреляешь в копов, или наркобарыг, в любом случае ты под обстрелом. Год за годом вынашивать план и боятся исполнить, что изменилось сейчас? Что позволило тебе думать, что время настало? Почему ты решил выбраться с задних рядов и сыграть ключевую роль в этом увлекательном боевике? Во всем виноваты чертовы гринго. Даже только один. Legalmente rubia. Маленький чёрт, что засел у тебя в голове и уверял, что всё получиться. Суарез, нельзя доверять копам. Нельзя доверять адвокатам. Нельзя доверять гринго. Сколько собственных правил ты нарушил, ввязавшись в это дело? Но ведь цена тебя так прельстила. Свободная мать его жизнь. Прощение от самого государства — они закроют глаза на твою многолетнюю успешную службу в картеле [закроют глаза даже на то, что ты сам успешно обламывал их операции по захвату], а если страшно продолжать жить в Колумбии — добро пожаловать в Америку, дадут и новый паспорт, и новую историю, всё, как ты хотел, Суарез, новая жизнь и новый шанс. Главное объезжать ваши [ты все еще говоришь наши, но это же не так] территории и засесть где-нибудь на севере, ближе к границе, говорят там нету рынка сбыта, это транзитная территория и всё, что достается местным нарикам, это крохи, просыпанные по пути. Сладкая сказка. Только ты живешь в триллере, тупом, без особого сюжета и интриги.

И поэтому ты здесь, мечтающий хоть на день отложить свою экзекуцию. Они узнают. Твои сокамерники. Обязательно узнают, что ты сделал и тогда тебе не жить, в тюрьме же полно твоих «братьев», которых ничто не установит доказать свою верность картелю, которого нет. Ты уже не жилец и прекрасно это понимаешь. В прошлый раз страшно было провести в этом заведении хотя бы день. В этот — страшно просто сдохнуть в общем душе, з заточкой около сердца, хотя ты же прекрасно понимаешь, что они скорее пырнут в глаз. Тебе просто необходимо как можно дольше скрывать, что случилось и всё. Просто не подавай виду и веди себя так, как будто ты все еще шестерка в этой игре, думающая, что как минимум туз. Все шестерки думают, что они козырные. Хотя надеяться просто не на что, только если ты успеешь сбежать или умереть от какой-то неожиданной и резкой болезни раньше, — Ничего и не из такого говна выбирались, — шипишь себе под нос и чувствуешь как тебя пихают в спину, кажется, дубинкой, — Эй, амиго, а как же свиданочки, конфетно-букетный, я так сразу не могу, guapo.

Дверь открывается и в глаза бьет слишком яркий искусственный свет, а на лице тут же появляется маска того самого самовлюбленного идиота, что уже сидел в этих стенах. Кто знает, Суарез, может быть ты даже встретишь старых знакомых.

Проходит семь дней. За это время бог успел создать землю и отдохнуть, а ты успел не сдохнуть. Ты — словно один натянувшийся до предела нерв, который в любой момент готов попросту лопнуть. Тебе кажется, или ты уже не спал семь дней? Видишь размыто, а любая вспышка света и тебя выбивает из жизни, это кажется сны наяву. Твои сокамерники и «друзья», что приняли обратно как старого доброго друга с фразами «Ничего, амиго, это и мой не первый срок, все мы возвращаемся домой». Но ведь это недолго. Сколько еще братья по картелю будут думать, что ты свой, когда же придет новоиспеченный заключенный, что поведает правду? Это может случится в любой момент, и ты вздрагиваешь от каждого шороха, но виду не подаешь совершенно, ибо покажи слабину и тебя сразу подомнут. Ты следуешь установленным правилам, не позволяешь никому и слово дурного в свою сторону, а на все замечания, что ты еще не нашел свою сучку самодовольно отвечаешь, что еще не встретил достойной и свора скучающий, виляющих своими дряхлыми жопами «жён» расходятся по сторонам. Этот день начинается тем же, когда ты выпиваешь жижу, что они зовут соком, обмениваешь пару сигарет на книгу [а они здесь в цене] и уже пытаешься уговорить знакомого охраннику выпустить на прогулку пораньше, потому что на свежем воздухе, как-никак, лучше, но в тюрьме свои порядки и ты уже слышишь улюлюканье с другого конца. Гринго. Серьезно? Неужели какому-то чужестранцу подписали смертный уговор? Ни один чужестранец не переживает и полу года своего срока, и заключенные и надзиратели хватаются этим направо и налево. Даже ходил слушок, что одного несчастного и вовсе затрахали до смерти. Кто бы это ни был, ты действительно не хотел бы быть на его месте, хотя и тебе самому достанется только пройдет хотя бы слушок, что ты предал своих. Но ведь это не твое дело, лучшее, что ты можешь сделать, так это не лезть на рожон. Поэтому решаешь скрыться в камере до прогулки и не попадаться на глаза надзирателям. Суарез, ты же их сучка, они все про тебя знают и лишь выжидают удачный момент, чтобы сдать тебя с потрохами, а пока приходиться бегать за ними и выполнять все ебанутые желания. Они наиграются. И ты станешь больше не нужным. А пока что у тебя в руках роман Маркеса, который ты успел и в прошлый свой приход зачитать до дыр, но, увы, с художественной литературой в тюрьмах напряг и кроме Маркеса, да еще, пожалуй, Сантьяго Гамбоа, ничего нет. Общественность не желает дарить заключенным хотя бы такой «выход» из тюрьмы, здесь не разрешено углубляться в далекие дали по средству красочных описаний каких-то колумбийских писателей.

Во двор ты выползаешь как король, здесь все тебя знают и пока что любят, приходится соответствовать, — Эй, Родриго, уже видел свежее мясо? — притворство, сплошное притворство, как будто тебе это все интересно, как будто ты не тонешь в собственной панике и ужасе от всего, что происходит в твоей жизни. Тебе даже нравится, разделяешь себя на две половины и одну прячешь глубоко внутри, оставляя только себе, а вторая весело улыбается и дергает усиками, отпуская шуточки и рассказывает о лихих временах, когда социальные сети, спутники, gps и подобное не мешало честному парню с района распространять свой кокс. То и дело вспоминаешь одну и ту же историю, как какой-то сообразительный паренек начал варить делать кокс на даче своей бабушки и всё бы было хорошо, если бы бабулина кошка не насрала на очередную порцию при сушке, а парень был достаточно слеп и достаточно под кайфом, чтобы этого не заметить и распродать товар, чтобы уже через день оказаться похищенным недовольным клиентом. Кокс не айфоны, тут недовольные клиенты не орут на телефонистов в службе поддержки, тут разговор короткий, — Амиго, legalmente rubia! — такой воодушевленный выдох, теперь понятно почему все так улюлюкают. Блондин! Это же просто редкость для колумбийской тюрьмы, вид занесенный в красную книгу. Только в этом месте цвет книги скорее символизирует красную тряпку для быков. Тебя это не особо интересует, но ты для приличия изрекаешь «ого», выдаешь парочку многозначительных взглядов и присвистываешь, а сам отправляешься в угол стрельнуть сигаретку. У тебя есть, но, если дают — уважают. А пока уважают — ты жив. Пытаешься влиться в разговор, но все то и делают, то нахваливают нового заключенного. Делаешь вид, что теперь интересно, но сам задумываешься о том, как его назвал тот парень — блондинкой в законе. Знал ты одного такого, доверился, и теперь ты здесь. Говорят, мужчин губят любовь к женщинам [и не только; пять лет в мужской тюрьме, кому как не тебе это знать], но тебя всегда губила, да и губит, вера в других. Веришь, как мальчишка, любому самоуверенному мерзавцу в твоей жизни. Помнишь, как верил своему боссу, что это на пару дней, когда тебя посадили в первый раз? Почему жизнь ничему не учит? В твою жизнь врывается гринго с горящими глазами и уверенностью в своих силах, и ты как последняя сучка веришь ему и выдаешь абсолютно все, что знаешь. Все явки, планы, банковские счета. Удивительно, что боссы тебя не вычислили, ты так беспардонно лез в их дела, даже те, которые никак тебя не касаются, но это же ты, Лип, мальчишка что стал им сыном, всю жизнь бок о бок, семья. Богатые хозяева не редко проявляют ненужное внимание к своим подчиненными. Почему и не любить по-отечески не своего ребенка, которые все выполняет как ты его просишь и никогда не вставляет слово, а на собственного посылать проклятия, ведь свои дети огрызаются, бунтуют и не желают выполнять то, что от него просят. Типичная история. Только вот эти сами подопечные редко пылают такой же любовью к своим хозяевам. И тут появляется Вэст и обещает решить все твои проблемы и в отличии от местных копов, он точно не берет на лапу и знает, что говорит. Он понимает, что всю систему не убить и преследует свои цели, которые по счастливому стечению обстоятельств сходятся с твоими. Ты просто дурак, Суарез, если в это поверил. Не в благие намеренья гринго, а в то, что у него все получится. Вы оба потеряли слишком много. Ты — свою свободу [никакого суда, тебе просто впаяли пожизненное], а он кажется друзей. Наверное, они были друзьями, это ведь была его команда, тебе сложно судить о таких вещах, ты всю жизнь ненавидел всех и каждого в своей «команде», — Эй, Суарез, так сколько ставишь? — в недоумении смотришь на Хорхе, не понимая вопроса, — Блондинчик, сколько продержится? Пока что ставят на месяц, — усмехаешься и достаешь две пачки сигарет, — Неделя.

Уже собираешься положить пачки на стол к остальным, но видишь его. Чёрт побери, а вот этого ты совсем не ожидал, — Хотя постойте, — пачки отправляются обратно, и ты выдвигаешься на встречу, чтобы схватить этого идиота и прижать к первой стенке с расспросами. Не хватало только чтобы какой-то гринго, который не может смириться с поражением потянул и тебя за собой на самое дно и даже глубже. Ты больше не можешь ему помочь в его жажде справедливости, правопорядка и всего остального, что эти американцы себе надумали, тебе бы кто помог, — Ебаный гринго, — ты резко срываешься с места под крики толпы, что понимают происходящее по-своему, но прежде чем успеешь сделать и пару шагов, Вэст уже впутывается в иторию. Серьезно? С его светлой кожей и волосами [что фетиш для любого латиноса] и аппетитной задницей он решил еще и нрав показать? На его месте, ты бы просился в одиночку каждый день, лишь бы подальше от этих недотраханных убийц, воров и барыг. Что эта сволочь творит? Тебе начинает казаться, что становишься свидетелем очень жестокого самоубийства как минимум. Начинается потасовка и ты не успеешь ничего сообразить, как уже видишь кровь. Если эта сука умрет вот так вот просто на твоих глазах, ты его вернешь из мертвых, потребуешь объяснений и убьешь вновь, — Сука блять, Вэст, хули ты творишь? — пытаешься пробраться через кричащую толпу, забивая на осторожность и твои недавние планы не выебываться и не привлекать к себе внимание. Ты не успеваешь ничего разобрать, кто кого, чья эта кровь, и с чего всё началось, видишь только, что надзиратели уже близко, а перед тобой тот самый Вэст, гринго, которому ты доверился. Хватаешь за шкирку, расталкивая толпу, кидая одному мелкому пачку сигарет, — Отвлеки, хочу выебать эту сучку до того, как её растреплют, — врёшь, но это единственная возможная причина, чтобы так стараться ради этого бледного, и мелкий понимая тебя чуть ли не с полуслова врезает рядом стоящему, и начинается игра в сломанный телефон, только на колумбийский манер. Ты же тем временем пытаешься вытащить Вэста, который с какого-то хуя не понимает всей твоей милости. К тому же еще и ублюдок, с которым блондинчик поцапался явно не хочет вас отпускать, приходится пнуть ему прямо в морду, надеясь, что нос ты ему сломал, — Вэст, блять, — ты борешься с толпой, Вэстом, этим придурком и все ближе подкрадывающимся страхом одновременно и больше всего бесит именно то, что сейчас совершенно неадекватно ведет себя именно гринго. Надежда смыться с места преступления исчезает с ударом по голове, что заставляет тебя вырубиться.

Как ты попадаешь в карцер уже не помнишь. Всё в дымке, лишь отдаленные крики и чёткое ощущение нависшей опасности. А, нет, это принес ты с собой. Холод карцера тебя слегка бодрит, плюс «ласковые» руки надзирателей решили тебя вовремя разбудить оплеухой по уху. Ты смотришь на гринго снизу-вверх и пытаешься понять, что же он тут забыл и как сюда попал. Слишком много мыслей и слишком много догадок и каждая хуже предыдущей. Одно ты знаешь наверняка, этот гринго ничего хорошего за собой не приносит. Ты знаешь, конечно, что это не его вина, всё это — смерти невинных, твое заключение, вся чертовщина последнего месяца. Понимаешь, что и сам ввязался в это, и кто тебя за хвост не тянул. Понимаешь, но человеку в твоём положении всегда хочется найти виноватого, чтобы скинуть хоть какой-то груз на чужие плечи, — Хули ты тут забыл, амиго, гейм овер, ты не понял? — твой ломанный английский карябает даже твои уши, ты специально, огрызаешься в ответ на весь этот сюр, что блондин сейчас устроил. Что он несет? Ты выдыхаешь в пустоту и запускаешь пальцы в волосы с явным желанием вырвать все до последней волосинки. Всё закончилось, по крайней мере, для тебя. Ты очутился там, где больше всего боялся оказаться, а твои дни сочтены. Всё, что тебе нужно, прожить свою скоропостижную старость в тишине и спокойствии, но этот американец явно не собирается тебя оставлять в покое, — Чёрт, — если ты думал, что уже все плохо, всё действительно плохо становиться, когда он вновь говорит. И тебе даже не надо слушать слова, чтобы понять, что всё плохо. Образ этого самонадеянного гринго рушится перед твоими глазами, где тот адвокатишка, что был уверен, что сможет победить весь наркобизнес не только Колумбии, но и мира, — Вэст, я.. — что? Тебе жаль? Или ты не хотел? Какие пустые предьявы, что ты мог сделать иначе, ведь итак вверил всю свою судьбу в эти грубые руки и шёл за ним, куда не вёл, — Пошёл ты, гринго, не скидывай свои проблемы на смертника, ясно? — ты отворачиваешься, чуть ли, не поджав губы от обиды. Совсем ахирел этот американец.

Ты не хочешь больше .. собственно ничего. Довыпендривался. Больше не хочешь, дайте умереть спокойно. Никаких гринго и их планов, ты колумбиец, а колумбийцы не верят американцам, еще бабушка говорила остерегаться всех этих дядей Сэмов. Оборачиваешься обратно, с желанием просто послать его еще раз, для сохранности, можно еще и себя послать. Да, Суарез? Просто хочется послать всех и сразу, и подальше? Но жалкие попытки Вэста снять майку, чтобы оценить ушибы напрочь выбивают все прежние желания. Перед тобою падший избитый запад, на котором не осталось живого места. Даже ты выглядишь целее, а на казенных щах сидишь ты, — Блять, не мог что ли к врачу сходить или боишься дядечек в белых халатах, да? — ты помогаешь ему, пальцы не дрожат, приподнимая ткань, глаза сосредоточены на чертовой изоленте, потому что ты прекрасно знаешь, когда можно отпускать шуточки, а когда лучше оставить их при себе. Вэст эту науку в школе не изучал, — Сойдет, — тянешь ткань вниз, просто смотреть на эту картину нет сил. Ты хотел, чтобы этот гринго остался невредимым, чтобы ты мог его ненавидеть и обвинять, но перед собой ты видишь такого же сломленного человека, которого даже от большого желание не сможешь обвинять. Вы оба заложники ситуации. Заложники чужой игры, которая гораздо больше и опаснее, чем кто-либо может предположить. Ты блять устал бороться. И готов просто смириться со всем, что судьба тебе подготовила. Бабушка говорила, что судьба всегда воздает свои дары. На твоих устах застывает вопрос — что он тут забыл. Ты уже спрашивал, но Вэст предпочел выебываться, а не отвечать на вопросы. Но всё-таки успкоившись [кажется] он решает удовлетворить твое любопытство. Но с каждым словом у тебя появляется всё больше и больше вопросов. С каждым звуком, слетающим с иностранных губ всё больше и больше хочется просто биться в истерике, — Что?! Ты что кокса нюхнул и запил все герычем? — не можешь сдержаться и смеешься, запрокинув голову. Идиотизм. Надзирателям, конечно можно дать на лапу, но далеко вы так не уйдете, ты же пробовал, а что дальше? На свободе вас будут ждать и те, кто устроили засаду, и остатки твоего картеля — мало кто в этом мире хочет тебя видеть живым, Суарез.

— Бред, ты зря пришёл, Вэст, я больше с копами не сотрудничаю, особенно с гринго, — плевок под ноги. Ты между тем еще обижен. Почему тебя вообще повязали, ты же все им выдал. Гринго всегда хороши обещать горы золота, а на деле бросают на местные коррумпированные власти только начинает пахнуть жаренным. Ты сотрудничал, ты рисковал. А тебя бросили. Да, твоя информация привела гринго в ловушку, но это же не твоя вина, это вообще сторонняя группа, о которой ты ничего не знаешь. Почему с тобой всегда так, Суарез? — Действительно, надо было дать им тебя выебать во все дыры, да? Ты этого хотел? — начинаешь заводиться и уже не понимаешь зачем вообще полез его спасать. Интерес и любопытство? Что тобой управляет Суарез? Ты уже давно перестал понимать, — А теперь мы застряли в карцере хуй знает на сколько, гринго, так что готовься или не срать и не ссать, или дышать всем этим, ясно? — удар кулаком в стену. Зачем он вернулся? Ты же уже выучил урок. Судьба, сжалься, мальчишка начинает прислушиваться. И первый урок — не связываться с гринго.

0

2

‹ porque yo soy tu veneno // controlando tu cuerpo › tu me das lo que quiero
▬ Soy tu . ♰ .  ▬
[html]<!--HTML--><script src="https://cdnjs.cloudflare.com/ajax/libs/jquery/3.1.0/jquery.min.js"></script>
<script type="text/javascript">
$(".header").append("<div class='glitch-window'></div>");
//fill div with clone of real header
$( "h15.glitched" ).clone().appendTo( ".glitch-window" );
</script>
<style>
.header {
  position: absolute;
  top: 37%;
  left: 22%;
  width: 100%;
  transform: translateY(-50%);
  height: 100px;
}
.header h15 {
  font-size: 8rem;
  color: #2e3057;
  text-align: center;
  margin-top: 0;
  text-transform: uppercase;
  font-weight: 900;
}
.glitch-window {
  position: absolute;
  top: 0;
  left: -1px;
  width: 100%;
  color: #2e3057;
  text-shadow: 2px 0 #f9f8f8, -1px 0 yellow, -2px 0 green;
  overflow: hidden;
  animation: crt-me 2500ms infinite linear alternate-reverse;
  height: 100px;
}
@keyframes crt-me {
  0% {
    clip: rect(31px, 9999px, 94px, 0);
  }
  10% {
    clip: rect(112px, 9999px, 76px, 0);
  }
  20% {
    clip: rect(85px, 9999px, 77px, 0);
  }
  30% {
    clip: rect(27px, 9999px, 97px, 0);
  }
  40% {
    clip: rect(64px, 9999px, 98px, 0);
  }
  50% {
    clip: rect(61px, 9999px, 85px, 0);
  }
  60% {
    clip: rect(99px, 9999px, 114px, 0);
  }
  70% {
    clip: rect(34px, 9999px, 115px, 0);
  }
  80% {
    clip: rect(98px, 9999px, 129px, 0);
  }
  90% {
    clip: rect(43px, 9999px, 96px, 0);
  }
  80% {
    clip: rect(82px, 9999px, 64px, 0);
  }
}
</style>
<div style="height:100px;"><div class='header'>
<h15 class="glitched">veneno</h15>
</div></div>[/html]

[indent]Твой дядя, дисциплинированный, услужливый цепной пёс закона, коп до мозга костей, в детстве очень часто говорил тебе одну праведную истину [безусловно на его взгляд], возвращаясь со службы из участка: «тюрьма — это плохое место для плохих людей». Родственник делился, что некоторые тюрьмы буквально ломятся из-за количества людей в них, пугал тем, что из тюрьм сбегают, вырываясь обратно в цивилизованный мир. В мир хороших и плохих, но плохих не пойманных: везунчикам везёт — это истина. Неправда ли? Им не быть пойманными никогда, сколько бы судеб они ни покалечили и сколько бы зла ни наворотили. Они образуют синтез с хорошими, мимикрируя. Дядя рассказывал тебе, а ты слушал, тут же забывая про то, что школьный друг недавно выдал по секрету тебе ужасную историю о призраках. Эта была пострашнее, потому что никаких духов и всего сверхъестественного не существует. Зато есть люди, которые возомнили себя богами и им подражают. По твоей спине пробегал холодок, а в голове всплывали жуткие, невообразимые картинки из-за богатой фантазии. Хоть ты и был ещё не до конца взрослым человеком в то время, но уже тогда размышлял на тему отрешённости бытия и судьбы, сочувствуя тем, кто заперт за стальными прутьями. Кем бы они ни были, чтобы они не совершили, в тебе откликалось сочувствие. Как это так — жить вдали от города, быть ограниченным во времени и пространстве, носить годами одну и ту же одежду [тюремную робу невзрачного цвета] и просто … ждать? Год, годы или до самой смерти. А может даже и саму свою кару. Быть приговорённым к смерти вообще казалось чем-то противоречивым. Разве те, кто убивают заключенных, вводят препарат, сажают на стул, привязывают и приводят в действие приговор, не подлежащий обжалованию, не становятся тоже убийцами? Спорный вопрос, на который тебе дали слишком размытый ответ — это другое. Но, тогда, как же всемирный закон о том, что все люди равны? Получается тоже его не соблюдают и за его отклонение требуется очередное наказание вместо поощрения? Именно эта логическая цепочка вывела тебя постепенно на позицию отвращения ко всему, к чему касалась рука государства и правления. Ожесточился ещё больше, когда в твою голову пытались вдолбить и навязать своё мнение как религию. Приобщить к своей секте, объясняя это, как воспитание добропорядочного гражданина, что соблюдает все нормы по уставу. Кто-нибудь вообще этот устав держал хоть раз в руках, словно это тора, где на каждую жизненную ситуацию есть порядок поведения?! Тебя на протяжении всей жизни: дома, в школе, в колледже, в полицейской академии зомбировали, доказывая, что в это заведение под названием «кутузка» попадают исключительно воры, финансовые аферисты, убийцы, всяческие извращенцы. Вот так просто, как сложить дважды два, другого не надо. А ещё твой дядя всегда делил людей на белых и чёрных, как по расовым признакам, полу, религии, так и по качествам характера человека. И если раньше ты слушал его в полную силу, чуть ли не смотря прямо в рот, то по мере взросления, постепенно менял свою точку зрения. Узнанное сбивало с толку, но вывод был сделан самый что ни на есть простой: не нужно быть плохим, и тогда тюремное наказание тебя минует. Но твой дядя не рассказал о том, что зачастую люди попадают в тюрьму по ошибке. А жаль. Тогда бы ты по-другому стал смотреть на вещи, вместо того, чтобы пройдя столько лет службы в полиции, переступить закон и перейти на сторону тех, кто уже не раз пересёк эту грань. Твой покойный отец вряд ли гордился тобой, а дядя бы стал первым, кто ткнул в тебя пальцем и усадил за решётку. В принципе, так и произошло. Только ты оказался в тюрьме по своей воле, добровольно. Чтобы вытащить оттуда того, кто невиновен. По крайней мере, ты так считаешь и станешь придерживаться дальше этой теории. Тебя бросает в дрожь, а в глазах вспыхивает энтузиазм от предвкушения скорейшего осуществления плана в действие. Ты любишь играть, кураж и возможно поэтому отчасти хочется выиграть! Руки чешутся от плана, словно в них только что побывали фишки из того выверенного на твоих пальцах казино. Ты, в какой-то степени тоже попал в сие заведение. Тут тоже есть рулетка, стол, карты, кости и автоматы. А связующее их звено — игра, которая уже началась.

[indent]И ты надеешься, что на этот раз не проиграешь, что твои люди, которые замешаны во всей этой истории тебя не подведут. Чувствуешь себя чуть ли не Оушеном со своими верными и преданными тебе друзьями. Ваша цель — взять весь банк, вынести более семидесяти пяти миллионов долларов, которые в вашем эквиваленте приравниваются к килограммам Фелиппе. Хотя нет, мистера дона Суареза достаточно трудно представить хрустящей валютой, слишком уж грузен для неё и не настолько шелковистый, чтобы раболепно тереться о него, валяться на нём, водя руками из стороны в сторону и наполнять лёгкие сладострастным ароматом денег. В твоём понятии, он скорее своенравный, взбалмошный, упрямый и лягающийся жеребец, который к себе никого не подпускает и не даётся оседлать. Этот человек сначала проверяет на устойчивость, старается скинуть сразу, потому что не хочет даваться так просто, требует, для начала, чтобы приручили [только не приручишь, это обманка]. Он не устанет, а наоборот будет наблюдать со стороны, причиняя неудобства, каждый раз, когда с себя бросает навзничь. Но даже тогда станет продолжать испытывать на прочность, ставить палки в колёса и устраивать каверзные, нелогичные, практически не осуществимые хитрые ситуации. Этот амиго заводится сразу, оглушающе рокочет и не подрывается с места, если его не попросить со всеми почестями. Никаких резких, рвательных движений [по крайней мере по началу], только плавно, мягко и предупредительно. А дальше он подхватит волну и вольётся в твоё устье, направляясь по истоку. Это не человек, это машина, приправленная остротой жгучего перца Carolina Reaper [созвучно с твоим именем, да, Вэст?] вместе с мгновенно самовозгорающимся бензином, который он поглощает много и с лихвой, будто у него альтер-эго. Раздвоение личности ещё не означает, что нужно есть в два раза больше, но этот мужчина не терпит пререканий. Ему нельзя ничего запрещать, прежде чем не завоюешь его доверие. Зато, когда удастся, он непременно отплатит, да ещё сделает это без лишних манёвров и показушничества. Мустанг. Такой же дикий, но с дальнейшим пожеланием и намерением обуздать его колумбийский темперамент. Потому что ты лелеешь неприкосновенный [пока сюрреальный] умысел его одомашнить под себя и свою натуру. Именно эта кличка ему подходит и её ты решаешь использовать, скрывая истинное имя во всех источниках связи, общаясь со своими контактами. Звонок — направляешься к мустангу. Короткое сообщение —  уже в мустанге и здесь веет холодом.

[indent]Ты вложил в ваш побег всю душу. И твой внутренний голос обычно негромкий, едва вкрадчивый, но в данный миг рвёт тишину личного изолятора с легкостью на куски\на лоскутки\в клочья. Сейчас ты дышишь неровно, нервно и надрывно, отсчитывая секунды обломками хриплых вдохов. Ты вложил в ваш побег всю душу. Минута за минутой, день за днём кропотливо выстраивал целый новый мир, в котором не будет никакой смертной казни для него, и он единственный будет счастлив [хотя бы что не за решёткой] на свободе и главное рядом. Увы, так сложилось, что как бы ты не хотел двинуть Суарезу по лицу, доверяешь ему, после того, как он спас тебе жизнь. Теперь обязан вытащить его. Джентльмены никогда не остаются в долгу, хоть ты и не принадлежишь к этой категории людей, но когда-то же надо начинать, правда?! Поэтому выстраивал целый обновлённый мир, в котором будете вместе с Липом улыбаться [сбегая из тюряги], оставаясь всё такими же беззаботными, будто вам обоим снова семнадцать [интересно, каким был Суарез в этом возрасте? такой же чванливой задницей?]. Мир, который для вас обоих станет целой вселенной, а не раздробленными кусками, которые придётся собирать заново. Ты уже это сделал. И веришь, что соединил все детали правильно. Мир, который всецело принадлежит вам. Мир на свободе. Ты вложил в ваш побег всю душу. Пытаешься, чтобы настроение было тихое, едва связное, сбивчивое. Губы, искусанные изнутри, вновь сжимаются в тонкую полоску, вдох-выдох и легкие горят. Огнём пылает внутри, выжигает, а ты сгораешь или уже догораешь, как свечной огарок, да и плевать на всё, только бы вспомнить петляющий лабиринт к выходу из собственного разума, въевшийся в подкорку, да так глубоко, что уже не найти к нему нужных дорог. В голове столько мыслей, столько лишних дум, что черепная коробка ломится от их тяжести и весомости. Кажется, будто трещит по швам, но никак не расколется на радость окружающим. Твои размышление насчёт вашего с Липом дезертирства стали занимать там слишком много места, – совсем не столько, сколько ты для них отвёл, – намного больше, да с каждым мигом всё въедались и въедались, проникая под кожу, расцарапывая там, где-то слева. Холодный расчёт отодвигался в сторону, а задуманное рушилось, как карточный домик. Всё должно пройти по плану. Ты вложил в ваш побег всю душу. Твои подушечки пальцев холодеют, на лбу испарина проступает и кажется, что воздуха в душном тесном помещении становится всё меньше. Только бы вспомнить чёртову планировку, саднящую болью в области лопатки, покалывающей и пронизывающей до самых костей. Слишком душно. Ты мажешь секундным взглядом пространство полным надежды, промелькнувшей в лазурите глаз. Срочно восстановить всё в памяти и собраться. Ты вложил в ваш побег всю душу. Фоновый шум назойливых мыслей сменяется вполне реальным и суетливой возней конвоиров, орущих что-то наперебой, а после хриплым голосом-треском Суареза. Не будь этой тюрьмы, смертельной угрозы, нависшей над Липом, ты готов был бы слушать этот звук вечно. Для тебя он слышится даже каким-то тёплым, убаюкивающим и каким-то неправильно родным? Таким, который веет уютом и домом. Это странно, но благодаря ему настраиваешься на нужную волну.

[indent]Ты ещё раз прокручиваешь про себя всю хронологию событий. Часть твоего проекта уже выполнена. Вас с Липом поместили в карцер вместе, а значит твой знакомый друг-тюремщик прямо сейчас [плюс-минус] докладывает об этом начальнику тюрьмы. И тот обязан назначить наказание. Обычно оно одно и то же, никакой фантазии, только установленный уклад. Всё сугубо по регламенту. Новоприбывших новичков, которым светит ледяная камера, обычно отправляют в прачечную, чтобы они ночью не спали, а трудились, отрабатывая наказание под присмотром одного из надзирателя, который обязан быть на смене. Им как раз и будет твой знакомый. По крайней мере, ты очень на это надеешься. Лишь бы ничего не пошло не по задуманному. В специально отведённом закутке для чистки и глажки, заключённые стирают абсолютно всё, что велит им делать исправительное учреждение. Кроме одного. Вещей охраны. Раньше их обмундирование тоже отмывалось вместе с остальным, но впоследствии их униформа почему-то стала вечно рваться. Наверное, слишком нежные подбирались прислужники. Так что пришлось обращаться за помощью к специальной приезжей, за грязными вещами, службе химчистки, чтобы отправить сей багаж на волю. Ровно в полночь [а сейчас наверное, где-то недалеко от назначенного часа], чтобы не светить перед особенно активным скоплением арестантов, за скабрезными шмотками прибывает машина с работником химчистки. Всё, что вам с Липом нужно  — оказаться внутри тележки, которая будет заполнена чьей-то вонючей форменной одеждой. И это меньшее отвратное восприятие реальности на сегодняшний день. Ты лучше проболтаешься в слишком тесном ящике и даже в гробу, пусть и терпя нагнетающее недовольство колумбийца, чем проведёшь ночь с ним в тюряге. А дальше ты что-нибудь придумаешь. К тому же вас будет двое. Самое главное — покинуть пределы тюрьмы, оставить позади парней с винтовками на вышках снаружи и пересечь границу острога, чем и дальше пребывать в этом месте, где царит пусть и какой-никакой порядок, но всё ещё является мощной комбинацией гадюшника, блядюшника, притона и ада на земле. Ты вспоминаешь цитату из книги Данте Алигьери с причудливым саркастическим названием «Божественная комедия», которая полностью описывает безнадёжное положение сего заведения — оставь надежду, всяк сюда входящий. Только на этот раз посмеётесь вы, а не Господь Бог со своими Апостолами и Дьяволом.

gonna get a little unruly // get it fired up in a hurry
R I N G   T H E   A L A R M
temperature's up ࿈ about to erupt
I WANNA GET MORE
DIRRRRRRRRTY

[indent]Голос Фелиппе врывается в твою голову, а глаза целенаправленно заставляют тебя следить за его манерой речи и словами, которые летят в самоволку с губ колумбийца. Ты окидываешь его нерушимым стеклянным взглядом. Английские фразочки с американским диалектом тебя вовсе не забавляют, а наоборот раздражают. Из его уст это звучит, как минимум глупо, а как максимум — забавно. Хм, наверное. Вот только тебе отнюдь не весело. И если у него будет такое чувство юмора на протяжении всего вашего пути, то придётся заткнуть ему рот. У тебя прекрасное чопорное, британское нутро и соблаговоление тонкого сарказма. Остальное ты не воспринимаешь. У Суареза хищная грация, взгляд льва и багровый румянец на скулах, а ещё эта его самодовольная ухмылочка, которая почему то видится тебе в вечно фальшивой форме. Он изображает из себя короля джунглей, выставляя напоказ свою национальность. Нетрудно догадаться, что твоя светлая задница ему неприятна. Где ты и в какой тюрьме, мистер бастард? У него десять слов на твоё одно, громкая переливистый усмешка, режущая слух, и талант выбесить тебя с одного только на него взгляда. У Липа слова-пули, ядовито-острый язык, который так и хочется вырвать с корнем из его глотки, и херовый Gallagher Fragrances от Carpe Cafe, с ноткой колумбийского кофе, которым уже провонял ваш карцер [ты мог бы стать парфюмером, но стал…а кто ты, Вэст?]. Любопытно, откуда он достал сей реквизит роскоши? Наверняка у него в свободном доступе прочие мужские шалости, как спиртное и сигары. Неужели стал настолько своим в доску, что добился за несколько дней такого высокого положения? Интересно, каким именно местом и позицией? Нет, не интересно. Совсем. После того взрыва твоих коллег в твоей груди кровоточащая рана, саднящая и не заживающая. Будто торакотомию сделали, а зашить забыли, так что рассмотреть можно все – прогнившее, заледенелое и отмершее. Твоё сердце ныне рудимент, не более, кровь качает и долбится в ребрах, предательски удары пропуская. Там, где были товарищи, теперь зияющая пустота, гложущая, невыносимая, и полное, абсолютное нихера. Ты наблюдаешь за тем, как смешиваются эмоции на лице у Липа и закатываешь глаза. Ну, конечно. Ему нечего сказать. Или, он просто не может подобрать слова в силу незнания языка. Видимо, свой выучить тоже не в силах, а от «ло сиенто, но инглис» — тошнит. Сделал дело и смылся, как любой из его района, вот только поправка, ты всегда думал, что уж взрослые люди так себя не ведут. Видимо, ошибался. — Слышь, керидо, ты действительно смертник, если разговариваешь со мной в таком тоне, ясно?, — называешь его «дорогой», хотя на твоём языке — пиздюк неблагодарный. Ты пришёл ему помочь, а он ещё хорохорится тут. Свинья бесчувственная. У тебя кардинальное мочилово с самоконтролем, жажда мести, затуманивающая рассудок, и злость, которая течет раскаленным оловом по венам. Бьётся пульсом под кожей, разливаясь, заражая тело и мысли. Ты весь, кажется, соткан из злости. К другим, к себе, на мир – похуй. Но почему-то Лип сильно задевает и затрагивает за живое. Звучно цыкаешь, смотря на эту обиженку и пытаешься припомнить, сколько лет этому лбу здоровому. Кажется, он тебе чуть ли не в отцы годится. Это что за застывшая загадочная история Бенджамина Баттона перед глазами?

[indent]У Липа железная хватка, стальные яйца и стремление держать хренову марку во всем. Этот мужчина заточенный {много} слой вольфрама. Он опускается рядом, а ты наблюдаешь за его действиями с подозрением. У этого мужчины всегда всё точно, прям как в аптеке? Надо же, какой отлаженный механизм, прямо как будто побывал на приёме у подпольного врача в яме. Ты не по наслышке знал, что такое школьный буллинг, который пресёк сразу, стоило только пустить в ход теорию и практику. Сейчас у вас с Суарезом происходит что-то вроде словесной перепалки, а ты из таких людей, которые никогда не держат язык за зубами. Наоборот, нарываешься, смиряться не хочется, как и искать тривиальные, обходные, вежливые фразы, перекидывая их из одной среды в другую. — Намерен узнать меня получше? Может, ещё пойдёшь со мной вместе в медицинский кабинет и за руку подержишь? Не твоё дело!, — лаешься с ним, соответствуешь его тону, выражая резонное предоставление, намерен и дальше противоречить и оппонировать в том же духе. Врачей ты на дух не переносишь, как и больницы. И всё это из-за того, что твоего папу они не спасли. До сих пор не выходит из головы хирург, который вышел в комнату ожидания весь в крови твоего отца, больше похожий на мясника, чем на медицинского работника, что проиграл смерти. Не постеснялся даже переодеться. С тех пор избегаешь эти заведения, а медицинские услуги тебе всегда предоставляла младшая сестра Нэфи, которая окончила специализированные курсы. К тому же, ты из той категории людей, которые не обращают внимание на боль. Есть вещи и поважнее. Поболит и пройдёт. — Я сам скажу, когда сойдёт!, — недовольно бурчишь под нос и хмуришь брови, осатанело и порывисто выдергивая часть своей верхней одежды из рук Суареза, пока он спускает её вниз. Слегка приподнимаешь, чтобы лично посмотреть на его работу и убедиться в навыках, недовольно хмыкаешь, приглаживая ткань, чтобы спрятать и накрыть кожу и изоленту подальше от глаз. — Отвратительно. Нихуя не умеешь, только языком чесать, — вместо благодарности. На самом деле выполнено всё идеально, не признаешь это ни за что. Просто ты не намерен лебезить перед ним, нахваливать и сюсюкать. Ты ему не мамочка, по головке гладить не собираешься. Ему же будет лучше. Пусть и дальше считает тебя неучтивым гринго, а то сломаешь ещё колумбийца, доказав, что есть среди твоей нации те, с кем можно дружить и перестать ненавидеть. Просто хочешь вытащить этого настырного мудака. С Суарезом ты не хочешь лгать и скрывать всё, что ты о нём думаешь. Только в лицо и без маски. Он тебя раздражает своей упертостью, моральными культурными принципами своей страны и претворяться не собираешься. — Ты по себе что ль судишь, драг-квин?, — не остаёшься в долгу и съёживаешься от этого ублюдочного гогота. Понятное дело, что Колумбия сама по себе страна, пропитанная кокаином. Тут все жуют траву и добавляют пару капель в свой бодрящий напиток. Ты правда хотел по-хорошему, но до него видимо дойдёт только по-плохому.

[indent]С твоей крыши откалывается черепица, стоит Липу упомянуть про твою должность, с которой не просто ушёл, а со скандалом и руганью ворвался в участок, устроив беспорядок в кабинете капитана. Никогда не привык держать себя в руках, так что как можно стремительнее, пусть и кряхтишь, но поднимаешься сам на ноги, опираясь на стенку, буквально выползая и вырастая наверх. — Послушай сюда, во-первых, я больше не коп!, — привлекаешь его внимание, взмахивая и направляя свой указательный палец чётко на Суареза. Так и хочется подойти и ткнуть им прямо в его грудную клетку. Жалеешь, что у тебя не острая заточка с лезвием вместо фалангов, чтобы пронзить с жжением насквозь. — А во-вторых, ты что, блять, расист?, — подключаешь большой и средний пальцы, подгибая в ладонь безымянный и мизинец, изображая тем самым игрушечный ствол, который держит на мушке колумбийца. Был бы он настоящий с превеликой усладой наградил Липа парочкой пуль, а потом бы ещё пропихнул их поглубже нахлобучив своим собственным весом, чтобы не убежал и страдал под тобой, мучаясь от животрепещущих «поцелуев» сей пушки гринго. Последней каплей на чаше твоего терпения становятся эти тюремные разговорчики на излюбленную тему всех заключенных. Башка действительно отлетает. Всё ещё держась на позвонках, но взрываясь салютами внутри. Твои извилины и нейроны в таком ахуе, что просто не передать. Твоя мыслительная деятельность не была так активна с тех пор, как ты столкнулся [досконально анализируя] с теоремой Лагранжа, чувствуя себя редкостным тупицей. Ты тоже кончено прирос. — Кто сказал, что они меня выебут, а не я их? Ты слишком любишь, видимо, своих дружков. Среди них что твоя краля? Или все они сразу, и ты их расписал на каждую ночь, а? Поэтому так злишься? Что? Я сорвал тебе колумбийскую еблю сегодня, да?, — у тебя вспотели руки от напряжения и праведного гнева, психосоматика всегда всё портит. Небось он сам бы в первых рядах хотел стоять и потешаться, подгоняя своих товарищей. А ты стремишься достать его отсюда и подставляешь себя ради него. Неужели придётся всё-таки учить испанский с колумбийским диалектом, чтобы разъяснить ему по слогам? Хотя вряд ли поймёт даже так. — Сам к дяденьке в белом халатике захотел? Давай помогу?, — подскакиваешь к нему, оказываясь предельно близко, лицом к лицу, как только Суарез бьёт ни в чём не повинную стену. Бычишься и толкаешь его пару раз собой, получая тут же от мускулистого, крепкого тела колумбийца, колючий отклик в свою рану под большим пластырем. Не обращаешь на это внимание, не поведя ни одним нервным импульсом. Если он так хочет причинить себе ещё больше истязаний и сильнее прочувствовать, как всё саднит, ты ему устроишь. Без лишних слов своими пальцами сжимаешь прочно в кулак беспорядочную копну волос Липа, словно жаждешь вырвать целый клок с корнем. Второй рукой захватываешь часть его тюремной робы и впечатываешь колумбийца прямо в стену, тут же перемещая пальцы, чтобы вмять выступающий кадык прямо в глотку. — Если бы мы остались наедине в этом карцере подольше, ты бы не то, что срать и ссать, спать не смог бы. Так что перестань выёбываться, — продолжаешь тянуть на себя за его гриву, накрывая второй ладонью, пронзая и мельтеша по нему свирепым взглядом. Его дыхание от тебя слишком близко и ты не знаешь, если честно, что делать дальше. Непривычные и странные ощущения. Так что просто изводишь его пыткой. Неожиданно в дверь камеры раздается перестук и последующий лязг открывающегося замка, который тебя отрезвляет. Это твой знакомый. Он оповещает кодовую фразу: — Адвокат, садись в мустанг, — {адвокат — всё ещё непривычно} и ты понимаешь, что сейчас вас ждёт вторая часть побега. — Хватит миловаться. Сягайте в тележку. Машина уже подъехала. Я как раз набрал шмоток от жирдяя Льюиса, так что будете завалены как надо, — Запоздало отпускаешь Липа и чтобы никто ничего не надумал себе такого из-за ваших «обжиманий», даёшь ему как следует коленом один запрещённый удар прямо в пах, смотря как он сгибается пополам. Надо проучить, а то уж слишком зазнался со своими расовыми предпочтениями. Мудила озабоченный. — Не привыкать ведь к такой позе, правда?, — склоняешь голову и шепчешь Суарезу прямо на ушко, после чего оборачиваешься и одариваешь своего друга-надзирателя Хосе внимательным взглядом. У тюремщика на поясе висят наручники и ты недолго думая срываешь их с его застёжки, прикрепляя Липа к своей руке, щёлкая браслетами. Боишься, что он учудит что-нибудь, воспользуется возможностью и убежит. — Хосе, ёб твою мать, давно в ебало не давали?, — трясёт от «миловаться», ты тянешь рывком, как упрямую скотину [он сам подчеркнул ваше различие и предпочёл быть рабом], за собой колумбийца и стараешься не испытывать чувство вины перед ним [козлина мулатожопая]. Хотя всё равно где-то глубоко гложет это сволочное треволнение. Вы выходите из карцера и только тут ты замечаешь второго тюремщика, непривычно испуганно бросая взгляд на Хосе. Но тот успокаивает тем, что Пабло [как выяснилось] тоже из своих и замешан. Ты всё ещё с подозрением смотришь то на одного, то на второго, наконец-то бросив взгляд на Суареза. Будто ждёшь от него хоть какого-то кивка или одобрения. Хотя вряд ли в такой ситуации он теперь вообще будет на твоей стороне. Да и слушаться тоже. Но ты предпринимаешь попытку.

[indent]— Залезай первым, а я на тебя сверху. И смотри мне, без глупостей!, — указываешь на глубокую тележку, уже заваленную униформой. Всё что вам нужно — это зарыться в форменной одежде персонала, а дальше её провезут через коридоры [возможно закинув ещё шмотки] и погрузят в машину через ворота прачечной прямо в грузовик химчистки через пандус-платформу. Теперь всё встало на свои места, зачем ещё нужен второй человек, чтобы толкать спереди, пусть и тележка сама по себе на колёсах. — Лип, я правда хочу вытащить тебя отсюда и это самый продуманный способ. Ну, же. У нас мало времени...Пожалуйста?!, — неуверенный акцент на последнее слово. Пытаешься казаться даже милым, проявляя заботу и впервые за долгое время вообще кому-либо говоришь «волшебное слово». Ты надеешься, что он тебя послушается. Хотя бы на этот раз.

0

3

и не буду говорить, а лучше поцелую тебя, радость моя превосходная. прям искренне? не верю! надо проверить насколько ты заебался, малыш. мне кажется, что недостаточно глубок твой заёб. так что давай в обеденный перерыв устроим нашу встречу и на обед пойдём вместе, но в другое место. у нас сегодня разгрузочный день, муж. только загружать тебя буду я! а вообще, лапулик, ты правильно сделал, что поспал, мой хороший, и я тебя по головке твоей поглаживал одобрительно, чтобы милый мой урвал ещё капелёху сна. мы же вместе спали, о да! два проспавших, зато счастливых! плюнул? ууууу, та ещё как. ох, насколько сильно увлажнил! муж, явно на что-то намекаешь и прямо с утра, ах ты какой у меня подготовленный. твой лунатизм так домогался мой млечный путь, что я совсем уже чуть ли не сорвался, чтобы нас дома оставить и отпросить, муж. но последний день - так и быть, да? пусть эти вассалы ожидают нас. почтим их своим присутствием, дабы уважали, правда?! мой шустренький малыш, тебе даже флэш завидует! какой ты у меня лихой (почему т9 гласную меняет на автомате? слишком палевно, муж итак догадается, цыц) и проворный, любовь моя. даже завидую и ревную к работе, что ты так спешишь на неё - а можно также на меня? спасибо пожалуйста! какой умничка, что выпил, мась. КАКОЙ ЗАСОС! господи, а можно ещё? а можно вообще губы не возвращать вам ваши, которые на самом деле тоже мои, мистер муж? ни за что не отпущу! от причмокиваний и стонов твоих, малыш, я даже весь покрылся испариной, потому что уж очень звук твоего голоса возбуждает, побуждая скулить и выть отголосками. от хорошо, сладулик мой, что у вас так не делают, потому что это ад, у нас ещё когда порываются со светофора, то чуть ли не давят этих ребят. к тому же это вроде как нелегально. а менты сидят, зырят на это и дубинкой размахивают. ДА! точно! небесный рим! БЛЯ! НЕБЕСНЫЙ РИМ! РИМ! НЕБЕСНЫЙ! как перестать орать? так значит ты в рим ездил, да? и без меня? ещё и собака была и вакханалию всякую творил небось? я помню, как ты однажды при мне играл, пропал на целый день, что я охуел от такой наглости. сразу почему-то вспоминаю ури, которы вечно играет чуть ли не каждый день в твиче. вот серьёзно, недавно 2 дня подряд было. ЕСТЬ ДРУГИЕ СПОСОБЫ РАЗРЯДКИ!!! БЕРЁШЬ СВОЕГО ЛЮБИМОГО ЧЕЛОВЕКА И ЕБЁШЬ! ЧТО НЕПОНЯТНОГО?! извините. вырвалось. вот малыш мой всё правильно делает, та. муж, какой ты у меня заботливый! спасибо, лапулик, значит можно ещё нам будет купить кучу всякого сервиза, чтобы пол был весь в осколках! у нас этих ножей целая коллекция и все в твою честь! любовь моя, сошью тебе трико и наряжу в него, дабы все достатки твои подчеркнуть - а у тебя сплошные достоинства! твой балерун, мой солист и педагог. разложу тебя прямо у балетного станка, закину твою ножку и будем править растяжечку! вжиг-вжиг! ить-ить! а вот не знаю куда. но по всей вероятности в кругосветку, та и это не главное, самое важное - вместе, с мужем моим великолепным. пиздец, я посмотрел с утра когда, то он просто умеренно шёл. как горжусь своим бесподобным малышом. слушаешься меня, в полном обмундировании, а капюшоном твоим был, буду и есть - я! так что спрятал и накрыл в себя не только твоё личико прекрасное! муж, ты не сильно промок-то? наверное, добрался уже? как в офисе у тебя там обстановочка? у вас кстати есть куда зонтики мокрые сунуть? я всегда их раскрывал раньше, чтобы они сохли, а потом мне секрет рассказали, что можно просто повесить у батареи, типо не скручивать на застёжку. а пусть так стекает. хотя все равно считаю, что раскрытый лучше сохнет. зато неродивые и невнимательные коллеги оступаются и прямо на них бултыхаются.

0


Вы здесь » Call_me » Тестовый форум » ////


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно