У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Call_me

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Call_me » Тестовый форум » [ i d o l ]


[ i d o l ]

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

— sf9 —
ким /роун/ соку, 24
https://i.imgur.com/qqI3Bpz.gif https://i.imgur.com/bMy3vBx.gif https://i.imgur.com/zzpfZYo.gif https://i.imgur.com/Nc4Ulj5.gif
01.12.1996 ; car sales manager ; сеул ; команда р


« pyrokinesisчемпионы пепла »
[indent]в большом доме где-то на окраине сеула воздух наполнен звуками: истошные вопли, звон разбиваемых фужеров и гневные песни гроз. каждую вторую среду месяца здесь гуляют свинцовые тучи, и молнии-паутинки тянут руки к крыше дома и людям живущим в нём. внутри двое упрямцев пытаются друг друга переорать — до хрипа в легких, до пугающего клокотания злости в груди. роун замирает на лестничном пролёте, просовывая голову между перил и прислушивается к крикам родителей; его мачеха, упрямо просящая называть её мамой, вновь предъявляет отцу претензии по поводу его измен: слово довольно странное, роун ещё не знает его смысла, потому что ему всего пять с половиной, а это значит, что нужно будет спросит у соседки миссис ли завтра после полудня. соку становится смешно, когда он смотрит на мачеху: мона похожа на огнедышащего дракона и вот-вот начнёт изрыгать пламя; его отец устало трёт переносицу и обнимает женщину за плечи. роуну становится скучно и он уходит к себе. а через месяц всё повторяется: он всё так же замирает на лестнице, смотря теперь уже на злящегося отца, который кричит и обвиняет мону в чём-то таком, что соку так же непонятно. вроде бы в каком-то ребёнке. роун почему-то думает, что это из-за него папа кричит на его мачеху, ведь это именно он, роун, побил мальчишку в детском саду. мона пытается оправдаться, что-то говорит и мальчик хочет вмешаться. он же уже практически взрослый, значит имеет право. звук удара заставляет его застыть: красные капли пачкают красивое лицо женщины, слёзы стекают из её глаз. роун вздыхает и убегает наверх, к себе. дверь с шумом закрывается.
[indent]мальчик роун крепко сжимает тонкую холодную ладонь женщины, едва поспевая за её быстрыми уверенными шагами: он перебирает ножками, стараясь не спотыкаться и не сильно отставать, ладошка у него влажная от пота и роун боится, что женщина отпустит его, сморщиться, оставит здесь на площади посреди толпы незнакомых ему, чужих, совершенно неприятных людей, которым и дела нет до того, как он их боится. женщина молчит; она не просит его пошевеливаться, просто идёт быстрым шагом вперёд, словно бы собирается сбежать от кого-то. роун старается не отставать. он послушно садиться в машину, смотрит в окно, пока пейзажи сменяются один за другим; женщина улыбается, щебечет о том, что он милый мальчик и они точно-точно будут счастливы вместе. милый мальчик молчит. смотрит на женщину, хмурится и отворачивается к окну. ему обещали, что скоро приедет папа и заберёт его. про маму он не спрашивал, но ведь она тоже бы приехала за ним. роун уверен, что мона бы его не оставила. женщина привозит его в просторный дом, заводит в гостиную, включает мультики; роун спрашивает про папу и слышит: «он скоро приедет, милый мальчик, и тогда мы всегда будем вместе. втроём.» соку хочет спросить, а как же мона, но женщина уже уходит на кухню. он смотрит мультики, гладит кота по клички спок и ждёт когда же родители заберут его; через два часа в гостиной появляется отец: он уставший, в з в о л н о в а н н ы й, жутко раздражённый. женщина улыбается ему слегка сумасшедшей улыбкой, от которой роуну становится страшно. она крепко держит его за руку. так же крепко, как и нож рядом с его горлом. соку всё ещё страшно, он плачет и хочет обратно домой, к раздражительному отцу и чуть манерной мачехе. но он точно не хочет оставаться с этой женщиной. его папа пытается её успокоить и нож вроде бы убирается от его горла; а потом всё как-то быстро и страшно, и слишком темно. он приходит в себя уже в больнице рядом с моной; роун обнимает мачеху, плачет и шепчет: «мамочка, только не бросай меня». теплые руки гладят его по голове.
[indent]после того дня всё слишком резко меняется: ночами роун начинает метаться из стороны в сторону по кровати, неестественно выгибаясь в спине. он вновь неустанно кричит ненавистное его родителям «помогите». кричит громко, как никогда прежде, наверное, не кричал. мона проводит ночи с пасынком, сжимая его в своих объятиях и шепчет колыбельные, чтобы успокоить рвущиеся наружу рыдания. джонхо проводит с сыном дни и все выходные, возит его в походы, к реке, ходит в парк. роун всё такой же активный, весёлый днём и ломающийся на части ночью, когда забывается беспокойным сном. врачи советуют подыскать мальчику какое-нибудь занятие, завлечь его чем-то; роун ходит в разные кружки и секции, но рисует исключительно дома под наблюдением мачехи. мона гладит его по волосам, рассказывает как п р а в и л ь н о смешивать краски в палитре, учит делать аккуратные мазки. руки у роуна уже не дрожат, он держит кисть увереннее, громко кричит: «мама, посмотри, какой у меня получился кролик.» мона улыбается. в их доме уже давно не слышны крики и ссоры по средам.
[indent]очередной испорченный лист бумаги летит грязным комком в ближайший угол. роун запускает длинные пальцы, испачканные краской, в тёмные волосы и грязно ругается. это уже второй рисунок так бездарно испорчен, и второй час, когда он сидит запираясь в своей комнате. четкий образ в голове не хочет быть таким же на белом листе, расположенном напротив самого соку. черные мазки кисти, непонятные линии — это всё, что ложится сейчас на поле. он со злостью комкает лист, ощущая как хрустят края, как ломается до недавнего правильная и ровная линия. комок летит через всю комнату, мальчик открывает окно, вдыхая промозглый холодный воздух. внизу слышаться голоса: сегодня в доме воскресная вечеринка, в гостиной собрались друзья отца и подруги мачехи. роуну так же положено быть внизу. соку так же положено улыбаться. вот только роуну трудно с кем-то быть долго. он начинает чувствовать неловкость от того, что человек, сидящий рядом, слишком близко. у него начинается тихая, пока что внутренняя паника. ему кажется, что воздух кто-то откачивает из легких; тот, кто сейчас находится за спиной. кто-то будто набрасывает купол из непроницаемого полотна на него и того, кто сейчас рядом, оставляя их внутри. роуну хочется поскорее вырваться, задышать часто и успокоиться. соку боится близости. его психиатр считает, что дело всё в детской психологической травме, нанесённой в шестилетнем возрасте. его психиатр считает, что роуну нужно бороться, больше стараться. роун думает, что показывать средний палец взрослым дядечкам — не так уж и плохо. а его семья решает сменить обстановку и переехать в пусан, компания его отца сменила дислокацию.
[indent]роуну не нравится пусан. роуну не нравится лето в пусане. из его окна видна пошлая рекламка с кучкой сёрферов; роуну не хватает его вида прямо на реку в сеуле, холодных ветров и тихого парка. в этом городе слишком ш у м н о, слишком [ярко], слишком [пёстро]. здесь всё слишком, особенно темноволосое чудовище, живущее в соседней комнате. ким бао — самое неприятное в отдыхе. правильный, самоуверенный и какой-то тихий. бао роуна раздражает до белых костяшек и покрасневших щёк. а ещё разбитых губ и пары синяков на теле. мальчики не находят общего языка; они вообще никакого языка не находят. роун начинает презирать всех жителей пусана хотя бы из-за одного бао. он настолько злится на него, что не замечает как каждый лист в его альбоме заполняется изображение ким бао: его глаза, губы, ямочки на щеках. бао везде и роун вначале это пугает. пугает от того, что этот мальчик влезает ему под кожу настолько быстро, что становится неотъемлемой частью жизнь. как папа или же мона. словно бы ким бао всегда был где-то рядом. на два шага слева, на шаг позади. роун замечает, что его близость не нервирует, что прикосновения не причиняют ожогов. их дружба собирается как пазл, складывается потихоньку и к концу лета роун уже любил пусан, теплый ветер и ореховый цвет.
[indent]соку учится в местной школе, практически не видит мачеху и отца, скучает по бао, который уехал с родителями в ла. в тринадцать он пробует курить, долго кашляет, но старается произвести впечатление на старшеклассников. это практически удаётся, если бы не учитель, так не вовремя появившийся из-за угла. зато теперь половина школы знает, что роун — прекрасный бегун. он не прогуливает уроки, ведёт себя образцово-показательно днём и настоящим воплощением сатаны ночью. роун сбегает из школы, наслаждается свободной жизнь, курит на высотках здания и звонит ким бао в два часа ночи из телефонного автомата, закидывая монетки и рассказывает разные глупости. а ещё требует, чтобы зимние каникулы они провели вместе.
[indent]роун любит сидеть на крыше многоэтажек. он забирается туда ради любопытства. город, облаченный в черные одеяния ночи, завораживает своими огнями, точками светофоров на перекрестке и линиями машинных фар. роун очарован какофонией звуков: криками веселящихся компаний, предупредительными сигналами машин, скрипом тормозов, что режет по ушам. роун забирается на крышу ради драйва, удовольствия. на цыпочках, с заледеневшими пальцами от ветра он подходит к краю крыши и смотрит вниз. на проезжающие машины, людей, которые идут бесконечным потоком. он совсем немного завидует птицам, потому что они могут летать. оторваться от земли и ощутить себя в воздухе. у роуна нет такой свободы, даже относительной.
[indent]роун — кофе в два часа ночи и полубезумный взгляд разноцветных [из-за линз] не выспавшихся глаз.
[indent]роун — дешёвые браслеты при наличии толстого кошелька.
[indent]роун — бунт, несдержанность и тягучая корейская кровь.
[indent]роун — нестандартный подход к решению задач, генерация безумных идей.
[indent]роун — мальчик-шаблон, только у него иногда пробивается совесть, сострадание, сочувствие — качества, таким мальчикам не присущие. соку хочет бунтовать, как все, а не слушать нравоучения отца и молчать в тряпочку, учиться в месте, где всё — сплошное притворство и аристократизм.
[indent]роун курит, вскрывает чужие машины и угоняет их с друзьями просто так веселья ради, ругается отборным матом, не стесняясь ни преподавателей, ни одноклассников. соку прямолинейный, резкий и честный. роун говорит правду в лицо всегда. соку ссорится с окружающими быстрее, потому что прямолинейно озвучивает свои мысли, не особо заботясь о чувствах других.
[indent]вот только жизнь роуна фальшивая.
[indent]фальшью пропиталось всё: улыбки, отношения, одежда, да и он сам тоже. в его жизни не фальшивым остаются только семья ким. в его жизни остаётся бао. они сидят на полу перед камином, уже выпив бутылку вина, которую стащили из погреба внизу и кутаются в один плед. роун рассказывает смешные истории, опираясь на плечо лучшего друга и поворачивает к нему голову. голова кружится; соку уверен, что из-за выпитого вина и жара камина. что ему дурно не из-за бао. что в груди сжимается не из-за ким бао. роуну пятнадцать, он легко списывает своё желание на гормоны и продолжает по дружески улыбаться бао, хмурясь, когда он флиртует с соседской девчонкой. соку впервые желает, чтобы каникулы побыстрее закончились. в груди всё так же жмёт.
[indent]сразу после школы, роун идёт в армию, а после, вернувшись, он поступает на факультет искусств в пусанском национальном университете, снимает квартиру со своим лучшим другом; пустая оболочка — безупречное тело. у роуна выверенные движения и обаятельная улыбка. он предел совершенства. сверкающий бриллиант в окружении сотен драгоценных камней. идеальная подделка. и жизненный принцип — скрыть себя самого. роун не знает кто он, поэтому примиряет различные маски. роун не знает, как жить, поэтому каждый его шаг — прыжок в неизвестность. у роуна нет определённости, точности. есть только ким бао, да и того он теряет по собственной глупости. разжимает пальцы, выпуская из своих рук, позволяет исчезнуть. соку хочется позвонить ему, просто набрав знакомый номер. ему хочется скулить в трубку: «я скучаю», «забери меня», «ты мне нужен», «я люблю тебя». телефон встречается со стеной, роун — с бутылкой коньяка.
[indent]четыре дня назад умер его отец. банальная автокатастрофа. банальные похороны. банальные люди со своими банальными соболезнованиями об утрате. роуну тошно, его выворачивает на заднем дворе после бутылки отцовского рома; в трёх шагах стоит мона в слишком дорогом чёрном платье и чёрных перчатках. пафосно, эксцентрично и так в её духе — показывать, что даже страдания могут быть красивыми. за её спиной разносятся сплетни, роун уверен — его мачехе абсолютно похуй. она блеклая копия себя самой, не желающая жить. соку прижимает ей к себе, чтобы хоть как-то унять боль в раздробленной груди.
[indent]позже роун во снах видит отца. он преследует его, хватает за руки и говорит, вязким шёпотом заливаясь в уши, рассказывает соку о том, как ему плохо и больно, как он хотели остаться, и словно тычут ему в лицо обвинениями: «ты во всём виноват, только ты, не смог, не спас, не успел». роун просыпается с немым криком, потом вдыхает поглубже и старается успокоиться, прийти в себя после очередного кошмара, в котором опять был он. мона тормошит его, пытается вытащить из собственного туманного сознания, сжимает плечи. внутри все отчаянно крошится и обваливается; роун рад бы забыть все случившееся, но он помнит каждое слово и каждый жест с такой издевательской и кристальной ясностью, что это сводит с ума. его воспоминания — прозрачный и звонкий морозный воздух, навечно застрявший в лёгких. соку всё ещё сняться кошмары. роун смотрит в ответ пустым взглядом: таким же, как и у мертвеца в его снах, потому что не понимает, зачем мачеха пришла сюда — сейчас ему просто хочется немного побыть одному. мона садиться на кровать, перебирая пряди его волос, напевает колыбельную; роун чувствует себя маленьким мальчиком в руках своей матери, впервые за долгое время забываясь спокойным сном.
[indent]соку останавливается в квартире у бао; они сидят на полу, как в старые времена, только вот уже не кутаются в плед, а вместо вина пьют дорогой ирландский виски. роун рассказывает о тошнотворном чувстве, засевшем в груди после смерти отца [о чувстве к ким бао он старательно молчит]; его друг рассказывает о расставание с девушкой, с которой, вроде как, остался друзьями и вообще это лучше, чем с ней встречаться. соку думает, что лучше всего — встречаться с бао [в игре у них не плохо так выходило], а потому поворачивается к другу и целует его. и дальше его жизнь смазывается, словно бы на новый яркий рисунок опрокинули воду. радует, что не растворитель.
[indent]их цветочно-конфетный период выходит слишком скомканным, резким и быстрым. роун улетает во францию, чтобы познавать искусство, в итоге встречается с друзьями и вместо выставки искусств оказывается на выставке машин. его втягивают в форсаж чистой воды, стритрейсинг. но роун каждый вечер звонит ким бао по скайпу; недели через две звонки из серии «я соскучился // я тоже» превращаются в «ты думаешь только о себе // тебе твоя живопись, машины и друзья важнее меня». а потом роун не выдерживает. потому что живопись, друзья и картины ему не важнее и он возвращается обратно; чтобы оказаться в пустой квартире, потому что у его парня дежурство. а потом ещё одно. и ещё одно. соку мотается в больницу поначалу, чтобы привезти кофе/ужин/футболку. потом этого просто становится мало; и потом роун приходит в себя уже в лондоне. словно бы не было года рядом с бао. словно бы не было общих ночей, жарких стонов, завтраков вместе. соку получает письмо от ким бао. это приглашение на его свадьбу с какой-то девушкой по имени сунан. у роуна что-то скребётся внутри. соку запирает себя в квартире, где слишком мало света. роун запирает себя в клетке, а ключ отправляет почтой в пусан. в руки бао. вместе со своим сердцем. роун словно бы выжжен изнутри. ему кажется, что на месте души — горстка пепла со стойким табачным запахом. он затягивается так, что приходится выкашливать дым и отплевываться. на языке горечь ненависти к самому себе. у соку личность — комок боли и сотни воспоминаний. он снова и снова прокручивает забытые, подернутые пылью времени моменты. и кричит, кричит, кричит. безмолвно. так, как кричат те, кому уже нечего терять. так кричат те, кто уже все потерял. роун практически не спит. роун практически не ест. роун практически не живёт. и когда соку наконец-то выбирается из квартиры, то ненависть к лондону приходит накатывающей волной. роун в городе будто бы сходит с ума, ломается-падает-изменяется, становится тем, кого больше всего ненавидит. роун пытается вырваться. скидывает все вещи в сумку и улетает в италию. жаркие солнечные лучи не лечат, но собирают заново. роун рисует пейзажи, портреты, натюрморты, роун участвует в местных гонках и получает новую тачку. пальцы роуна вечно испачканы в краске и машинном масле, пахнут растворителем, бензином и табаком. а ещё спелым виноградом и солнцем. соку рисует соседскую девчушку с собачкой, пожилую пару, первый дождь, который он застал в болонье. роун складывает себя по кусочкам из оставшихся деталей. пальцы тянутся набрать выбитый в памяти номер. пальцы тянутся к оставленной на столе бутылки рома. пальцы тянутся к холсту. и роун всегда выбирает последнее. он устал себя жалеть. он устал помнить.
[indent]соку резко просыпается и тяжело дышит в комнате с опущенными шторами; его сердце бешено колотится от внезапного кошмара. за окном идёт дождь, роун поднимается с кровати, раздвигает шторы и распахивает окно. лондон ещё спит, окутанный мраком. лондон ещё тих, но уже готовится к новому дню. роун проводит рукой по своей шее, к плечу, выцарапывает на своей коже бесконечные восьмерки, пальцами вдавливается в кожу на внутренней стороне ладоней, переплетает их, пытаясь зацепиться за что-нибудь ногтями. он старается не думать сейчас. только не сейчас, не наедине с собой, ночью, не в этой пугающей темноте, не в этой комнате. соку старается думать как можно меньше, но все выходит наоборот — он думает так много, думает только об одном.
[indent]роун закрывает глаза и выдыхает.
[indent]у него мотания по всей великобритании. у него выставка в бристоле, лестере, кардиффе, у него гонки, автомобили, случайные связи. роун умирает в лондоне, чтобы ожить в йорке. роун умирает, воскрешаясь в чужих руках. з а к р ы в а е т своё сердце от всех, предпочитая быть одиноким, избегая слово «любовь». а потом он возвращается в родной сердцу пусан, чтобы помочь своей подруге с автомобильной выставкой и поработать на подхвате, как знающий мастер своего дела, ведь роун повидал немало за свою жизнь. а со временем соку получает очень выгодное предложение должность менеджера по работе с vip-клиентами в автосалоне на постоянной основе, он решает остаться здесь насовсем. роун слишком устал убегать от себя.
[indent]иногда роуну кажется, что все вокруг нереально. стоит ему ущипнуть себя за руку — и он окажется в уютной квартире, в спальне с кремовым покрывалом и забытыми книгами по живописи. окажется снова в пусане, рядом со своими друзьями и близкими. роун чуть ощутимо оттягивает пальцами кожу на запястье. и не просыпается. это всё оказывается реальностью, с которой нужно смериться. которую нужно принять. и роун делает это слишком быстро и довольно легко. роун воспринимает это как второй шанс. и он даёт второй шанс сему городу, ведь город не виноват в том, что роуну здесь разбили сердце и роун перестал верить в любовь.

0

2

— x  x  x choke me like you hate me, but you love me —he just look into my soul with them s/h/i/n/i/g/a/m/i eyes https://i.imgur.com/8LiOMso.gif https://i.imgur.com/wZDjYOl.gif https://i.imgur.com/ZdKGaOC.gifbitch, i feel like i'm gaara bad and sassy ______ ♥ ______

0

3

queen of broken hearts

my love's a fucking drag

0

4

https://64.media.tumblr.com/1f64de9645816865abbecd46db964bdb/tumblr_pn5he16sNi1x5h71no9_540.png

0

5

Код:
<!--HTML-->

<div class="insta"><div class="instafileprof">

<div class="instapic"><div class="fix-icon"><img src="https://64.media.tumblr.com/0b27c3af266986d08ff9932f15cc7e58/3fd892e370f2a358-ad/s250x400/aedc8e0a63e8515c742f189d1943a9e247b2fc63.jpg"></div></div>

<div class="instaname">@rowoonie</div>

<div class="instanum1"><center><b>888</b></center></div> <div class="instaposts">posts</div> 
<div class="instanum2"><center><b>1.7k</b></center></div> <div class="instafollowers">followers</div> 
<div class="instanum3"><center><b>666</b></center></div> <div class="instafollowing">following</div>

<div class="instaop"><b>rowoon</b> zero, lucky, bang <3
</div>
<div class="insttt">
<table><tbody><tr><td>
<div class="instttpic"><img src="https://64.media.tumblr.com/d87090bccc7d1254f7479afecd82e40c/0cbccf5cafef9a50-60/s250x400/0dba16e484da8d6dbbafded5b95d9035771e5262.jpg">
</div></td>
<td>
<div class="instttpic"><img src="https://64.media.tumblr.com/bf4d52a9383491601a8ae326bfa1e993/0cbccf5cafef9a50-d8/s250x400/532c21d2d3f8a1866521c5079346058e123cc076.jpg">
</div></td>
<td>
<div class="instttpic"><img src="https://64.media.tumblr.com/3114df345f18a04af3d24990081d10e5/0cbccf5cafef9a50-57/s250x400/70f19e32bf3c492c51f0948bd2a08aa5e91d8b6b.jpg">
</div></td>
</tr>

<tr><td>
<div class="instttpic"><img src="https://64.media.tumblr.com/111f479e5af0d40a2a0d20f68648308c/0cbccf5cafef9a50-68/s250x400/ae9327e97f5f73742afec44ea57c9b42e6a63490.jpg">
</div></td>
<td>
<div class="instttpic"><img src="https://64.media.tumblr.com/bdd2499c89a3b632845473b882152e52/0cbccf5cafef9a50-15/s250x400/88018769df9e4bb49573fa1bb2e39758c09e8598.jpg">
</div></td>
<td>
<div class="instttpic"><img src="https://64.media.tumblr.com/0055bf66a82fe200cfcc743671d8b8eb/0cbccf5cafef9a50-e3/s250x400/4c60c4db8b57f5afcf0deae82742db01b6da011d.jpg">
</div></td>
</tr>

</tbody></table></div>
</div>
</div>

0

6

доброе утро, прелесть моя ошеломительная, солнышко моё потрясающее, яркое и лучистое, звёздочка моя сверкающая, луна моей жизни ослепительная! как спалось моей замечательной супруге во всех мирах и вселенных? как себя чувствуешь, счастье моё неимоверное? любовь моя ослепительная, так меня собой вырубила великолепно, что сразу же вокруг жены своей умопомрачительной обвилась, уткнулась в шейку сладкую и мурлыкала тебе всю ночь напролёт. восхищалась твоей кожей бархатной и нежной, боготворила голосочек моей благоверной такой мелодичный и райский, что от всех ноток феноменальных и связочек уникальных, издающих такие уникальные звуки все мои прожилки дрожали и одержимо трепетали от восхищения. накинулась на своё сокровище, прижала всем телом поплотнее, подминая под себя, водила губками по телу любимому, вгрызалась зубками и царапала кожу безукоризненную, сразу же ведя дорожку заживляющую своим язычком по моей малышке вкусной, аппетитной и сладкой, выписывала в каждой порке, что люблю тебя до одури и ахерения сильно, любовь всей моей жизни, судьба моя искусительная, зефирка моя сладкая и самая вкусная на свете. люблю мою хозяйку внимательную и заботливую, люблю мою госпожу непревзойдённую, котёночка и амазоночку роскошную. люблю тебя безгранично сильно, счастье моё, и вплетаюсь ещё крепче, никуда и никогда не отпущу, моя шикарная супруга идеальная. моя родная, сегодня приснилось, что мы на какой-то фабрике, а вокруг нас какие-то конвейеры движутся, на них лежат шоколадные огромные чемоданы. мы с тобой подходим к одному из них и начинаем его есть. видимо, тоже решили заказать себе на какое-то мероприятие подобный тортик, хотя если он и как обычный чемодан может сослужить службу, то вообще огонь. радость моя неземная, в итоге мы с тобой начинаем целовать друг друга, вместо того, чтобы кушать. давно пора было. любовь моя, побежали в душик. отдыхай у меня, моя хорошая и высыпайся как следует.

0

7

[indent]У него нет четких ответов. Не было никогда. Тлеющие бычки, когда сбрасываешь на землю небрежным своим пафосным жестом, надо тушить ногой, потому что «мало ли что», но Джуён не из тех.
[indent]Джуён вообще не из тех.
[indent]Размытое пятно под маской всем знакомого быдла, безмозглые от таких еще обычно кипятком по ляжкам, но тут уж хер его знает. Плохая идея.
[indent]Джуён болтает ногой, прищурившись от едкого дыма – назойливо течет по ветру прямо в глаза и щиплет так мерзко – и думает, что ему бы в пору было дневник вести. Да с самого детства. Ещё бы украшать его так дебильно, как девка, стикерами, рисунками и остальной рвотой. Так хоть что-то бы помнил. Хоть в чем-то бы разобрался. А впрочем – зачем, когда
жизнь

[center]– это разделительная полоса

на дорогах, которым нет счета;
между партами – его и чужими в дошкольных учреждениях, где задержался на один лишь семестр;
на песке среди детской площадки, где глазеет толпа незнакомых ребят, малолетние судьи, стоят и решают судьбу новичка. [/center]
[indent]А Джуён копает носком землю, сунув руки в карманы и сжимая там коробок утащенных спичек. Щурится солнцу – здесь темному, прикрытому тучами – вырывая из памяти отрывки залитой лучами Пусана. Там было неплохо. По крайней мере так ему кажется в пять с хвостом лет, когда он вспоминает, как пахла брусничная выпечка в доме бабушки и дедушки. Не нужно было думать о школе, только пей себе холодные коктейли и выслушивай нотации за лишние кубики льда в продолговатом стакане, где тлеет изумрудами мята.
[indent]Наверное, не будь мать столь азартна со своей работой, а отец – таким влюбленным, можно было бы и сейчас валяться в шезлонге в бесконечном смуглом лете. Но не Джуёну тут выбирать.
[indent]Подруга говорит, в этом есть свой шарм. В бесконечном пути. Друг говорит смотреть в оба, детали какие-то подмечать. Щупать мир. Если не сейчас, то когда? Джуён не согласен, но молчит. Он и говорить-то не любит: с кем ему разговаривать, если с постоянными переездами он и языком не успевает пошевелить в сторону сверстников. Досадно, но ладно.
[indent]В шесть лет и шесть вечера на заднем сидении под альбом beatles из старенькой магнитолы он выводит пальцами узоры на запотевшем стекле. В линиях неразберихой слайдшоу мчится витиеватый лес. Джуён пытается всматриваться, ведь пора искать «шарм», но видит только лицо свое в отражении. Брови расслабленные, темный взгляд из-под грузных век. И ещё разделительную полосу между любовью родителей и мальчиком, которому просто хочется хоть когда-нибудь остановиться, отдышаться и замереть.
[center]– это поиск

границы дозволенного;
врагов;
выгоды.[/center]

[indent]Когда в пубертате пробуешь сигареты и на спор даже не кашляешь, получая пару центов за выигрыш. В очередной школе дружить с Джуёном хотят – он же мать вашу крутой почти почему-то, хоть и забитый, а ему уже «да и похуй». Из друзей он хотел бы, наверное, только собаку, да и та – не особо нужна, вдруг уедут опять, а в фургоне ей будет погано. Ей и так мало жить – лет эдак десять. Совсем не повидает и мира.
[indent]Какая тебе вообще собака, когда ты в полную луну сам неотесанный вшивый пёс, подскуливающий от боли в костях.
[indent]Родители не ссорятся. Родители дверь закрывают, и Джуён накрывается подушкой, только бы не слышать их мерзкой любви. Повзрослеть бы скорее, это детство ему надоело. К нему он совсем ничего не чувствует.

[center]– это смех

в шуме трасс;
в ночи;
сквозь депривацию. [/center]

[indent]Когда держишь в спокойных руках этот хохочущий кулек с изюмом, который, оказывается, и смотреть умеет осознанно своими несвойственно серебристыми, лунными. Тянет горячие ладошки к лицу, но Джуён всё театрально воротится, будто от пополнения не в восторге. А Боо всё смешно, как он морщит нос, как кривит губы и корчит недовольные рожи. Словно бы винит сестру в том, что ему внимания не достаёт теперь ещё больше, а на деле же – только благодарит, ведь сквозь километры дорог и жизни клочками, урывками из книг его неполного детства он наконец обрёл мир. Свой маленький, безвозмездно любящий мир, покоящийся в его заботливых объятиях.
[indent]Она и понимает-то больше. С ней Джуён говорит постоянно, рассказывает про «шарм» и про «ощупанный мир». Обещает и ей показать. Впервые обещает кому-то хоть что-то.
[indent]Её первым словом становится совсем и не «мама». Друзья виду «как так» не подают, а Джуён счастлив. Он обязательно отведет её в школу сам – за руку в первый класс – и поцелует в макушку, как и всегда. И когда она вприпрыжку побежит в класс, обязательно голодным шакалом окинет её одногодок. Потому что так надо.

[center]– это погружение

на дно Байкала в мороз;
под толщу лживой амнезии;
гроба под корни вековых древ. [/center]
[indent]Где отец накрахмаленный и больше не дышит, сложив на груди иссиня-серые руки, а Джуён в кулаке зажимает ком сухой земли и пошевелиться боится – вдруг всё взаправду.
[indent]Взаправду.
[indent]Мама кидает пригоршню, тыльной стороной ладони утирает скупую – совсем мужскую – слезу и уходит, не отпуская дочерней руки. Сестренка не понимает почти, а Джуён всё стоит у могилы, глотая ком в горле от мысли о том, что придётся ей объяснить. Кто, если не он-то.
[indent]А дорога лечит. Так мать считает, и увозит их снова и снова подальше от могилы, ставшего родным города, приятелей и мечты о «быть может, собаку?». Ей так легче, забываться в свете фар с дальним светом, в работе и сраных раскопках каких-то. К костям вековым летит на свистящих шинах, готова когтями со свежим маникюром драть песчаные слои, а мужа останки не навестит никогда больше.
[indent]«Куда там», – думает Джуён, когда на заправке, скрестив на груди руки и зажевывая травинку с грязной обочины, наблюдает за воркующей матерью, что через полторы минуты с радостью выпьет свой двойной эспрессо с мистером Ли – излишне обаятельной находкой в этом ох каком жестоком, несправедливом мире, полном разочарований, смертей и непостоянства. Видимо, это называется «любовью».
– это тишина

в смирении Редфилда;
в доме с сорванной табличкой «for sale»;
на задней парте на уроке истории.
Одними глазами Трой улыбается. Насмешливо и едва не язвительно – неосознанно, когда мальчик с разноцветными радужками несёт ему какую-то лабуду в разгар перемены в столовой. И, удивительно, не смотрит на него как на прокаженный придаток к наверняка сплоченной общине местной школы.
«Тут все наладится», – говорит Ева, заплетая Бевс глупые косы, которые ей так не идут, и Форсайт покачивает головой, зажевывая тост с щедрым слоем соленого масла. Звучит не так уж и убедительно, но, в конце-то концов, ему правда нравится та девчонка из параллели – Хизер. У нее волосы цвета любимой пшеницы, и от рубашки с аккуратным воротничком веет брусничной выпечкой. А мальчишка с разноцветными радужками завтра заедет за ним на велике по дороге в школу.
– это крик

слабый, плаксивый из спальни на первом;
битой посуды и Беверли, обнаружившей любимую кружку – осколками на полу;
немой, где-то в грудине.
Пока ноги несут подальше от дома, пропахшего дешевым пойлом, побоями и руганью. Трой слизывает кровь с нижней губы и жует изнутри щеки, шумно дыша, когда ногти впиваются раз за разом в ладони. Тело реагирует, телу больно, обидно и злостно. За увиденное. За мать в синяках, что боится себя же самой и противится, никак отпор не дает ссаному ублюдку-насильнику, которого назвала mi amore. За Бевс, что не может сделать уроки – и от этого ревёт, ткнувшись миловидным личиком в плюшевого енота. За отца, чья могила поросла многолетниками.
Телу злостно. Желваки ходуном ходят, когда среди компании левых подростков этим летом легкие тянут в себя марихуану, а в горло – виски жженой водой.
Телу злостно. Но нутру его – вовсе не так.
Вскоре мать – на свои раскопки, там и растворится в небытие. Трой дозвониться не может, Лиам – уебок – даже не пробует. На скулах синяки все чаще, брови разбиты, нижняя губа забыла, как заживать. Форсайт всё держится и не мажет в ответ. Убить бы его, но как они с Беверли проживут?
– это трещины

на белках (на глазных, на сухих);
на руках;
на асфальте.
Под подошвами грязных, стоптанных кед со шнурками, измазанными во влажную червивую почву глухих лесов. Он дышит совсем еле-еле, в легочные мешки заливается жидкое пламя, и горло, заволоченное вязкой [терпкой, горькой от никотина] слюной, дерёт до соли в уголках раскрасневшихся глаз. Трой их трёт остервенело – до боли, будто сейчас незатейливыми движениями перемелет усталость в песчинки и спустит сквозь пальцы под ноги себе. Будто это что-то изменит. Будто это чем-то поможет.
Будто ещё час без сна по округе чащоб треклятого города – и он найдёт её, заблудившуюся, в волчьей яме комочком, подоткнувшую свой крохотный портфель цвета фуксии под медную голову. Беверли, Беверли, зачем же ты, блять, ушла в эту херову школу на двадцать четыре минуты раньше обычного, тебе что, так надо учиться, тебе что, не терпелось на алгебру, тебе что, совсем надоело жить.
Тебе что, тоже плевать.
Трой выдыхает. Упирается мозолистыми ладонями в колени и свой собственный плевок втаптывает в дождливую землю этого октября. Октября, в котором бесследно канула его младшая сестра. Но никому, кроме него, дела до этого нет.
– это пустота

в черепной дребезжащей коробке;
в карманах;
в доме – на втором этаже, где из двух комнат жилая теперь только одна, и то с провонявшей горячей пепельницей, где в разнобой шестнадцать окурков за один час и сорок секунд.
Трою не общепринято «плохо». Что такое вообще это «плохо»? Это когда ванильные девочки с короткими юбками, оголяющие сочные задницы, страдают из-за таких распиздяев как он? Это когда разбили вчера висок в потасовке и теперь нещадно мутит до блевоты, потому что мозг перетрясло от удара? Это когда отчим ломится, нажратый, в шаткую дверь, а твои зубы немеют от зуда, так хочется глотку ему перегрызть и всё, и будет?
Форсайт понятия не имеет о «плохо». Ему да и вовсе «никак». От матери нет уже и слабых гудков, там роботизированный голос говорит «недоступен». От полиции нет обещаний: на его колкий взгляд и раздувающиеся гневно ноздри они разводят замызганными в жир от картофеля-фри руками, жуют сигаретные фильтры [прямо как он] и говорят идти в школу, учиться исправно, нос не совать в серьезные дела. Как-нибудь да разберутся. Как-нибудь да найдут его сестру.
В школу Трой не идет. Да и домой – толку нет тоже. Этой осенью ему холодно в парках на жестких скамейках, в круглосуточных забегаловках, где вместо подушки – липкий стол после колы, а взамен будильникам – смертельно-ледяные цепкие пальцы официантки на его плече. Встряхивают как бродягу, вытуривают на промозглый ливень – как шавку дворовую, заплутавшую в поисках хоть молекулы тепла. Холодно на вписках, где тела разгоряченные, алкогольные, улыбчивые – тянут руки и греют ладонями, губами по скулам, но зябко-то все равно. Холодно в её спальне, где музыка в стиле «сейчас я тебя соблазню», а в ноздри – пыльный запах дорогой ганджи.
холоднохолоднохолодно.
Трой кутается в гнев, клубы дыма и тонкую воронову спортивку, делает вид, что согрелся. Делает вид, что и попустило совсем. Не звонит больше матери, в полицию не приходит, для отчима держит в кармане спизженный нож. «Всё превосходно», – и улыбка белоснежными рядами вдогонку, пока за спиной – пальцы крестиком.
Пока Беверли всё ещё где-то мертва.
– это напротив

глаза, и зрачки в них – пытливые, на полынной радужке спокойными, нежными отблесками, на топазовой – с вилами, с бесами, что хохочут разнузданно, грязно и с вызовом;
линии, острее меча Мурамаса, скул и дуги бровей – сведенных к переносице орлиного, с едва заметной горбинкой носа, рук, испещренных напряженными венами, костлявых пальцев и широких, нежных запястий;
звук лёгких, вздымающихся тяжелее и чаще, шорох опускающихся ресниц и скрип влажного, конденсатного стекла пивной бутылки под мягкими подушечками.
Трой животное дикое – жрёт взглядом, ни столовых приборов, ни тебе манер никаких – лижет тарелку, и кости тоже глотает. А когда не глотает – закапывает. И лучше бы не пытаться найти эту яму.
Трой «правду» не любит.
Трой всегда выбирает «действие». Стискивая привычно губами мокрый сигаретный фильтр, он даже не знает, как сильно вляпался в этот раз. Да и ладно, главное – всё ещё жив.

0


Вы здесь » Call_me » Тестовый форум » [ i d o l ]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно