У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Call_me

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Call_me » Тестовый форум » анкета вампир


анкета вампир

Сообщений 31 страница 42 из 42

1

REGINALD KIRAZ [HORNBY] DIVIT • РЕДЖИНАЛЬД КИРАЗ [ХОРНБИ] ДИВИТ

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t699845.gif  https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/353536.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/183560.gif

Yoo Kihyun

Дата рождения: 22.11.2002 [23 y.o.] скорпион

Раса: вампир

Профессия: дизайнер одежды, модник и просто дива

Место рождения: приморский городок Гастингс, Великобритания

Ориентация: Сынмин Дивит

Семейное положение: замужем

Toxic, so addictive
I can't escape you, I love your lie

[block=quenta_heading]о персонаже

[indent]В большом доме где-то на окраине приморского городка Гастингс, старейшего порта Великобритании, воздух наполнен звуками: истошные вопли, звон разбиваемых фужеров и гневные песни гроз. Каждую вторую среду месяца здесь гуляют свинцовые тучи, и молнии-паутинки тянут руки к крыше дома и людям живущим в нём. Внутри двое упрямцев пытаются друг друга переорать — до хрипа в легких, до пугающего клокотания злости в груди. Реджинальд замирает на лестничном пролёте, просовывая голову между перил и прислушивается к крикам родителей; его мачеха, Изабелла, упрямо просящая называть её мамой, вновь предъявляет отцу, Майклу [или лучше Микки], претензии по поводу его измен: слово довольно странное, Реджи ещё не знает его смысла, потому что ему всего пять с половиной, а это значит, что нужно будет спросит у соседки миссис Мёрфи завтра после полудня. Реджинальду становится смешно, когда он смотрит на мачеху: Изабелла похожа на огнедышащего дракона и вот-вот начнёт изрыгать пламя; его отец устало трёт переносицу и обнимает женщину за плечи. Реджи становится скучно и он уходит к себе. А через месяц всё повторяется: он всё так же замирает на лестнице, смотря теперь уже на злящегося отца, который кричит и обвиняет Иззи в чём-то таком, что Реджинальду так же непонятно. Вроде бы в каком-то ребёнке. Реджи почему-то думает, что это из-за него папа кричит на его мачеху, ведь это именно он, Реджинальд, побил мальчишку в детском саду. Изабелла пытается оправдаться, что-то говорит и мальчик хочет вмешаться. Он же уже практически взрослый, значит имеет право. Звук удара заставляет его застыть: красные капли пачкают красивое лицо женщины, слёзы стекают из её глаз. Реджинальд вздыхает и убегает наверх, к себе. Дверь с шумом закрывается.
[indent]Мальчик Реджи крепко сжимает тонкую холодную ладонь женщины, едва поспевая за её быстрыми уверенными шагами: он перебирает ножками, стараясь не спотыкаться и не сильно отставать, ладошка у него влажная от пота и Реджинальд боится, что женщина отпустит его, сморщиться, оставит здесь на площади посреди толпы незнакомых ему, чужих, совершенно неприятных людей, которым и дела нет до того, как он их боится. Женщина молчит; она не просит его пошевеливаться, просто идёт быстрым шагом вперёд, словно бы собирается сбежать от кого-то. Реджинальд старается не отставать. Он послушно садится в машину, смотрит в окно, пока пейзажи сменяются один за другим; женщина улыбается, щебечет о том, что он милый мальчик и они точно-точно будут счастливы вместе. Милый мальчик молчит. Смотрит на женщину, хмурится и отворачивается к окну. Ему обещали, что скоро приедет папа и заберёт его. Про маму он не спрашивал, но ведь она тоже бы приехала за ним. Реджинальд уверен, что Иззи бы его не оставила. Женщина привозит его в просторный дом, заводит в гостиную, включает мультики; Реджи спрашивает про папу и слышит: «он скоро приедет, милый мальчик, и тогда мы всегда будем вместе. втроём.» Реджинальд хочет спросить, а как же Изабелла, но женщина уже уходит на кухню. Он смотрит мультики, гладит кота по кличке Банни и ждёт когда же родители заберут его; через два часа в гостиной появляется отец: он уставший, взволнованный, жутко раздражённый. Женщина улыбается ему слегка сумасшедшей улыбкой, от которой Реджи становится страшно. Она крепко держит его за руку. Так же крепко, как и нож рядом с его горлом. Реджинальду всё ещё страшно, он плачет и хочет обратно домой, к раздражительному отцу и чуть манерной мачехе. Но он точно не хочет оставаться с этой женщиной. Его папа пытается её успокоить и нож вроде бы убирается от его горла; а потом всё как-то быстро и страшно, и слишком темно, последнее, что он видит – как отец падает на пол. Реджинальд приходит в себя уже в больнице рядом с Иззи; Реджи обнимает мачеху, плачет и шепчет: «мамочка, только не бросай меня». Теплые руки гладят его по голове.
[indent]После того дня всё слишком резко меняется: ночами Реджинальд начинает метаться из стороны в сторону по кровати, неестественно выгибаясь в спине. Он вновь неустанно кричит ненавистное его мачехе «помогите». Кричит громко, как никогда прежде, наверное, не кричал. Изабелла проводит ночи с пасынком, сжимая его в своих объятиях и шепчет колыбельные, чтобы успокоить рвущиеся наружу рыдания. Майкл после той злополучной ночи находится в тяжелом состоянии, в коме, и только его брат, дядюшка Орион проводит с племянником дни и все выходные, возит его в походы, к морю, рыбачит вместе с ним, берёт с собой на яхту, ходит в парк, чтобы отвлечь от трагедии. Реджи всё такой же активный, весёлый днём и ломающийся на части ночью, когда забывается беспокойным сном. Врачи советуют подыскать мальчику какое-нибудь занятие, завлечь его чем-то; Реджи ходит в разные кружки и секции, но рисует исключительно дома под наблюдением мачехи. Изабелла гладит его по волосам, рассказывает как правильно смешивать краски в палитре, учит делать аккуратные мазки. Руки у Реджинальда уже не дрожат, он держит кисть увереннее, громко кричит: «мама, посмотри, какой у меня получился кролик.» Иззи улыбается. В их доме уже давно не слышны крики и ссоры по средам.
[indent]Очередной испорченный лист бумаги летит грязным комком в ближайший угол. Реджи запускает длинные пальцы, испачканные краской, в тёмные волосы и грязно ругается. Это уже второй рисунок так бездарно испорчен, и второй час, когда он сидит запираясь в своей комнате. Четкий образ в голове не хочет быть таким же на белом листе, расположенном напротив самого Реджинальда. Черные мазки кисти, непонятные линии — это всё, что ложится сейчас на поле. Он со злостью комкает лист, ощущая как хрустят края, как ломается до недавнего правильная и ровная линия. Комок летит через всю комнату, мальчик открывает окно, вдыхая тёплый воздух. Внизу слышаться голоса: сегодня в доме поминки по Майклу, который так и не вышел из комы, его сердце перестало биться. В гостиной собрались друзья отца и подруги мачехи. Реджи также положено быть внизу. Реджи также положено принимать слова сочувствия и скорбеть вместе со всеми. Вот только Реджи трудно с кем-то быть долго. Он начинает чувствовать неловкость от того, что человек, сидящий рядом, слишком близко. У него начинается тихая, пока что внутренняя паника. Ему кажется, что воздух кто-то откачивает из легких; тот, кто сейчас находится за спиной. Кто-то будто набрасывает купол из непроницаемого полотна на него и того, кто сейчас рядом, оставляя их внутри. Реджинальду хочется поскорее вырваться, задышать часто и успокоиться. Реджи боится близости. Его психиатр считает, что дело всё в детской психологической травме, нанесённой в шестилетнем возрасте. Его психиатр считает, что Реджинальду нужно бороться, больше стараться. Реджи думает, что показывать средний палец взрослым дядечкам — не так уж и плохо.
[indent]В Англии всё напоминает о Майкле. Изабелла решает переехать в Турцию, она давно хотела перебраться в тёплое и солнечное место, мрачный и туманный Альбион ей надоел. Кажется, сменить дислокацию звучит как отличная идея, да и мачеха к тому же нашла новую работу. Она всегда была замечательной швеёй, а пошив одежды удавался ей на славу, знакомые передали информацию весьма влиятельному человеку и Иззи стала личным стилистом и модельером для одной очень богатой семьи, с проживанием для неё и её ребёнка.
[indent]Реджи не нравится Стамбул. Реджинальду не нравится лето в Турции. Тут слишком сильно пахнет специями, жарой и восточными сладостями. Из его окна открывается вид на цветущий сад с магнолией и кусочком города, а не на море; Реджи не хватает его вида прямо на порт Гастингса, прохладных ветров с бризом и острых скал. В Стамбуле слишком шумно, слишком ярко, слишком пёстро. Здесь всё слишком, особенно темноволосое чудовище, живущее в соседней комнате. Сынмо — самое неприятное в этом доме. Весь такой важный, самоуверенный и какой-то подозрительно тихий, осторожный, смотрящий на него исподлобья. Сынмо Реджинальда раздражает до белых костяшек и покрасневших щёк. А ещё разбитых губ и пары синяков на теле. Мальчики не находят общего языка; они вообще никакого языка не находят. Реджи начинает презирать всех жителей Турции хотя бы из-за одного Сынмо. Он настолько злится на него, что не замечает как каждый лист в его альбоме заполняется изображение Сынмо: его глаза, губы, ямочки на щеках. Сынмо везде и Реджи вначале это пугает. Пугает от того, что этот мальчик влезает ему под кожу настолько быстро, что становится неотъемлемой частью жизни. Как папа или же Иззи. Словно бы Сынмо всегда был где-то рядом. На два шага слева, на шаг позади. Реджи замечает, что его близость не нервирует, что прикосновения не причиняют ожогов. Их дружба собирается как пазл, складывается потихоньку и к концу лета Реджинальд уже любил свой новый дом в Турции, теплый ветер и ореховый цвет.
[indent]Реджинальд учится в местной школе, практически не видит мачеху, потому что постоянно проводит время с Сынмо, ходит за ним по пятам, даже ночует в его комнате, уснув за книжкой прямо на нём, в его постели. В тринадцать он пробует курить, долго кашляет, но старается произвести впечатление на старшеклассников и на Сынмо. Он хочет быть таким же крутым, как и он. Это практически удаётся, если бы не учитель, так не вовремя появившийся из-за угла. Зато теперь половина школы знает, что Реджи — прекрасный бегун. Он не прогуливает уроки, ведёт себя образцово-показательно днём и настоящим воплощением сатаны ночью. Реджинальд сбегает из школы, наслаждается свободной жизнь, курит вместе с Сынмо на высотках здания и рассказывает разные глупости, хватая его за руку. А ещё требует, чтобы они навсегда, на всю жизнь были вместе.
[indent]Реджи любит сидеть на крыше многоэтажек. Он забирается туда ради любопытства. Город, облаченный в черные одеяния ночи, завораживает своими огнями, точками светофоров на узких улочках и линиями машинных фар. Реджинальд очарован какофонией звуков: криками веселящихся компаний, предупредительными сигналами машин, скрипом тормозов, что режет по ушам. Редж забирается на крышу ради драйва, удовольствия. На цыпочках, с заледеневшими пальцами от ветра он подходит к краю крыши и смотрит вниз. На проезжающие машины, людей, которые идут бесконечным потоком. Он совсем немного завидует птицам, потому что они могут летать. Оторваться от земли и ощутить себя в воздухе. У Реджи нет такой свободы, даже относительной.
[indent]Реджинальд — кофе в два часа ночи и полубезумный взгляд не выспавшихся глаз.
[indent]Реджинальд — дешёвые браслеты при наличии толстого кошелька его матери Изабеллы [женщина хорошо зарабатывает в доме отца Сынмо].
[indent]Реджинальд — бунт, несдержанность и тягучая корейско-английская кровь.
[indent]Реджинальд — нестандартный подход к решению задач, генерация безумных идей.
[indent]Реджинальд — мальчик-шаблон, только у него иногда пробивается совесть, сострадание, сочувствие — качества, таким мальчикам не присущие. Реджи хочет бунтовать, как все, а не слушать нравоучения отца Сынмо со своими порядками и молчать в тряпочку, учиться в месте, где всё — сплошное притворство и аристократизм.
[indent]Реджинальд курит, ругается отборным матом, не стесняясь ни преподавателей, ни одноклассников. Реджинальд прямолинейный, резкий и честный. Реджинальд говорит правду в лицо всегда. Реджинальд ссорится с окружающими быстрее, потому что категорично озвучивает свои мысли, не особо заботясь о чувствах других.
[indent]Вот только жизнь Реджи фальшивая.
[indent]Фальшью пропиталось всё: улыбки, отношения, одежда, да и он сам тоже. В его жизни не пропитался фальшью только Сынмо. Они сидят на полу перед камином, уже выпив бутылку вина, которую стащили из погреба внизу и кутаются в один плед. Реджи рассказывает смешные истории, опираясь на плечо лучшего друга и поворачивает к нему голову. Голова кружится; Реджи уверен, что из-за выпитого вина и жара камина. Что ему дурно не из-за Сынмо. Что в груди сжимается не из-за Сынмо. Реджи пятнадцать, он легко списывает своё желание на гормоны и продолжает по-дружески улыбаться Сынмо. Реджи ловит себя на мысли, какой же он красивый, он думает, что лучше всего — встречаться с Сынмо [в игре у них не плохо так выходило], а потому поворачивается к другу и целует его, получая взаимный отклик, который накрывает обоих снова и снова. А дальше их жизнь смазывается, словно бы на новый яркий рисунок опрокинули воду. Радует, что не растворитель. Они начинают встречаться, вести себя как парочка влюблённых, с каждым днём всё глубже и глубже погружаясь друг в друга. Пока однажды не признаются, что любят, искренне и самозабвенно. Однажды Сынмо дарит Реджи кольцо, и они клянутся в вечной любви. Можно сказать, что между собой они уже давным-давно поженились. Но проблема в том, что они живут в Турции, открытая связь двух мужчин табу, а другая – отец Сынмо слишком яркий представитель гомофобии. Он замечает их отношения сразу, как бы они оба не скрывали(сь). Правда, решает поступить по-умному, медленно и деликатно, без скандала, не вмешиваясь, а просто однажды сослав своего сына учиться заграницу.
[indent]Разлука пугает, а самодовольная улыбка Сынмо-старшего бесит, особенно, когда он показывает Реджи на дверь, что-то ещё лопочет про будущую невесту его дражайшего сына. Реджинальд не верит ни единому слову. У него не остаётся другого выхода, кроме как продолжать общаться с Сынмо на расстоянии, поступить на факультет моды и дизайна в Стамбуле, пойти по стопам мачехи, снять небольшую квартирку неподалеку от учебного заведения и ждать хотя бы смс-ки от Сынмо. Всё, что осталось от Реджинальда это пустая оболочка и безупречное тело. У Реджи выверенные движения и обаятельная улыбка. Он предел совершенства. Сверкающий бриллиант в окружении сотен драгоценных камней. Идеальная подделка. И жизненный принцип — скрыть себя самого. Реджи без Сынмо не знает кто он, поэтому примеряет различные маски. Реджи не знает, как без него жить, поэтому каждый его шаг — прыжок в неизвестность. У Реджинальда нет определённости, точности. Есть только Сынмо, да и того он однажды теряет по собственной глупости. Реджи разжимает пальцы, выпуская из своих рук, позволяет исчезнуть. Однажды, в один мрачный день ему говорят, что Сынмо погиб, там, в той чужой стране, в чужом городе. Реджинальд не может в это поверить, он по привычке звонит ему, просто набрав родной номер. Редж скулит ему в трубку: «я скучаю», «забери меня», «ты мне нужен», «я люблю тебя». Телефон встречается со стеной, Реджинальд — с бутылкой вина.
[indent]И снова похороны, снова та жуткая обстановка, тишина и агония, снова Изабелла гладит его по голове. Реджи запирает себя в клетке, а ключ отправляет почтой в море Гастингса. Вместе со своим сердцем. Реджинальд от потери любимого словно бы выжжен изнутри. Ему кажется, что на месте души — горстка пепла со стойким табачным запахом. Он затягивается так, что приходится выкашливать дым и отплевываться. На языке горечь ненависти к самому себе. У Реджи личность — комок боли и сотни воспоминаний. Он снова и снова прокручивает забытые, подернутые пылью времени моменты. И кричит, кричит, кричит. Безмолвно. Так, как кричат те, кому уже нечего терять. Так кричат те, кто уже все потерял. Реджи практически не спит. Реджи практически не ест. Реджи практически не живёт. И когда Реджинальд наконец-то выбирается из квартиры, то ненависть к Стамбулу приходит накатывающей волной. Реджи в городе будто бы сходит с ума, ломается-падает-изменяется, становится тем, кого больше всего ненавидит. И он решает сбежать. Из этой страны, города, своей жизни. Перед самым выходом, он пьёт бокал вина, который почему-то странный на вкус, кажется, в этом году урожай не удался. Но это уже не важно. Реджинальд пытается вырваться и развеяться.
[indent]Реджи был совершенно невиновен. Он лишь хотел прогуляться, покупаться в бассейне на крыше пятиэтажки с друзьями, но Иззи, как примерная мать, остававшаяся всё это время рядом, то ли из-за чувства опасности, то ли просто из-за нежелания отпускать сына, просто запретила ему идти. Это был всего лишь один маленький протест, который выразился тихим побегом из окна спальни, вместо занятий, чтобы просто прогуляться по свежему воздуху и обязательно [нет], обязательно вернуться после домой и попросить у мамы прощения, но в какой-то момент что-то действительно пошло совершенно не так.
[indent]Реджи всего лишь упал. Он хотел разбиться и умереть, стоило ему об этом только подумать, как план пришёл в действие. Вечеринка с друзьями был всего лишь предлог. Реджи стоял на краю одной крыши, вокруг веселились люди, плескались в воде, не обращая внимания, как парень покачнулся и упал с уступа вниз, приземлившись прямо на асфальт. Будь бы Реджинальд ещё более набожным, верным и преданным Иисусу, как например его мать, он бы мог подумать, что это именно он схватил его за лодыжку и потащил к самому дну, но это была лишь специально проделанная (не)случайность, которая могла стоить ему жизни.
[indent]И, если говорить, о человеческой жизни Реджи  — именно тогда она и закончилась, так толком и не успев начаться.
[indent]Реджинальд знает, что если Иисус действительно существует, то ему придется просить у него прощения.
[indent]Реджинальд больше не живет.
[indent]Реджи чувствует лишь бесконечную боль, вызванную бесчисленными синяками и гематомами. Редж смотрит на свой безымянный палец, кольцо Сынмо пропало, это знак. Знак конца. Реджи пытается объяснить своим друзьям, чтобы они прекратили его спасать, что не нужны никакие ни скорые, ни больницы, а может, это уже архангел пришел за его душу, чтобы забрать подальше от Стамбула, но у архангела есть имя и архангел не оставляет его. Ему как какое-то видение является Сынмо вместе с их общим другом и говорит, что теперь всегда будет рядом с ним и не покинет его, пытаясь всеми известными способами не позволить болезни взять вверх, не дать соединиться ему с множеством ран и убить Реджи, ведь, кажется, он себе этого уже не простит. Реджинальд же устает считать минуты, часы, дни, месяцы, теряясь в них. В полусне он помнит лишь холодные руки и мягкую улыбку, которая умоляет его не сдаваться. Сынмо? Реджинальд пытается, находя силы на хорошие дни, когда он думает о своём погибшем любимом, о солнце и море, о тепле и доме, куда так хочется вернуться, а позже его вновь выбрасывает в жестокую реальность, где есть лишь страдания, вечная рвота, кровь, ломающиеся изнутри кости, словно в мясорубке, и мысли о том, как же могут сходить с ума дядя и друзья, как сильно по нему могла плакать мама.
[indent]Реджи действительно умный парень и из-за этого он знал, что умирает, лежа на кушетке в карете скорой помощи. С каждой минутой медленно, но верно, приближаясь к невидимому краю и протягивая свою тоненькую ладонь к лику Иисуса, в знак верности и просьбы простить, что так долго не молился и не ходил в церковь на исповедь. О чем он, увы, еще не знал, так это о том, что его ждёт новая жизнь, вечность и существование...в роли монстра. Реджи даже не подразумевал, что, когда решил осознанно покончить с жизнью, его напоили кровью с вином. И кровь принадлежала вампиру. Сынмо. Только Реджи имя своего спасителя не узнает. Реджинальду тоже понадобится в будущем лишь кровь. Лишь кровь и чужая боль. У него теперь будет новое будущее, новая жизнь в подарок, без болезни, вылечив своим бессмертием уже навсегда.
[indent]Реджинальд резко просыпается и тяжело дышит в комнате с опущенными шторами; его сердце бешено колотится от внезапного кошмара. Редж  умер? Где он? В раю? В аду? Не важно, главное быть с любимым. Где он? На безымянном пальце снова подаренное Сынмо кольцо, оно на месте. Как странно. За окном идёт дождь, Реджи поднимается с кровати, раздвигает шторы и распахивает окно. Незнакомый город, в котором он раньше никогда не был. Рядом возникает бесшумно Изабелла, говорит ему, что это Бостон. Она выглядит непривычно странно. Вроде бы мачеха такая же, но что-то в ней тоже изменилось. Она будто ожила, по новой. Иззи рассказывает ему всё, что теперь они оба начнут другую жизнь. Вечную. Как вампиры. Изабелла рассказывает, что ей кто-то неизвестный просил передать всю информацию Реджи, но она не знает кто. О том, как ему подлили в бокал вампирскую кровь, о том, как он сильно пострадал, о том, как погиб, о том, как возродился, о том, как с самой Иззи сделали тоже самое, но то, как она умерла, женщина не помнит. И от этой правды сдохнуть хочется ещё больше. Реджинальд вспоминает, что перед его человеческой смертью он видел Сынмо. Но разве это возможно? Или каждый вампир видит свою мертвую любовь? Чёрт возьми, тот был настолько реален, что Реджи даже поверил, что он настоящий. Из плоти и крови. Кровь. Как же хочется её! Иззи, читая его мысли, протягивает ему целый пакет с искомой жидкостью, в которую Реджинальд не долго думая вгрызается. Изабелла говорит, что здесь крови много, что рядом находится больница и тот, кто их сюда доставил позаботится обо всем. Бостон ещё спит, окутанный мраком. Бостон ещё тих, но уже готовится к новому дню. Реджи проводит рукой по своей шее, к плечу, выцарапывает на своей коже бесконечные восьмерки, пальцами вдавливается в кожу на внутренней стороне ладоней, переплетает их, пытаясь зацепиться за что-нибудь ногтями. Он старается не думать сейчас. Только не сейчас, не наедине с собой, ночью, не в этой пугающей темноте, не в этой комнате. Реджинальд старается думать как можно меньше, но все выходит наоборот — он думает так много, думает только об одном.
[indent]Реджинальд закрывает глаза и выдыхает. Раз уж он умер, теперь можно начать новую жизнь, с чистого листа.
[indent]Реджи живет вместе с мачехой в уютном лофте, он привыкает к новой жизни, встречает новых людей, избавляется от них, доучивается на дизайнера одежды. У Изабеллы появился бойфренд, Рияд, вампир как и они, Реджи даже рад зависать и устраивать дистройные вечеринки. Ему это не составляет труда, со своей новой оболочкой и даром убеждения Редж манипулирует каждым и получает самое лучшее бесплатное образование. Но и близкие друзья в его жизни тоже имеются, те, которые его понимают. Например, тот же Ноэль, с кем Редж познакомился, когда ему было особенно плохо, когда он неаккуратно охотился в клубе и кто отвлек его от этой агонии жажды, привив любовь к танцам и музыке. Хотя бы какой-то досуг помимо убийств. А также Хиро, к которому Реджинальд пришел создавать нового себя, став вампиром и привыкнув более-менее к своей сущности, приводя в дальнейшем к нему своих моделей для того, чтобы сделать им макияж для показа. Ещё он знаком с Лином, который периодически делает фотосессии для его коллекции. Но когда Реджи встретил Оззи, рассказав о себе и своей судьбе, тот странным образом тут же переменил к нему отношение, стараясь держаться подальше. Нет, они общаются, но Освальд при любом удобном случае блокирует свои мысли, разум и отдаляется от Реджи. Видимо, это потому что он вампир и у него к нему предвзятое отношение. Странно, но Реджинальд даже привык уже к такому. Ему, на самом деле, всё равно. Тем временем, Редж продолжает чувствовать дикую связь с Сынмо и ему постоянно кажется, что он рядом. Только это держит его на плаву, хоть ему каждый день хочется умереть, он делает для этого все, что заблагорассудится. Интересно, чтобы он сказал, если бы увидел каким Реджи стал? Наверное, был бы удивлен, потому что новый Реджинальд одевается по моде, тусуется на лучших вечеринках, где устраивает кровавые показы. Его одержимость кровью невыносима. Он никак не может ей насытиться, пьет её литрами, думая, что так заглушит душевную боль. Реджи официально считает себя замужним, который будет всегда любить только одного - Сынмо. В его жизни лишь работа, выпуск новой коллекции и его муж. Да он даже взял его фамилию, как и мечтал, оформив для этого все документы. Всю одежду он рисует для него, представляя его, а эскизы с моделями носят его небесный лик. Реджинальд знает, что когда-нибудь он снова встретит его и найдет. Реджи теперь будет жить вечно и сможет дождаться Сынмо, даже если для этого потребуется терпеть до его следующего перерождения.
[indent]А может, ему не показалось и Сынмо всё-таки жив?

полезная информация

☆ его любимая певица — Ariana Grande, "i want it — i got it!" и этим всё сказано;
★ всегда всем говорит, что он замужем, это так и есть, кроме мужа ему никто не нужен;
☆ мамин «адский цветочек», она его так называет;
★ счастливый обладатель британского акцента;
☆ iq 142;
★ по вышеуказанной причине закончил школу в 15 лет;
☆ но всегда ведёт себя с незнакомцами, как «глупенькая блондинка», занудный гений — явно не про него;
★ если бы Бэлла Свон была парнем, она была бы красивым цветочком Реджинальдом, билась бы обо все углы, о наличии которых не подозревал никто;
☆ был болен до своего обращения гемофилией, будучи человеком находился под пристальным наблюдением врачей и Сынмо;
★ знает шесть языков: английский, корейский, французский, итальянский, немецкий и турецкий; коверкает всевозможные турецкие слова нарочно — «чаёк тишесьюр побэрим»;
☆ до обращения был атеистом, теперь же верующий, ходит в католическую церковь, не боится пересечения с языческими символами, святой водой и etc., дома молится и соблюдает пост — у него  есть алтарь с фотографиями Сынмо, считает его тем самым «богом», чьё имя срывается в минуты персональной литургии;
★ носит обручальное кольцо с большим камнем на безымянном пальце, оно защищает от солнца и его же подарил в своё время Сынмо [муж подменил камень, когда Реджи умер];
☆ боится лошадей и верблюдов. в первом случае — скинули, во втором — плюнули;
★ считает, что его жизнь похожа на мюзикл. постоянно вспоминает какую-либо песню, которая подошла бы его настроению;
☆ у Реджи всегда с собой блокнот, в котором он оставляет пометки, — да и вообще, весь его дом порой просто погружается в обилие записок, стикеров и отрывков, записанных на бумаге, — листы разложены на столе, валяются на полу, покрывалом стелются на диване; а ещё он рисует на стенах или оставляет карикатуры;
★ в его гардеробе около сотен бабочек, галстуков и запонок. а ещё брошек. обожает брошки;
☆ хоть и живёт с матерью, но не видит её неделями, потому что у Изабеллы бурная личная жизнь, а у него диагноз «Сынмо»;
★ привык ставить себе звёздочку «☆» за каждое достижение. у него есть даже всякие разные для сего наклеечки;
☆ предпочитает добывать себе "пропитание" естественным путем. любит каждый раз устраивать всякие разные сценки своей расправы.

раса

скажи громко вампир
Способности:
All-inclusive самого обычного среднестатистического вампира, только более красивого:

♰ Бессмертен — не стареет, застыв в своём возрасте на момент обращения, не подвержен людским ядам и болезням, может по сути жить вечно. Если будет хорошо себя вести, то обязательно получит подарок от вампирского Санты. И не Муэрте.

♰ Наделён сверхчеловеческой быстротой, силой, выносливостью, регенерацией и обостренными чувствами. И обгонит вас, и быстрее, чем у обычного люда затянется на нём рана, и учует скорее запах крови, и в темени найдет пропавшую вещицу. Так что лучше с ним простому смертному не спорить, а уличному фокуснику не предлагать в каком из стаканчиков спрятан червонец.

♰ Искусно управляет снами, владеет гипнозом и манипуляцией. Не смотрите ему в глаза, не разговаривайте с ним, иначе не проснетесь, в самом худшем случае. Обожает охотиться на жертву и использовать её, доводить до кататонического состояния и амнезии. Огламуривает и очаровывает. Траллинг использует всегда, ни о чём не жалеет.

♰ Будучи «гением» в реальной жизни развил в себе в вампирском облике способность феноменальной памяти. Мгновенно запоминает информацию любого вида (текстовую, звуковую, визуальную и т.д.). Случается подобное вне зависимости собственного желания. Но есть и отрицательная сторона медали. При переизбытке информации происходят неприятные казусы в виде: головной боли, помутнения разума, потере некоторых воспоминаний или отключения сознания.

♰ Драться Реджи умеет и даже любит, но предпочитает иначе отвешивать чапалахи. Он виртуозно владеет электрическим кнутом, который подарил ему тайный поклонник. Это оружие как влитое подошло ему, оно само его захотело выбрать. Представляет оно само по себе яркий спиралеобразный аксессуар, скрученный браслет из лазурита вокруг кисти на его руке с изображением летучей мыши. С его помощью бьёт током, парализует врага, красивенько испускает фиолетовые искры-молнии, а также дополнительно защищает своего владельца от ожогов, отображая их на других. Реджи обожает эпатаж, так что появляется всегда искромётно.

Слабости:
Без "пищи" кровососы могут обходиться веками, ведь они бессмертны и не способны умереть подобным образом, однако это сильно скажется на их внешнем виде, а так же психологическом состоянии. Здесь тоже присутствуют свои тонкости. Не каждая кровь оказывает плодотворное влияние. Необходимо искать себе "доноров" из тех людей, что не пали под вредными привычками настолько, что уже не в состоянии сами себе помочь: так, кровь наркомана или запойного алкоголика может привести к некоторому отравлению организма и приравнивается к тому, как если съесть протухшую еду. Чрезмерное употребление также приносит вред. Если вампир выпьет слишком много крови, у него появятся симптомы, похожие на алкогольное опьянение: эйфория, спутанность сознания, ступор и т. д.
Вербена наносит урон. Если подвергнется её воздействию или проглотит, у него начнётся сильная лихорадка и он ослабнет. Кроме того, если растение попадёт на кожу вампира, она вызовет у него жжение. Более того, как правило, вампиры не могут подчинить себе тех, кто проглотил вербену или подвергся её воздействию. Падуб, рябина и мандрагора также отпугивают, пусть и не так эффективны, но точно отпугнут на время, достаточное для того, чтобы жертва смогла сбежать.
Вампира можно убить любым способом, который сразу повлечёт за собой летальный исход. Если вы его сильно раните — увы, вам это не особо поможет, а потому всегда нужно точно знать, куда нанести удар. Подсказки: серебро, огонь, секир башка, вырвать сердце, говорят, что спиной мозг тоже, осиновый кол и вы точно не ошибётесь.
Уязвим к божественным артефактам. Оберегает свою задницу от склок и распри с оборотнями или себе подобными. Прекрасно понимает, что можно огрести и получить от всех по самую небалуйсю. Но, если возникает конфликт, никогда не ретируется, упрямо прёт напролом до конца, не умеет идти на уступки и договариваться. Никогда не убегает и не прячется, привык биться до последнего. Ему терять нечего [как он думает]. Колдунов уважает и старается всегда держаться рядом с ними. Более того, у него есть свой знакомый, к которому может обратиться.
У Реджи кровная связь с собственным мужем, своим создателем Сынмо. Он её не отключил, потому что сильно любит и всё ещё верит в то, что его супруг жив. Сынмин — его самая главная слабость и самая важная мощь. Из-за этой "веры" частенько входит в транс, совершая этакий своеобразный религиозный обряд. После него Редж обязательно падает в обморок, потому что тот отнимает много сил, даже несмотря на насыщение кровью. Периодически во время своего экстаза видит астральную проекцию благоверного.

Обратная связь

Планы на игру: спасти брак с повелителем моего сердца
Связь: с вами уже давно, но если что, то господин Кинк и муж знают, где меня найти
Как вы нас нашли: один очень неуместный, но такой милый лисёнок почти год назад как привёл хд

0

31

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t31276.png https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t121972.png

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t945788.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t142850.gif

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t124381.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t757648.gif

0

32

Крепкого здоровья тебе и близким, душевного спокойствия и неиссякаемой энергии для всех задуманных планов, желаний и идей. Пусть в твоем доме всегда царят уют и гармония, а рядом будут те, кто ценит и любит.

0

33

[indent]Страшно. Так страшно на него смотреть.
[indent]Живого.

[indent]И вовсе не по тем причинам, которые могли бы подпитать тщеславные способности Реджи в своём новом вампирском теле. Он же не мог визуализировать и оживить представленную им проекцию? Конечно, нет. Умом он уже понимает, что его муж, Сынмин Дивит, которого он видит перед собой, вершащим правосудие над этим магом — настоящий, из плоти и крови … которой здесь слишком много. Очень. Кровь повсюду. Её запах слишком интенсивный. Сильный. Сдержаться так тяжело. Практически невыносимо. Однако, боль в руках, затем во всём теле ограничивает острой, словно колючая проволока, порывы перебороть собственную жажду. Реджинальд слышит, как тёмная жижа льётся из глубокой раны, главной артерии колдуна, стекает по маговской коже. На кончиках зубов, клыков Реджи пульсирует уверенность, что вместо Дюмара он сейчас увидит только напитанное кровью мясо с содранной кожей, кроме которого не останется ничего. Оно начнёт следовать за вампиром в самых дурных кошмарах. Он так плохо засыпает по ночам, а здесь получается вообще перестанет спать? Вампиры могут прожить без сна? В сказках, книгах и фильмах запросто могли. Но в реальности необходимо хотя бы несколько часов сна. Реджи будто улавливает собственные мысли с опозданием, отставая от них на пару вздохов. Запоздалым эхом до него доносится ласковый шёпот его любимого, Сынмина, с трудом проникая сквозь ревущий в ушах ледяной ветер, в котором, кажется, смешались все крики, что Реджинальд когда-либо слышал. Они помножились друг на друга и поднялись до ультразвука, норовя разорвать барабанные перепонки. Увы, но даже стону Сынмо было это не перекрыть — грохот в висках только нарастает, когда смягчившиеся пальцы Сынмина ласково ведут вдоль всех его шрамов, едва касаясь кожи. Поглаживания мужа, непривычно осторожные и вкрадчивые, успокаивающие с теплом внутри ещё свежей крови, мимолётно касаются его навсегда заледеневшего сердца ... У Реджи даже не хватает сил изумиться разительной перемене в повадках мужа, когда ранее его любовь чуть ли не растерзала прямо на глазах Дюмара.   

[indent]Внезапно, как и появление Сынмо, наступает тьма.

[indent]Плотная, как угольная паста, тьма накрывает Реджинальда безвоздушной пеленой. Это что ... обморок? Стремительно затухающее сознание бьёт колкими импульсами в тело, заставляя дизайнера разжать руки, ниспадая в мрак. Эта темнота предаёт, переставая быть родной стихией и обращаясь незнакомой, чужеродной субстанцией, из которой Реджи пока не может найти выхода. Да что выход! Он сам себя в ней найти не может.

[indent]Поэтому Реджинальду приходится представлять в своих грёзах хотя бы луч той самой яркой надежды, что ему всё произошедшее не показалось. Вампиру снится свет, огни и краски. В самом сумбурном, аляпистом, непродуманном сочетании. Они то и дело пытаются собраться, создать какую-то до боли знакомую форму, образ из прошлого, их с Сынмином прошлого, но осколки из них обоих разлетаются в разные стороны, как только в вампирской голове начинает зарождаться мысль о нужном воспоминании. Реджи следит за каждой частичкой одними глазами не в силах пошевельнуться. Кажется, это самое прекрасное, что он когда-либо видел, но сейчас Дивит не уверен видел ли в своей жизни что-либо кроме этого? Кроме яркой неоновой абстракции, электрических разрядов, путешествующих по еле различимым линиям хитро сплетённых в огромную сеть. В этом есть нечто гипнотическое, успокаивающее и убаюкивающее, но почему-то Реджинальд ни на мгновение не сомневается, что действительно спит. Проходит целая вечность его созерцания и наконец-то картинка становиться цельной. Дыхание перехватывает, хочется остановить нескончаемый поток нейронов, сорваться с места и обойти всё вокруг; попытаться запомнить, будто этот ком из нитей и линий может помочь себя самого понять и починить. Но чем больше Дивит всматривается, пытается удержать хотя бы один малюсенький огонёчек в поле зрении на пару секунд, тем холоднее ему становится. Холод окутывает постепенно. Сначала коченеют ноги, мурашками холод пробегается по бедрам, к торсу, огибает спину, охватывает голову и спускается к итак уже мёртвому сердцу. Почему люди подарили сердцу такое большое значение? Кто одарил этот орган такой важностью? Ведь оно давно уже не болит. Реджинальд знает, что вся боль, воспоминания, он сам – в мозгу; в неприглядном с виду, но столь прекрасном внутри, органе. Именно там спрятано всё. Все рецепторы. Реджи находит то, что искал, слышит его, своего мужа, чувствует, ощущает присутствие Сынмина рядом.

[indent]Кираз.

[indent]Наконец-то. То самое имя. Как будто древняя магия рун спала.

[indent]И лишь только, когда наконец-то тот самый желанный солнечный свет надежды разрезает мрак, заполнивший глазницы Реджинальда, он впервые за посмертие встречает его с радостью. Пусть и с мимолётной, потому что всколыхнувшееся ликование с шипением гаснет.

[indent]Это шипение — слёзы его мужа.
[indent]На Реджи действует беспрекословно. Как выбросить вперёд мулету на сорвавшегося с места разъярённого быка.

[indent]— Саваш, — Реджинальд в миг оказывается прямо на коленях Сынмина, словно фурия, сносит и выбивает окончательно даже самую мизерную опору, роняя прямо на себя. Он будет для Сынмо вместо пола, вместо любой поверхности. Реджи, сквозь туман слёз, всхлипывая по-ребячьи, накрывает его губы своими, надавливая пальцами на подбородок, заставляя чуть сильнее приоткрыть рот. Укол тепла поцелуя прямо в уста мужа. И его воздух. Так стремительно наполняющий легкие священным огнём, что хочется засмеяться. Огонь распространяется по всему телу, заполняет каждую клеточку, поселяется внутри, одурманенный внутренним жаром. Кажется, это начинает входить в привычку — умирать и возрождаться из пепла с легкой руки Сынмо. Возможно, это самая здоровая привычка. Реджи никогда не видел магистрали, только в кино. Он не знает, что это за шум — мчащиеся в разные стороны машины и фуры, сигналящие друг другу от нетерпения. Но сейчас в голове именно этот звон. И непрекращающийся гул, от которого дизайнер когда-нибудь точно оглохнет. К этой какофонии звуков прибавляется бешеный ритм ставшего общим дыхания в разгоне: всё быстрее и быстрее. Тёплые губы на губах Реджинальда, такие горячие, действующие лучше любых обезболивающих. В голове нейроны, он запомнил каждый, устраивают бешеный слэм, и ему совершенно не хочется в этом разбираться. Его муж не умер. Он с ним. Рядом. Жив. Ну, или, вроде того. Всё, что нужно.

[indent]Seni çok özledim, — ладонь сама находит щёки Сынмина, такие мокрые от слёз, что хочется и самому зарыдать, хочется оставить свои жаркие следы на каждом миллиметре этих щёк, чтобы слезам просто не осталось места. Где-то вдалеке Реджи слышит тающее в воздухе, брошенное сынминовским эхом «прости» и улыбается. Сынмо, ты и не представляешь насколько важно всё это, насколько нужно, насколько исцеляюще. Пальцы зарываются в его идеальных, мягких волосах, хочется ощутить Дивита всем телом. Прижаться каждой клеточкой и слиться в одно, достигнуть этой нирваны и уже никогда не возвращаться в своё прежнее состояние.

[indent]Мёртвое.
[indent]Как и его мужа.

[indent]На самом деле, понимание приходит сразу же. Пришло уже давным-давно. Но стадия отрицания никогда не покидала. Все разговоры будут потом. Сейчас ещё не время. Хочется пока что насладиться родным телом.

[indent]Seni çok bekledim, — убегает от разных рассуждений Реджи, к плечам Сынмина, шее, на которой он как хищник чувствует сонную артерию и борется с желанием добраться до живительного источника, обратно к губам. Руки бессовестно исследуют тело. Сначала аккуратно скользят по спине, дотрагиваются до плеч, гладят руки. Но терпения нет. Его никогда не было. Beni bırakma, gitme, lütfen bana bunu yapma! Sensiz yaşayamam!, — дизайнер шумно выдыхает в самые губы, позволяя воздуху, единственному разделяющему их элементу, достигнуть максимального напряжения, и впивается в его соленые, такие мокрые, уста с удвоенной силой, угрожая воздуху расправой, если он когда-либо еще встанет у них на пути. В руках оказывается достаточно сил, чтобы притянуть Сынмо ещё больше к себе, преодолеть последние сантиметры и слиться в одно целое. Он чувствует его живительный жар всем телом, это стоит ввести в категорию обязательных процедур после смерти. Реджинальду так много хочется сказать. Так много хочется спросить, но его порывистые, немного резкие движения делают это за него. Вампир переплетает их с мужем пальцы, переплетает их ноги. Переплетает снова судьбы раз и навсегда.

[indent]— Саваш, — стонет Реджинальд от сладкой боли внизу живота. Боль всегда заставляла чувствовать себя живым будучи мёртвым. Боль всегда казалась неотделимой от жизни. В голове вновь роятся мысли, что дизайнер должен у него всё спросить. Всё узнать. Всё выяснить.

[indent]Нужно. Пусть и не хочется.

[indent]Чужой стук сердца, где-то неподалеку, кажется, в соседней комнате, отрезвляет, приводя Реджи в чувства, принуждая оторваться от ласк поцелуев и объятий со своим мужем. Он знает, что так стучит ещё живой «моторчик» в грудной клетке, отчаявшийся, на грани, но пока что плещется в прогнившем море. 

[indent]— Саваш, любимый, скажи мне, почему я всё ещё чувствую и слышу присутствие этого поганого колдуна?, — дизайнер снова возвращается к привычному английскому акценту. Голос Реджи нежный, как лепестки розы, да только нотки в нём усыпаны капризными шипами недовольства. И Сынмо их явно распознает. А пока что, младший успевает послать мужу искру полу_улыбки-полу_оскала, прежде, чем «мерцнуть» перед его взором, схватить покрепче Сынмина за талию и теперь уже вместе с ним при помощи резвой, вампирской скорости оказаться в дверном проёме их комнаты, в которой оба пребывали только что. Onu ben öldüreceğim, — короткий поцелуй мужа в кончик носа, прежде чем Реджи выскальзывает из его объятий. Мстительная натура, которая проснулась в нём, когда он стал вампиром, вновь пробудилась. Дизайнер знает, где находится маг, вычислил ту комнату и даже почти решительно идёт в его сторону, намеревается воплотить свой план — вырвать хребет, разобрать на органы и украсить ими ель возле мэрии, а может раздробить башку о стену и расписать бурой краской стены, но … замирает.

[indent]Так, стоп.
[indent]Минуточку.
[indent]А вот это уже интересно.

[indent]Если несколько мгновений назад Дивит был занят пламенными лобзаниями со своим мужем, то теперь у него появилась удачная возможность как следует осмотреться. Реджинальд оглядывает помещение, в котором сейчас находится, изучает тщательно, сканируя каждую полку, каждый дюйм внимательным взглядом. Здесь всё принадлежит Сынмину. Здесь каждый участок похож на него. Он не может оторвать от квартиры взгляда. Он не в праве этого сделать. Да, Реджи шёл к магу, чтобы поквитаться с ним, но, не в силах этого сделать. На дизайнера обрушивается внезапная паника от осознания. Сынмин живёт здесь уже достаточно давно. За один день невозможно так обжиться, довести до ума, помещение не может напитаться энергией, даже запахом, даже обставить всё культурно, чтобы каждая статуэтка, каждая фотография была на нужных местах. Дизайнеру было достаточно фактов, чтобы всё скомпоновать в полноценную картинку.

[indent]Сначала Реджи замечает в центре небольшой стол, затем на нём очень красивую вазу. Хрустальную. Прозрачную. Обычную вазу, на самом деле. Среднего размера. Без цветов, без всего. Но одного этого уже достаточно, чтобы спровоцировать истосковавшегося вампира, который был вообще не в курсе, что его муж здесь, живёт себе припеваючи в Бостоне, мёртвый, но такой живой. И что-то внутри перещёлкивает настроение младшего.

[indent]— Сынмин, — грубо и недовольно. Саваш знает, что когда Реджи начинает злиться, то всегда называет его исключительно этим именем. У дизайнера будто отнялись ноги, в голове - пустой звон, на его вампирской физиономии застыл строгий и решительный лик. Младший держится, подбоченясь, чуть поодаль от Сынмо, не смотрит на него, потому что если сделает это, то нырнёт в этот омут и утонет в любви к нему. Как несколько минут ранее сделал это, оказавшись в объятиях любимого.

[indent]— А теперь, дай-ка я кое-что обобщу, ты … — вампир невежливо указывает правой рукой на Саваша, — … живёшь здесь уже давно!, — так же невежливо — в сторону квартиры, и загибая первый палец на левой. Дивит медленно подходит к столу с этой злополучной вазой. — Но вдруг я чисто случайно попадаю в беду, и ты-таки решаешь объявиться, — второй. — До этого знаменательного события ты почти два года не появляешься и всё это время находишься рядом, а я об этом даже не знаю, — третий. — Как и не знаю, что ты, оказывается, воскрес, твою мать, восстал из мёртвых!, — четвёртый, — став, вампиром, — загибая последний палец и демонстрируя кулак Сынмо. Всё ещё стараясь поберечь свои нервы.

[indent]— Есть что-то еще о чем мне нужно знать? Давай, уникальная возможность признаться во всех грехах!, — в глазах Реджи полыхает праведный гнев. Даже в голове звучит не очень, повторяясь чужим голосом вновь и вновь, мешаются с попыткой разрядить атмосферу сомнительной шуточкой, вместо этого привлекая внимание, позволяя взгляду сфокусироваться на говорящем, сквозь отчетливую пелену тихого бешенства перед глазами.

[indent]Муж живёт в Бостоне. Давно. Фраза, что сработала магнитом для невероятно ярких эмоций, стягивая их и концентрируя где-то в центре груди — ревность, обиду, страх и еще с десяток тех, что идут отголосками, эхом для самых крупных.

[indent]— Следовательно вывод какой? Если бы не этот напомаженный колдун, то ты бы продолжал сидеть здесь и не показываться мне? А? Ты считаешь, что это нормально? Так значит мне что, спасибо ему пойти что ль сказать, а не убить его??? А?, — громогласно орёт на своего мужа Реджинальд, ещё и бесится от того, что Саваш преспокойненько весь запал выслушивает. — О, Боже, я не знаю, что с тобой делать, то ли выпороть тебя, то ли..., — дизайнер вымученно запускает в свои волосы пятерню, импульсивно выдыхая, после чего бьёт кулаком по столу, так что сосуд аж подскакивает, словно не на деревянной поверхности расположен, а на пружинистом батуте.

[indent]— Уф! Сынмин!!! Лучше беги Сынмин, иначе я тебя сейчас сам лично в землю по плечи вобью!, — Реджинальд раздувает гневно ноздри, перехватывает пустую вазу, что еще несколько минут мирно стояла себе, никого не трогала. Взмахивает опасно, предостерегающе, намереваясь запустить куда-нибудь. Нет, не в Саваша. Так ему будет совсем не больно. Лучше в себя. От этой картины Сынмо точно сорвётся. Проверено. Пара мгновений. Всё решено в вампирском подсознании. Дизайнер бьёт на миллионы осколков сосуд, прямо о край стола. Бьёт, не о свою голову и уж тем более не кидает её в сторону драгоценного мужа, но бьёт. Всё замирает как на одном коллаже из совместных счастливых фотографиях. Россыпь стекла в молекулярном пространстве, отражения в обломках, разбросанные повсюду. В руке Реджи «розочка» на память. Он крепко сжимает оставшийся в ладони режущий осколок, который стал его личной заточкой, сам набрасываясь на остриё. Не замечает, глубокий порез на руке, не чувствует боли, струящейся, льющейся по запястью крови. Лишь сильнее нажимает, жмёт, вжимает, давит, стискивает ещё сильнее, как будто дизайнера просят это сделать, чтобы измерить давление. Бросает оставшийся клочок от вазы вместе с очередным безумным взглядом на любимого, а потом не выдерживает и начинает задыхаться в смехе. Реджинальд вроде бы сводит всё это в лёгкую [жестокую] шутку, но понимает, что началась разрядка и не может остановить этот приступ. По крайней мере, самостоятельно. Дизайнер вновь оказывается в объятиях своего мужа, жмётся к нему, упираясь в него руками, раны затягиваются, можно смотреть на этой бесконечно. Дивит продолжает вяло стучать по грудной клетке Сынмо кулаками, выбивая ритм.

[indent]— Почему?, — колотит по крепкой, непробиваемой грудной клетке младший. — Почему?, — вопрошает Дивит охрипшим от криков голосом. Хочется сказать ему что-то еще, но все это теряется, оставляя лишь возможность пытаться отдышаться от внеплановых швыряний вещей, утыкаясь в сгиб шеи старшего. — Почему ты скрывался от меня? Я же так сильно тебя люблю, глупый, — шёпотом, согбенно и теперь уже почти неподвижно, как видение смерти. Реджинальд поднимает свои глаза, что тут же вздрогнули, заволоклись нежно, оглядывая родные черты. — Ты durak, — намеренно говорит так, зная, что дурак по-турецки, как вариант, но хотя бы aptal, но durak подходит Сынмо больше.

0

34

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t177479.png https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t589326.png

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t527286.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t948805.gif

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t659648.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t751953.gif

0

35

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t508992.png https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t779814.png

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t799112.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t375060.gif

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t333503.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t421954.gif

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t502006.png https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t148237.png

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t102290.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t132099.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t856318.gif

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t208390.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t205046.gif https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t479493.gif

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t961914.png

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t472619.png https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t367475.png

0

36

[indent]Лин теряет счет времени, растворяясь во флюидах тепла жаркого тела Хиро. Это похоже на какой-то этюд, нереализованное воплощение пьесы, которое наконец-то осуществляется и поставлено между ними. Маг боится проснуться в своей собственной кровати, одинокой и холодной, без намека на волшебную сказку. Но вот он чувствует, как обжигают удивительно нежные и одновременно страстные мазки от трений их тел и Фрост целиком и полностью покрывается мурашками, он парит, когда ему отвечают, надрывая связки.

[indent]Фотографу хочется рассказать Хиро об этом. О том, как красиво он всхлипывает и давится стонами, ерзая по его лицу. Как идеально помещается его задница в готовых удержать ладонях. Как судорожно плачет собственный член, намереваясь вот-вот разразится от одного только вида сзади.

[indent]Но для этого нужно сделать немыслимое — отстраниться, снять с себя, выпустить из жаркого плена рта. И он не решается. Откладывает слова на потом, у́же сводя губы, раздвигая тонкую кожу. Напрягает свои чресла, вычерчивая зигзаги и не заботясь о скатывающейся влаги.

[indent]Дрожь холодным лезвием ножа скользит по его затылку, когда пальцы Хиро проникают в его волосы, нежно перебирая, не надавливая, притягивая ещё ближе к себе. Фрост чувствует плавное натяжение прядей волос на голове от хватки Эллиса и с низким рыком зарывается лицом в подставленную задницу, меняя для остроты ощущений свои уста на кончик носа, потираясь им о пульсирующую дырочку. Язык мага тут же ревностно заявляет о своих правах, крадя и забирая своё, прямо на речевой оборот положенное, у нарисовавшихся без приглашения иных частях тела Лина. Размашистые движения фотографа намеренно вырывают из возлюбленного самую изумительную мелодию. Колдун готов слушать её вечно, лишь бы она звучала всегда.  Жопа Эллиса не только слишком и-д-е-а-л-ь-н-а-я, но ещё и слишком сочная, настолько, что Лину с трудом удаётся сдержаться от того, чтобы его перевозбужденный член не извергся сам собой. Всё, что ему хочется прямо сейчас, — добиться от Хиро новых всхныков на грани, обращающихся в животный, обнажающий природную сущность, рёв. Кто бы мог подумать, что частичное перевоплощение Эллиса в зверя станет для Фроста его персональным вайт флагом капитуляции. Маг оставляет несколько смачных поцелуев по всей промежности, прямо ровно вдоль между половинок самых вкусных распахнутых бёдер, которые только Фрост в своей жизни пробовал. Вообще-то Хиро стал первым и единственным, кого тот коснулся в сей интимной зоне, но после сего лакомства, колдун даже и не посмеет заинтересоваться другими, только любимого он станет поглощать до истечения веков. Даже не так. Пожирать. Потому что, зная аппетиты Лина, подходит именно сие значение.

[indent]Хиро слишком внезапно берёт его глубоко, сразу, ртом глотает жадно и шумно, обхватывает губами так плотно, что стон мага превращается в хриплый вскрик. Он был не готов к такому яростному порыву. Связки сводит, и он беззвучно скулит, вхолостую сглатывая. Это убийственное завоевание заставляет фотографа задыхаться. Воздух сжимается в его груди в сверхплотный шарик и падает куда-то вниз живота. Язык возлюбленного скользит жёстко, слишком быстро, слишком влажно, слишком хорошо. Звуки булькают, а уста мельтешат по стволу с намеренной пошлостью, будто Эллис хочет, чтобы это слышали все — если бы кто-то действительно присутствовал в квартире помимо них. Чтобы это видели все — даже если их видят только мерцающие сгустки из потоков их энергии. Колдун не может удержать своих порывов, его дыхание сиплое, рваное,  превращает мозги в жаркое, он завелся снова буквально с пол оборота. Ещё никогда и никто не действовал на него настолько маниакально быстро. Ещё никогда и ни с кем фотограф не чувствовал себя настолько уверенно и раскрепощённо. Маг прекрасно знал эту кондицию своего собственного стояка, когда вены на нем набухают, а побагровевшая головка показывается из-под крайней плоти, сочась предэякулятом. Интересно, сколько подходов бы осилил колдун? Линкольн отнюдь никогда не считал себя половым гигантом, но из-за Хиро, он хотел кончать ещё и ещё и ещё.

[indent]Фотограф был на той самой грани, когда клетки всего тела горят адским огнем, моля о разрядке. Удары в горло любимого становятся резкими, почти грубыми. Лин сжимает бёдра, пытается удержаться, но тело само подаётся вперёд в такт его движениям, и он не может остановиться. Фрост не хочет отвлекаться от процесса, поэтому общается с Хиро силой мысли, зная, что его деймон их обязательно прочитает.

[indent]«Ты… с ума сведёшь…» — даже в своём подсознании колдун выдавливает сипло, где-то далеко, в недрах черепной коробки голос Лина стонически ломается. Его возлюбленный работает ртом слишком умело, слишком жадно. Каждое движение — намеренно непреклонное, как будто он показывает Фросту: смотри, насколько сильно ты мне нужен. Дыхание Лина подводит вновь, он даже не обращает внимания на то, как увлёкшись самым приятным занятием в мире, слюна течёт, смачивает всё вокруг, стекает по носогубной складке, по уголкам губ и ниже прямо по подбородку. Звуки липкие, скабрёзные, будто это не тайная сцена в спальне, а публичное представление. От чувства, как подрагивает член Лина в горле его ангела, мурашки пробирают, словно за шиворот насыпали гвоздей.

[indent]Протяжный вопль мага, неприсущий ему, словно чужой, какой-то даже слишком тёмный, демоническим звуком разрывает его грудную клетку на две равные, половинчатые стороны. Линкольн упирается ладонями в ягодицы Хиро, держится за них, что есть силы. Цепкие пальцы напряженно изгибаются, оставляя ранее цветущие привлекательно-розовым полосы в синеюще-алые на бедрах Эллиса. Они появляются, чтобы быстротечно исчезнуть в таланте регенерации. Колдун так удачно беспомощен, сжатый между потрясающим телом своего возлюбленного на нём и его великолепным ртом.

[indent]«С-слишком…!» — Лин почти умоляет, но его ангел всевластен, он не останавливается. Сжимает сильнее, вдавливает когти в кожу мага, будто специально подчёркивает: я решаю, когда достаточно. Прикосновения губ Эллиса к его возбужденному достоинству причиняли самую сладкую боль, будто Фрост лишился кожи. Этот снежный барс явно вознесёт его до небес и вернёт обратно на землю, а может и не вернёт, а задержится с ним подольше, катаясь прямо на воздушных облаках, собирая блестящие звёзды. Несколько минут, которые позволят действительно познать всю суть удовольствия и безбожно задыхаться.

[indent]Маг чисто на автомате сжимается и вибрирует, когда Хиро погружается дальше, насаживая свой ахуительный рот до самого основания, окончательно разъебываясь, изливаясь любимому в глотку. По всему колдовскому телу прокатились мощные конвульсии в квадрате — его и любимого. Линкольн ощутил всем своим естеством, как Эллис сделал долгий глоток, принимая всё, что он ему дал, и протяжно, глухо застонал. Маг сам от себя не ожидал такого, он никогда не слышал столь откровенно практически звериного звука из человеческого горла. Завороженный, фотограф наблюдал словно будучи со стороны, где-то в недрах комнаты, в дальнем углу, как экстаз постепенно накрывает их обоих. Кончать в глотку своего возлюбленного должно быть безбожно неловким. Только Фрост несколько опьянён Хиро, несколько сведён с ума и несколько не может поверить в то, что это всё происходит с ним. Скалозубое удовольствие выбивается из него наступившим оргазмом. Быть расхристанным прямо на постели любимого — что-то новенькое, в следующий раз следует попробовать прямо в его личном кабинете, там как раз установлена скрытая камера [из-за сейфа], и эта мысль странно обжигает нутро.

[indent]Лоб Хиро был покрыт мелкими бисеринками пота, и, проведя по своему, Фрост ощутил влагу на ладони. — Какой же ты у меня невероятно красивый, — сипит с тихим восторгом маг, наблюдая за возлюбленным, сжимая крепче в своих объятиях, пока к нему не вернулось осмысленное выражение. — А я люблю тебя, мой ангел, — довольно шепчет колдун, целуя мгновенно расслабившегося и урчащего Эллиса в лоб, перемещаясь чуть выше, чтобы потереться носом о его влажные от испарины волосы. Лин окончательно растаял, как мороженка в духовом шкафу. Приятная истома быстро взяла над ним верх, стремительным ластиком стирая любые мысли.

[indent]— Самая лучшая реабилитация. Божественный лекарь, как думаете, ежедневно можно такую физическую нагрузку?!, — чуть хохлится маг, задорно задирая голову в бок. Лин не знает, как ему хватило смелости, чтобы сделать с Хиро всё то, что было ранее. Но это произошло, и это было не передать словами, как невероятно. Им обоим понравилось, так что хотя бы в этом можно быть уверенным. И хорошо, что они пока расположились на этой ступени близости, предпочитая постепенно познавать все грани и точки дозволенного, чувствовать друг друга. Ибо Фрост, во-первых, очень сильно боится следующего этапа, а во-вторых, сам он не особо разбирающийся. У него был только один сексуальный опыт до Эллиса, да и то неудачный, его практически сразу бросили. Так что у Лина теперь своего рода пунктик неуверенности в себе, что он сделает что-то не то в постели.

[indent]Самочувствие Фроста действительно стало лучше, благодаря любимому и в этом даже можно удостовериться — он прямо в данную секунду готов заморозить пол города и продемонстрировать насколько исцелён, но пока эксперименты ставить не осмелится. Колдовать Лину противопоказано, как и задействовать свои силы, да и зачем, если это вне надобности. К тому же маг вроде как подсознательно обещал Хиро быть хорошим мальчиком и не натворить делов. До первой неудержимой вспышки гнева. Почему-то у Линкольна никогда не получается удержать свою магию или даже заморозить её своей возможностью замораживания, будто внутри Фроста живёт какой-то пубертатный подросток, которому необходимо выплеснуть и выдрочить весь свой запал разом. Но сейчас всё, что хочется магу — лежать в постели со своим возлюбленным, обнимать его и привыкать к тому, что происходящее с ним настоящее, а не фантазия или потаённые грёзы.

[indent]Лин окрылён от счастья, а особенно от того, что его любимый с ним. Маг чувствует, насколько хорошо им обоим. Немного смущаясь от произошедшего, колдун оглядывает комнату, в которой они находятся и подмечает вокруг кое-что из своего. Да там много чего, что принадлежит ему, на самом деле. Например, вон та книга с загнутым уголком и смешной закладкой с уткой с кинжалом, «Забытые кланы архидемонов» — его, а тот игрушечный фотоаппарат-точилка — раньше лежал в ящике стола в кабинете Фроста; куча игрушек, принадлежащих Бисквиту — не секрет, что пёс любит Хиро больше, чем его, но он очень даже не против; ещё свитер, который Лин беспрекословно надел на Эллиса в первый день знакомства, переживая, что кот замёрзнет, возвращаясь домой; зонт в углу — явно собственность Фроста, на рукоятке даже вычерченный им символ на удачу. Причём всю эту атрибутику колдун вручил Хиро лично, будто сам изначально решил пометить территорию. Поражает, что любимый всё сохранил и не выбросил, несмотря на то, как Линкольн себя с ним вёл в момент их притирки друг к другу. Каждый предмет аккуратно и даже заботливо лежит на своём месте. Как будто, так и надо. Без «будто». Так и правда необходимо.

[indent]— Не заметил, что в твоей квартире есть уже часть моих вещей как минимум, — маг не удерживается, касается аккуратно «по-барски-кошачьих» ушек Эллиса, заботливо массируя. Колдун проводит кончиками фаланг ниже, ища ладонь возлюбленного, берёт его за руку, механически гладит подушечками пальцев, от одного переката костяшек к другому. — Словно мы уже давно встречаемся, а я не знал об этом, — фотограф немного съезжает вниз, чтобы оказаться на одном уровне с проникновенным, волнующим его взглядом Хиро. Он смотрит на мага неотрывно и глубоко-глубоко, огромными глазами, две чёрные дыры, что сейчас сколлапсируют и затянут в обратную сторону. Мальчик-солнце, внутри которого происходит сейчас тысяча реакций и вероятность взрыва превышает все допустимые нормы.

[indent]— Хиро, давай перекусим что-нибудь? Я есть хочу, — делится со своим возлюбленным потоком собственных мыслей, тут же стыдливо вспыхивая от неловкости, вспоминая, как буквально несколько мгновений назад чуть не сожрал его, а Эллис его очень вкусно угостил. Но теперь одолевает голод иного плана. Чистая потребность людского организма. Вообще Фроста тяжело прокормить, потому что кушать тот хочет постоянно. Во всём виноват его желудок. Он самая настоящая дробилка, в которую что ни кинь переработает всё. — А не то я смолочу тебя, — шутит Фрост, ласково касается губами уст любимого, коротко целуя и скрывая раскрасневшиеся от смущения щёки. Пусть он и не фарфоровый, но Лин все равно осторожничает с ним. Бережёт его.

[indent]В конце концов, дороже у него никого нет и не будет.

0

37

[indent]Татуировками Хва интересуется на самом деле чисто из праздного любопытства. Есть у него идея одна — создать когда-нибудь коллекцию боди и одежды в подобном хулиганско-раздолбайском стиле. Такую, чтобы самые обычные люди, раздумывающие или предпочитающие не искалывать себя многочисленными иглами, да не разрисовывать кожу хной, просто покупали вещь, надевали и носили с возможностью снять, когда она надоест. Конечно, есть ещё в мире и переводные тату, но с ними же нужно предварительно повозиться, дабы каждая часть картинки не просто отпечаталась, а ровно легла на нужный участок кожи.

[indent]Рассказ Уёна о значении каждом изображении на его теле заставляет Пака на долю секунды задуматься. А что, если этому парню предложить стать той самой моделью и лицом его бренда в будущем? Помимо него ещё будут Юнхо и Чонхо. Хотя, Юю будет уломать сложнее, он слишком занятой молодой человек, к тому же вряд ли захочет светиться. А, что, если задействовать лишь часть? Без лица? Стоит предложить ему подобную альтернативу. А вот, что касается его Чонхо, ой,…ну, с ним Хва как-нибудь в личном порядке разберётся. Пока что это только задумки воспалённого подсознания Пака. В данную минуту об этом спрашивать напрямую, конечно будет весьма бессмысленно, потому что у Сонхва на его стартап даже пяти тысячи вон нет. Он всего лишь обычный молодой человек, живущий со своим псом Кингом в баре. Из имущества у него лишь тачка, в которой зато можно спать, если что. Практически дом на колёсах. У него не то, что своей личной квартиры, даже швейной машинки нет. Как он будет шить целую коллекцию? Ниткой, иголкой? Окей, может, и так. Ну, а где он возьмёт ткань? Как Скарлетт О’хара сорвёт занавески из питейного заведения? Они там вообще есть?

[indent]— Уёни, а можно мне сфотографировать твою прекрасную розу на руке?, — Сонхва чувствует себя неловко за свой откровенный вопрос, тут же пряча свой взор от смущения, когда его друг ещё и комплимент ему отвешивает, бубня в ответ, что и он такой же и добрый к тому же, — Я умею шить и хотел бы попробовать сделать кое-что. Если получится, то ты узнаешь об этом первым!, — загадочно объясняет своё желание обзавестись кадром на память, чтобы потом попытаться изобразить в своей коморке, хотя бы при помощи ручного набора для шитья. У Йеджи Пак видел передник, рабочий фартук для бармена, который она не носит, может он подойдёт? Нужно будет для начала его найти и рассмотреть поближе, пощупать пальцами.  Получив разрешение, Хва щёлкает пару раз на телефон, делая фото и убирает сотовый обратно, всё ещё сгорая от стыда, словно попросил у друга что-то позорное. Сонхва из той категории людей, которые не любят просить и никогда ни о чём не просят. Видимо по этой причине его лучший друг Чхве до сих пор ещё не знает, что Пак живёт в баре. Нужно всё-таки решиться и сказать ему обо всём. Хотя бы первое. Просто решиться.

[indent]Загадочность Уёни о месте встречи только подстёгивала Хва. Он сам чувствовал себя той самой подушечкой для иголок, не мог сидеть в чужом автомобиле спокойно. Ёрзал на сидении и периодически открывал окно, ещё не хватало высунуться и вести себя как пёс, направив голову навстречу ветру. На улице благо было не слишком прохладно, не хватало ещё заболеть. 

[indent]Новость о том, что на их аудиенции будет присутствовать кто-то третий, повергла Пака в состояние лёгкого оцепенения, но бармен никак это не прокомментировал, предпочитая согласно кивнуть. Мол, да-да, конечно, я всё понимаю, один и без охраны — явно не про него. Но всё туловище Хвасона сковало цепями нервного напряжения. Он словно ощущал себя Прометеем, которому орёл клюет печень. Они с Уёном уже один раз были втроём и то «рандеву» закончилось не очень хорошо. От другого участника остались только кости. Хотя, может, пол туловища ещё цело. Кто знает, вдруг крокодильчик его кузена Бомгю мужчинку пощадил?

[indent]Поэтому, когда они приехали в пункт назначения, Хва, выбираясь из транспортного средства, с подозрительной опаской озирается по сторонам, округляя ещё больше свои распахнутые очи. Как испуганный, зашуганный оленёнок в прыжке перед рысью. Не зря его так часто мама называла. Он и правда чем-то похож на парнокопытного. Вообще, в подобных окрестностях, Пак никогда не бывал, а ещё к тому же местный контингент, мягко говоря, заставлял Хва вертеться вокруг своей оси, хлопать друга судорожно по руке, провожая человека ошарашенным взглядом и возгласом «ого, умереть не встать, видел, видел какой у него стайлинг?!». Да уж, бармену явно будет чем вдохновиться, делая наброски для будущих шаржей-эскизов.

[indent]Друг Уёна оказывается из той же категории. Очень эксцентричным персонажем. Так что Сонхва переминаясь с ноги на ногу, разглядывает его, как какую-то картину известного художника с изображенными оптических иллюзий. Непонятно, что написано, но очень любопытно. Ещё и краткое содержание репризы их с Уёном дружбы вносит свою лепту. — Что? Капитан? Вы готовы дети? В-в-в-вау!, — Пак удивлённо смотрит то на одного, — Что? Обеды? Вкусные? У-в-в-в-у!, — то на другого, как в турнире по теннису за большой шлем Уимбилдон. Дозы обескураживания безостановочно накрывают Пака новыми витками — первый, когда Уёни представляет его новому знакомому, Хонджуну, а второй —когда этот самый Хонджун касается его руки. Щекотно. — Аха-хах! При-и-ят-т-на познаком-ца, — Хва заикается, не может и нормальной фразы вымолвить, только кивает, мычит нечто неравнозначное, чувствуя, как его лицо в панической атаке приобретает оттенок листа переваренного шпината. Удивительно. Но сказать что-нибудь надо, а то подумают, что он онемел. Если и онемел, то от восторга, а не ужаса, если что. Ведь новые знакомства — всегда будоражат, просто порой могут повергнут в шок от своей экстравагантности и внезапности. Так что Хвасон устремляется за своей компанией, воодушевившись тем, что они пришли на весьма экзотическое шоу. Пак его не смотрел, но слышал краем уха от клиентов в баре, что в нём очень много голых тел. Бр-р-р.

[indent]Хва покупает всем воду, вызвавшись это сделать в качестве благодарности за билеты и их общий сбор, добавляя, что купит ещё что-нибудь вкусненькое, какие-нибудь снэки, всё, чего парни захотят перекусить.

[indent]— Знаешь, ты больше похож на Битлджуна, чем на капитана, — прыскает со смеху Пак, занимая место посерединке, между ребятами и размышляя, как лучше называть своего нового знакомого. То ли Хонджун, то ли Хон, то ли Джун, останавливая свой выбор в пользу Битлджуна. Богатая фантазия Хвасона спроецировала образ сего «капитана» и решила, что полосатый костюм, растрёпанная шевелюра и ненормальная широкая улыбка — то, что доктор прописал. — Но, если бы у тебя был корабль, я бы покатался. Даже если бы он был космический, — невозмутимо пожимает плечами Хва, намекая Хонджуну, что тот даже чем-то похож на инопланетянина. Было бы прикольно, в самом деле, Пак очень любит путешествовать. За всю свою жизнь он успел много, где побывать и к тому же стать гражданином Америки.

[indent]— М-да уж. Лучше трусы в горошек, чем горошек в трусах, — изрекает Хва одну из своих Паковских мудростей, изучая местную публику. Полуголые мужчины, старательно выписывающие пируэты на афишах и сцене, Сонхва вообще не интересовали, единственное, что беспокоило, чтобы в какой-то момент кто-то из них не оказался сидящим у него на коленях или не дай бог вытащили его на сцену, начав массовые кривляние вокруг него. Да мало ли! Ну, нет! Хва не особо жалует подобную тактильность, у него всегда есть перцовый баллончик в кармане, который он с радостью впрыснет кому-нибудь в глаза за приставания, засандалив в довершении острой коленкой между ног. Драться не умеет, но оставить без достоинства может. Он вырос с Бомгю, у него чёрный пояс по грамотному даванию пиздюлей.

[indent]— Уёни, хочешь?, — Хва шуршит пакетиком с ореховым миксом с шоколадной/йогуртовой глазури [сладкая смерть в мешочке], извлекая из своего кармана. Его знакомый, доктор Бан Чан, бы обязательно прочитал лекцию, что нельзя есть такое — мол, вредно смешивать, нужно что-то одно, либо кешью, либо арахис, либо сушёную клюкву, а тут ещё и сахар — ужасть! Кто бы говорил про смешивать. Нудилка. Благо его здесь нет. Пак закидывает ногу на ногу, расположившись удобнее в кресле, готовясь к началу представления. Бармен поворачивается в сторону Битлджуна, скользит по его силуэту внимательным взглядом, замечая на пальце пластырь с белкой, который не разглядел раньше. Милашество. Сразу вспоминается сказка одного русского писателя, там подобная трудолюбивая затейница пела и грызла, грызла и пела, изумруды из скорлупы складировала. — А ты, белочка, будешь орешки?, — искренне улыбается Пак, заботливо предлагая угощение. — Битлджуни, а что с твоим пальцем?, — интересуется Хва, направляя крафтовую упаковку в сторону оппонента и совсем не удивится, если Хонджун скажет, что поранился во время спиритическего сеанса или обряда экзорцизма. Кто знает, какие ещё призраки таятся за его широкоплечим станом?!

[indent]— Или это для красоты? Тогда есть ещё парочка? Для нас с Уёном. Чтобы сразу было видно, что мы из одной дрим-тим, — расплывается в счастливой улыбке Пак, — н-да, принц Дуду?, — подмигивает Хва своему другу, тут же начав пританцовывать в кресле, услышав первые аккорды ритмичной песни.

0

38

Меньше двух часов до того как твоя ставка пойдет на мой новенький бандаж из драконьей кожи, Блейзи. Заранее благодарю от задниц всех кентавров Хогвартса!

Он просто пытается наложить невербальный Обливейт на свои яйца, — подметил Блейз, рассматривая платиновый затылок. — Боюсь, скоро разучится держать… палочку.

Цель: добыча ресурса (безоар, обыкн.)
Действия: Левая траектория движения руки, макс. быстрый захват.
Продолжительность: не более 2-3 секунд на вражеской территории.
Риски: столкновение — 48%, намеренное саботирования операции — 92%(см. процент ублюдочности объекта М).

Драко почувствовал, как ярость поднимается внутри него горячей волной. Его пальцы сжались на стакане так, что костяшки побелели. На мгновение перед глазами вспыхнула картина: Монтегю, корчащийся под Круциатусом, закатывающиеся глаза, хруст…

Один. Два. Три…

Он закрыл глаза, делая глубокий вдох.

Нельзя. Азкабан распахнет для него свои гостеприимные объятия только он поднимет палочку.

Семь. Восемь. Девять…

Медленно, он разжал пальцы и открыл глаза. Монтегю смотрел на него с неприкрытым торжеством, решив, что попал в цель.

Он положил руку на плечо Монтегю, словно в дружеском жесте, но его пальцы сжались с такой силой, что тот едва сдержал стон.

— Позвоночник так приятно хрустит, когда ломается. Я бы слушал этот звук снова и снова, пока твой интеллект не возвысился бы до концепции слов «мольба» и «пощада».

Он провел пальцами по шее Монтегю, двигаясь по позвонкам. Уже чувствуя капли пота на его коже.

Монтегю дрожал, но не мог пошевелиться — рука Драко удерживала его на месте.

— А знаешь, что произойдет потом? Твою изломанную шкуру бросят в камеру, — он выдержал паузу, задумчивую. — Тебя ждет отпуск подлиннее. Но, знаешь, что самое прекрасное в пребывании там? Холод. Абсолютный, всепоглощающий холод. Ни от стен, ни от моря, а от твоей маленькой ничтожной душонки.

Драко почувствовал, как Монтегю вздрогнул, и это ощущалось как бокал огневиски залпом. Опьяняюще.

Удовольствие полилось по его венам.

— Дементоры тоже не знают «нет». Они не остановятся, если ты попросишь, — его голос становился всё тише. — Ты будешь сидеть там и разлагаться, пока они с наслаждением будут высасывать всё, что делало тебя тобой. Кричать, просить, умолять. Знакомое поведение, правда?

Он сделал паузу, впитывая страх в глазах Монтегю.

— И что в итоге останется, Грэхэм? — почти беззвучно произнес он. — Ни-че-го. Только холод.

Он отпустил плечо Монтегю и обошел стол, вновь садясь напротив.

Драко поднял свой стакан, отсалютовал им побледневшему Монтегю и осушил одним глотком.

— Так что, Монтегю, если я скажу лаять — ты будешь лаять, — проговорил он, скалясь. — Если я скажу бежать — поползешь на коленях. Понял?

    Гермиона выбросила вперёд руку, целясь во врага.

      — Экспеллиармус! Акцио! — выпалил он, и её палочка оказалась в его руке, а Гермиона, отчаянно взревев, бросилась на Малфоя. Её взгляд помутился от слёз, но он тут же безжалостно поднял руку. — Империо! — Гермиона замерла на месте, на её лице отразились покой и беспечность.

      — Потом будешь меня обвинять! — спокойно произнёс Малфой. — Но для начала… — Он подошёл к ней ближе, сосредоточил взгляд на её приоткрытых губах, украшенных блаженной полуулыбкой. Его ладонь трепетно коснулась её щеки, а большой палец мягко проскользил по губам. Взгляд серых глаз остановился на замершем взгляде карих, из которых побежали две прозрачные дорожки неудержанных слёз. Драко бережно вытер их подушечками пальцев и прошептал: — Для начала я спасу тебя, Грейнджер. Даже если ты этого не хочешь. Переодевайся.

Хёнук слишком сильно ощущает нарастающий гнев Соён. Она пахнет словно шторм. Яростными молниями электризующий его тело. Если бы волшебник прямо сейчас высунул язык, то обязательно ощутил бы как яркий металлический привкус её крови пронесется по всем органам его чувств разом. Рот Ука наполнился слюной, и он плотно стиснул зубы вместе, чтобы сдержать реакцию.

- Силенцио!, -

Почувствовав чужой взгляд, направленный в спину, она резко развернулась. Никого. Она посмотрела туда, где стоял Малфой, но ни малейшего намёка на его присутствие не было. Ни силуэта в темноте, ни вспыхивающего огонька.

      Гермиона напряглась, когда короткие волоски на шее встали дыбом, будто кто-то провёл рукой рядом с ней, заставляя её тело реагировать. Ладони вспотели, взгляд метался по коридору, но она не могла найти причину своей паники.

      Это чья-то жестокая шутка? Малфой наложил на неё заглушающее шаги заклинание, пока она отвлеклась?

      Ей хотелось закричать, обругать Малфоя за то, что он решил так пошутить, но слова застревали в горле. Довольно жестоко поступать так с ней, зная, что она совсем одна здесь. Но кое-что не вязалось… Куда делась её сумка? Почему руки внезапно оказались пусты?

      Она цеплялась за мысль о том, что это проделки Малфоя, так рьяно, будто не хотела допускать иного исхода.

      Он специально выжидал момент? Выбрал Хэллоуин, чтобы списать всё на помутнённый разум?

      Гермиона прикрыла глаза, а затем, смотря только на дверной проём, двинулась к нему. Ей нужно было уйти отсюда.

      Она ощущала себя странно. Тело стало ватным, воздух вдруг показался холоднее. Боковое зрение улавливало очертание её фигуры на стене, пока она шла к выходу. Но даже собственная тень выглядела иначе, будто чужая, искаженная.

      Гермиона остановилась. Воздух перед ней пошёл рябью, и она сделала шаг назад. Нахмурившись, девушка смотрела в то место, где коридор менялся.

      Где-то вдалеке раздался звон часов. Разве только что не пробило двенадцать? Она обернулась, попыталась вновь уловить в тени коридора Малфоя, но там по-прежнему было пусто.

      Неприятное чувство сковало позвоночник. Гермиона вертела головой, силясь понять, что же именно изменилось и что её напугало.

      Она замерла, боясь даже шелохнуться, когда раздалось тихое гудение. Что-то похожее на работу старого холодильника. Но среди этого шума Гермиона смогла уловить и нечто другое.

      Шёпот.

      Он, словно навязчивое жужжание, окутывал её со всех сторон, заключая в свои лапы.

      — Грязнокровка…

      Гермиона дёрнулась. Взгляд метнулся к арке, скрывающей выход на лестницу. Девушка сощурилась, силясь рассмотреть что-то во тьме, но лунного света не хватало.

      Она попятилась, не сводя взгляда с притаившейся опасности во тьме. Гермиона знала, что ей нужно бежать. Понимала, что ничего хорошего не стоит ожидать от кого-то или чего-то, если оно пряталось в темноте.

      Гудение сменилось гулким рокотом, а затем превратилось в странное стрекотание.

      Гермиона развернулась и, не оглядываясь, понеслась по коридору, оставляя позади все звуки.

      Добежав до угла, где ранее курил Малфой, она прижалась спиной к стене. Тяжело дыша и пристально вглядываясь во мрак далёкой арки, она пыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Лёгкие горели, а бок пронзила резкая боль.

      Изо рта вырвалось облачко пара, и Гермиона, обхватив руками плечи, задрожала, когда порыв ледяного воздуха коснулся её.

      — Грейнджер…

      Она резко повернула голову, не понимая, кто её зовёт.

      Страх скрутил внутренности, тело била мелкая дрожь, но среди этого хаоса, среди попеременно повторяющихся тихого гула, рокота и стрекотания, она слышала, что кто-то звал её.

      Кто-то знакомый и отчего-то кажущийся безопасным.

      Голос манил, но, к сожалению, Гермиона не могла понять, где источник.

      Освещённый бледным лунным светом коридор вдруг стал темнее. Мрак медленно сжирал каждый дюйм пространства, и тогда она осознала, что нечто из темноты приближается. Гермиона окаменела. Она пристально смотрела в темноту, замечая, как та приобретает знакомые очертания: женская фигура, небольшой рост, торчащие кудрявые волосы…

Бежать.

      Бежать.

      Бежать!

      Мерлин, она изо всех сил старалась заставить свои ноги двигаться. Она кричала на саму себя в голове, чтобы мозг наконец послал нужные импульсы в нервные окончания её одеревенелые конечности.

      Если она умерла по пути к лестнице, то попала в свой личный ад. Ужас вцепился в неё острыми когтями, не позволяя даже вздохнуть полной грудью. Гермиона почувствовала, как по щеке скатилась слеза, и на мгновение прикрыла глаза.

Грейнджер попятилась, а потом побежала, будто за ней гналась стая разъярённых гиппогрифов. Но вместо того, чтобы обратить на него внимание, она прижалась к стене.

шорох позади неё заставил резко распахнуть глаза и вскинуть палочку.

      Она медленно встала, ощущая дрожь, прокатившуюся по телу. Идя навстречу звуку, ей приходилось убеждать себя, что это лишь расшатавшиеся нервы и странные скрипы в таком древнем замке — обычное дело. Но у неё было стойкое ощущение, что кто-то наблюдал за ней из темноты между колоннами.

      Гермиона тяжело сглотнула. Холодный пот струился по спине. Горло сжалось от тревоги, но она всё же шла вперёд, перебирая в уме все известные заклинания.

      Когда свет от Люмоса наконец достиг темноты, девушка облегчённо выдохнула:

      — Мерлин…

Нарушитель посмотрел на неё своими чёрными глазками-бусинками и возмущённо пискнул.

0

39

[indent]Обстановка чисто в духе, когда кто-то пытается тебе наложить невербальный Обливейт на яйца. Такими темпами можно разучиться держать палочку.

[indent]Но Хёнук ещё никогда не был так в порядке, как сейчас. Вместо ответа, он сосредоточил взгляд на её приоткрытых губах, украшенных беспокойством за него. Ладонь Чхве трепетно коснулась щеки Соён, а большой палец мягко проскользил по устам. Взгляд его волнующихся за неё глаз остановился на её замершем взоре. — Ранен. В самое сердце, — сдаётся Хёнук, прекращая держать в напряжении Чон. Даже в такой обстановке он не перестаёт быть романтиком. Чхве бережно гладит подушечками пальцев её кожу, стирая крупицы успевшей осыпаться с ветки пыли. Он обязан вывести Соён отсюда.

[indent]Оказавшись с остальными в одной связке, Чхве послушно следует за созданным при помощи заклинания Феликса маячком. Ключевое слово «быстро» срабатывает моментально. Лишь бы выбраться поскорее.

[indent]Чем дальше они идут, тем страннее воспринимает всё Ук, стараясь сохранять самообладание, держа Соён за руку. Чхве в какой-то момент будто почувствовал чужой взгляд, направленный в спину, он резко развернулся. Никого. Ни малейшего намёка ни на чьё присутствие не было. Ни силуэта в темноте, ни вспыхивающего огонька на кончике палочки. Только туман, заволакивающий гуще, чем прежде. Показалось. Хёнук напрягся, когда короткие волоски на шее встали дыбом, будто кто-то провёл рукой рядом с ним, заставляя его тело реагировать. Ладони вспотели, взгляд метался вокруг, но он не мог найти причину своей внутренней паники. И Чхве был в этом не одинок. Настроение остальных было таким же. Волнующим.

[indent]Это чья-то жестокая шутка? Кто-то успел наложить на всех заклинания? Может, последствия магии? Волшебник ощущал себя странно. Тело стало ватным, воздух вдруг показался холоднее. Боковое зрение улавливало страшные, витающие каракули вокруг, пока они с Соён вместе с ребятами шли к выходу. Даже собственная тень как будто выглядела иначе. Чужая, искаженная.

[indent]Неизвестно в каком заторможенном состоянии вышел бы Ук из этого лабиринта, если бы не внезапный звук, исходящий со стороны Донхёка, а следом и Йеын. Они попались в капкан оживших корней. — могли бы сразу сказать, что хотите переломать ноги, — ворчит слизеринец, принимая участие в их помощи в вытягивании, старается не смотреть на раскинувшуюся картину «сражений». Безумие. То ли была оргия кентавров, то ли чья-то кровавая битва. Хёнук следует дальше, откидывая попадающие под ноги препятствия перед Соён, приподнимая её, чтобы его девушка лишний раз не наступила на что-нибудь отвратительное.

[indent]Добравшись до Хогсмида, Чхве даже обрадовался, что им удалось вырваться из плена зловещих звуков леса. Но встреча с незнакомцами внесла свой резонанс.

[indent]— Вы ко мне прикоснулись?!, — выплёвывает, оборачиваясь Ук. На свой вопрос - только оскал и счастливый кивок.

[indent]Хёнук терпеть не может, когда его кто-то трогает. Ярость поднимается внутри него горячей волной. — Больше так не делайте, — пока что по-хорошему просит Чхве. — А то что?, — один из них не унимается. Пальцы Ука сжимаются в кулаки так, что костяшки побелели. На мгновение перед глазами вспыхнула картина: этот ублюдок, корчащийся под Круциатусом в идеальном исполнении Соён, закатывающиеся глаза, хруст…

[indent]Один. Два. Три…

[indent]Ук закрывает глаза, делая глубокий вдох.

[indent]Нельзя. Звенящие цепи тёмных подвалов распахнут свои гостеприимные объятия, если направить палочку.

[indent]Семь. Восемь. Девять…

[indent]Медленно, он разжимает пальцы и открывает глаза. Хёнук сбрасывает с себя руку мужчины, резко хватая за запястье, будто бы в дружеском жесте, но его пальцы сжимаются с такой жалящей силой, что тот едва сдержал стон. — Бегите, — бросает остальным Чхве.

[indent]— Давно не нюхали дохлую мышь? Помните сей смрад?, — Ук пялится на мужчину, наблюдая, как тот вздрагивает, намереваясь выбраться.

[indent]Хёнук слишком явно слышит нарастающий гнев Соён. Она пахнет словно шторм. Яростными молниями электризующий его тело. Если бы слизеринец прямо сейчас высунул язык, то обязательно ощутил бы как яркий металлический привкус жажды и отмщения пронесется по всем органам его чувств разом.

[indent]— Так вот, я сунул вам в карман дохлую мышь и сколь бы вы не чистили свой пиджак, от вас всегда будет нести дохлой мышью, — Чхве выдерживает паузу, задумчивую. — И вы будете помнить всегда, что меня нельзя касаться. Никогда, — 

[indent]Отвлекает Ук незнакомца, заговаривая зубы, прежде чем изо всех сил постараться заставить свои ноги двигаться. Чхве разжимает хватку, пятясь назад, оставляя шокированного волшебника в покое, пока тот проверяет свои карманы, выворачивает их и с отвращением выкидывает содержимое. — Это просто свёрнутая салфетка. Но психологический эффект тот же, — Чхве порывисто хватает Соён, срываясь с места стремительно, словно за ними гонится стая разъярённых гиппогрифов, сиганув в первый попавшийся поворот на улочку.

[indent]Бежать,

[indent]Бежать.

[indent]Бежать!

0

40

https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t348875.png https://upforme.ru/uploads/0013/d0/86/2/t238859.png

0

41

Перед взором Чана царила зловещая, угольно-агатовая, противоестественная красота. Хирург не видел других людей, которые меж тем тихо скрывались в призрачном мраке подвала, не обращал внимания на громкие, срывающиеся, хриплые крики мужчины, которого вновь и вновь смачными, глухими, размашистыми, такими разными ударами избивал Бомгю. Взгляд Бана был прикован исключительно к Чхве. Холод проникал в кости, но Чан чувствовал не холод. Он ощущал растущую тьму, проникающую в его разум, тьму, которая звала его на убийственно прекрасный танец с ним. Бан ощущал, как сам начинает настраиваться на волну безумия, исходящую от Гю. Он словно предвидел будущие картины в голове – сцены возмездия, пропитанные запахом грязи, земли и крови, украшенные покаянием, говорящими шепотом о боли и отчаянии. Чан, опираясь на перила лестницы, ведущей вниз, прямо в утягивающую пропасть, словно тонул в цветущем кошмаре, теряясь в бесконечных аллегориях и символах.

Бомгю. Само его имя как одурманивающий мак, прекрасный и опасный. Чхве раскрывался теперь с другой стороны. Познакомившись с ним вчера воочию, он увидел нежный, мягкий, бархатный цветок, который теперь стал воплощением элегантности и ужаса, знатоком искусства и гурманом. Но Чану наоборот, эта возникшая неожиданная изюминка безудержно нравилась. Маниакально и бесповоротно. В этом маленьком мальчике, с виду хрупком и невинном, был спрятан настоящий тёмный кровожадный и безумный демон. Чан не мог даже подумать никогда, что полюбит Гю ещё сильнее за одно лишь это обновившееся дополнение в настройках Чхве.

Бан не решился бы отвлечь его, если бы не корчащийся под гнётом побоев мужчина, предпринял безуспешную попытку двинуть своему карателю. Хирург вовремя удержался от того, чтобы не перелезть через перила и не спрыгнуть звучно вниз, нарушив процесс ритуала боя. Вместо этого дождался, когда сию павшую падаль оставят лишь на волосок от смерти. Священный долг врача спасти человека от травм, только вот этот мужчина перестал быть человеком как только коснулся Чхве. Ничтожество. Мерзость и гнильная гнида. И Бан абсолютно не испытывает зазрения совести, что не помог ему. Чан тихо спустился и практически бесшумно подошёл к Бомгю. Он бросил заинтересованный взгляд на инструменты, приметив кусачки, а затем перевёл взор на  еле дышащего мужчину. Бан поймал себя на том, что хочет вот этими самыми кусачками выколоть сему смертнику глаза, вынуть из глазниц белки, высечь их, отрезать зрительный нерв, дабы он больше никогда не посмотрел на Чхве. А уже потом, Чан бы отчекрыжил пальцы, все двадцать, оставив на десерт пенэктомию. Но, это не операция Бана. И человек не на его операционном столе. Так что хирург лишь согласился с указаниями Бомгю, надеясь на то, что его люди сделают с этим побитым ублюдком что-нибудь похуже.

Платок, который оказался у Чана в кармане, был подарком от погибшего брата. Он никогда не пользовался им, хранил как память, боялся лишний раз заляпать, испачкать или потерять. Там даже нанесены инициалы Бана. Можно сказать, семейная ценность. И именно ею, после того, как распутал бинты, хирург бережно оттирал кровь с пальцев Чхве, наблюдая как окрашивается ткань и пропитывается чужой ДНК. Но дивные [даже не смотря на то, что они вытворяли пару минут назад] и трепетные руки Бомгю не должны быть запятнаны чьей-то мерзкой, никчёмной репутацией. Чан убрал испачканный платок в свой карман обратно, после того, как более-менее вытер брызги. Стирать его по возвращению домой он не станет, просто теперь на один памятный сувенир в арсенале Бана станет больше.

Прежде, чем покинуть подвал, хирург приметил стоящую небольшую бутылочку соджу на полке, рядом с лестницей. Задние карманы на штанах у Чана были достаточно широкими и глубокими для того, чтобы без зазрения совести и лишних предубеждений спрятать её туда. Да, было видно, что Бан спёр сей сосуд, но Чхве-старший сам его отправил за выпивкой, так что он фактически последовал указаниям. Правда, вместо заказанного скотча, сейчас прямо на его заднице, сзади, болталась стеклянная бутылка соджу, но это уже другая история. Бомгю всё ещё отходил от проделанной работы и был не в состоянии приметить это, так что Бан без лишних комментариев добрался вместе с ним до его спальни.

Оказавшись в комнате Чхве, Чан ожидал другой обстановки. Более помпезной и вычурной. С огромным балдахином, как в королевских покоях, стаей прислуг, стоящих вокруг, причём у каждого в руках бы обязательно была какая-нибудь утварь, поднос или свежевыстиранная и выглаженная одежда. Но вместо этого обитель Бомгю ничем не отличалась от самых обычных апартаментов. Аккуратно, просторно и каждая вещица лежит на своём месте с педантичной опрятностью. Единственное, пространство в несколько раз больше, чем обычное помещение. Наверное, вся квартира Бана бы поместилась в комнате Бомгю. Чан сомнительно покосился на Чхве. Вряд ли Гю любит порядок, как сам Бан. Он в его-то хате за один только день натворил баснословный бардак. Видимо, в родных хоромах, за ним кто-то убирает и этому кому-то ещё и платят за все неряшливые грехи Чхве.

Хирург не успевает рассмотреть опочивальню Бомгю, как тот оказывается перед ним в той тесной близости, по которой Чан скучал. От его прикосновений становится губительно жарко, Бан с интересом наблюдал, что вытворит Чхве дальше. Вариантов – масса. Но Гю выбрал самый сокрушительный. Поцелуй не был поцелуем в привычном смысле. Это было нападение. Захват. Губы Бомгю захватили его рот с властной, иссушающей жадностью. Он ворвался внутрь, его язык был настойчивым и требовательным, вытесняя не слова, а сам воздух. Поцелуй будто был актом очищения: он пытался стереть с губ вкус подвальной крови, заменить его своим — вкусом дорого парфюма, беспечности и чистой, неразбавленной власти.

— Ого, поцелуй переходящий в секис, — не удерживается Чан от комментария, когда Гю оторвался от него, чтобы перевести дух. Сам же Бан стоял, тяжело дыша, губы его были влажными, покрасневшими, глаза — остекленевшими от пробуждающегося, тёмного возбуждения. Хирург только успевал, что наблюдать за тем, как спешно собирает Чхве свои манатки. Больше было похоже на, что отец застукал своего сына в постели с парнем из конкурирующей семьи и запрещает им встречаться. И теперь тот выражает свой протест демонстративно пакуя чемоданы. Бан чуть было не пропускает брошенный Бомгю кастет, ловя его в самый последний момент, звучно шипя. Хорошо, что тот не прилетел ему прямо в нос, иначе от него в этот раз точно ничего не осталось. Чан и так его за всю свою жизнь раза два уже ломал. И оба раза не в драках, а по пьяни, неудачно шмякнувшись в разные поверхности.

Бан надевает «украшение» на свои пальцы, оттопыривает ладонь так, словно ему только что красивое кольцо подарили, пристально рассматривает его и тут же теряет из поля зрения Чхве, который собрал вещи, успел выйти и…стоп, что он только что сказал? Домой? К кому домой? А разве это не его дом? Какой ещё дом? Чан что-то не особо понял. Нужно расшифровать. Он выскальзывает из комнаты Бомгю вслед за ним.

— Эй, сеньорита, погоди, а как же спуститься по простынке через окно?, — шутливо гогочет хирург, нагоняя Гю и от резкой перебежки позвякивая бутылкой в своём заднем кармане. Бан наконец-то услышал, как Чхве сказал прислуге, что едет к нему и теперь на лице хирурга играет глуповатая, но задорная улыбка, пока они идут по коридорам к выходу из дома. — Пополняю запасы. Я недавно лишился своей коллекции, которую собирал годами, — невозмутимо объясняет Бомгю тот факт, что спёр из подвала соджу. Возможно это даже не соджу, а уксус. Пока не попробуешь, не узнаешь.

Оказавшись на пороге особняка, Чан подхватывает с порывистой лёгкостью, не смотря на утяжелитель в виде вещей, Чхве вместе с его кейсом на руки, перенося того прямо через порог. Да, Бан знает, что есть совершенно другая традиция, но хирург придумал свою. Переносить Бомгю через порог его отеческого дома, продолжая движение вместе с ним, восседающим прямо на сгибах его наружных сторон. Он бы обязательно донёс Чхве до автомобиля и отправился вместе с ним к себе домой, если бы не посмотрел, как на паддоке отдыхает и гуляет лошадь. До этого, каждый раз, когда Чан бывал здесь, левада всегда пустовала. Бан даже останавливается, пялясь на животное, вальяжно наматывающее круги.

— Мои глаза меня не обманывают? Это же живая лошадь, а не игрушечное пони, да?, — вопрошает Чан, смотря на Бомгю. В глазах Бана читается ребяческое сумасшествие. Видно невооружённым взглядом, как сильно он обожает сих созданий. В его детстве, к сожалению, не было такой возможности профессионально заниматься конным спортом, но даже не смотря на это, Чан умудрился поучаствовать в нескольких соревнованиях и получить призы, благодаря соседям и предоставленной возможности.  — Baby, please, я никогда не видел, как выглядит ваша конюшня. Покажи мне её, — умоляюще вглядывается в глаза Гю, приближаясь к его лицу, чтобы потереться об его кончик носа, будто выпрашивая угощение. — Go-go-go! Буквально на минуточку!, — счастливо орёт Чан, хрюкнув от восторга, получая разрешение Бомгю и чуть ли не вприпрыжку убегая к своей цели, тут же меняя курс по направлению к пристройке. Ему её показывали лишь раз и то издали, так что хирург идёт неправильными тропами, путая повороты. Хорошо, что Бомгю сейчас находится в его руках и показывает, как пройти лучше.

Зайдя в стойло, Чан опускает наконец-то Чхве на устойчивую плоскость, а сам же извлекает бутылку с соджу из своих штанов. У них ведь есть повод, отпраздновать одно очень важное событие. — Отметим твой переезд ко мне?, — откручивает крышку Бан, принюхивается, убеждается с благоговением, что это именно то, что доктор прописал, делая сразу с успокоением огромный глоток. Для того, чтобы как следует напиться Чану потребуется несколько таких, так что сейчас это действие равносильно вкушению воды. Чан передаёт сосуд Бомгю, а сам же оглядывает конюшню, насчитывая пару пустующих загонов для лошадей. Бан осторожно заглядывает, не заходя внутрь, прогуливаясь вдоль, читая клички, которые нанесены каллиграфическим почерком на небольших табличках. Черничка, Молния. Интересно, где они? — Honey, а какая из них тебе больше нравилась?, — присвистывает Чан, тыкая пальцем сначала в одну надпись, а затем в другую. Успев узнать характер Чхве, он бы выбрал самую быструю и смышленую.

Хирург проходит дальше прогулочным шагом, замечая в конце своего маршрута приличную «насыпь» из сена. Шкодливо ухмыляясь, Бан кивает в сторону стога, сообщая Бомгю о своих намерениях туда упасть, ускоряет шаг и прыгает в сию кучку почти с разбегу. — Хуй бля, моя жопа. Колючее, зараза, — возмущенно стонет хирург, оттопыривая в сторону задницу, тут же потирая её. Но его недовольные стенания оказываются кратковременными, потому что Чхве, видимо, решает их то ли усилить, то ли продлить ему «удовольствие», оседлав Чана собой, чем ещё больше впечатывает его тело в режущую солому.

— Ну, привет, дерзкий наездник, — прекращает нытьё Бан, ведь эта боль самая лучшая. Бану не приходится терпеть, он бы даже как йог на острых иглах бы лежал, не слезая с них под приятной тяжестью Чхве.  — Продемонстрируешь мне своё мастерство?, — хирург тут же спешно прильнул к шее Гю. Дыхание Чана, горячее и ровное, обожгло его кожу. Он прислушивается к пульсу, бешено стучащему под тонким слоем тела. А затем уста Бана резко сомкнулись вокруг того самого своего вчерашнего засоса. Не для ласки. Для уничтожения и обновления. Чан приложил вакуумную, почти болезненную силу, втягивая кожу, заставляя капилляры лопаться заново, поверх старого синяка, занимаясь повторным клеймением. Бан больше не осторожничает с ним, как вчера ночью, демонстрируя ему всю свою жадную любовь. Показывая, насколько ревностно относится даже к самому себе, алчно забирая его у себя же. — Бомгю, ты меня каждый раз так заводишь, не могу устоять, — шепчет хирург с грязной похотью, отрываясь и наблюдая, как на коже проступает новый, более темный, более свежий отпечаток его собственных губ. Чан, сжимая кулаки, водит ими бесцеремонно по гибкой талии Чхве. Получается немного неравноценно, потому что на одной из рук Бана кастет и по правым рёбрам через чёрный лонгслив Гю проезжаются щекочущие игольчатые кончики. — Ебать, как хочу тебя трахнуть прямо на этом сене, — Бан не задумывается, о том, что после такой встряски спина наверняка станет зудеть от трений, но зато будет, что вспомнить. Тем более, раз они будут жить вместе, можно попросить Бомгю как следует намазать его успокаивающим кремом с лидокаином. Проблема решена.

Чан с чувственной, но методичной, хирургической точностью стягивает с Гю футболку с длинным рукавом. Его рот и зубы с каждым новым оголённым участком кожи продолжают свою работу. Каждую отметину, оставленную им вчера, Бан находит и покрывает вновь своей собственной. Укус на ключице? Чан вонзает зубы чуть глубже, чуть яростнее, пока на языке не выступил солоноватый привкус крови, едва пробившейся сквозь кожу. Синячок над пупком? Его губы и язык обработали это место так интенсивно, что кожа Бомгю снова запылала, а старый кровоподтек утонул в новом, багровом пятне. Рекламация в самом буквальном смысле! Картография Чановских засосов в чистом виде. Перезаявление прав через плоть. Каждый новый след был отрицанием старого, был криком: это всё моё. Только я был, буду и останусь здесь последним.

0

42

Отчитанному Чану действительно было искренне стыдно перед Бомгю. Он не мог объяснить даже самому себе, почему готов поделиться с каждым первым встречным о своей фобии, избегая признаний своему парню. В этом ведь не было ничего сверхъестественного! У каждого человека есть свой собственный страх и неуверенность в себе. Просто Бан хотел быть всегда в глазах Гю его героем, опорой, доблестным бомгюносцем, тем, кто защитит своим тылом от любых бед, опасностей, врагов и завистников. Ещё свежо было предание того, как его парень избивал своими милыми кулачками одного мужчину, что опоил его, пытаясь покуситься на священное, прекрасное тело. Для Чана это стало переломным моментом. С тех пор Бан решил для себя, что никогда не покажет своего страха.

Именно поэтому, хирург теперь старался как мог отвлечь Чхве, надеясь, что тот побурчит и простит его. И, кажется, это подействовало. Бомгю сменил свой милейший гнев на милость, и Бан с удовольствием пошёл за ним, надеясь, что ему удастся оставшийся полёт посидеть спокойно вдвоём. Чан, правда, слегка напрягся, когда Гю попросил его отнести кардиган кузену, а сам ненадолго отстал от него. Это что проверка на страхи? Бан хоть и признался, что боится летать, снова ощутил дискомфорт, оставшись вновь в одиночестве. Так что Чан, слишком быстро кинул в Хва с Чонхо верхнюю одежду, тут же вновь ретируясь, проносясь по салону обратно к Бомгю, как маленький мальчик, потерявший свою маму.

Вернувшись, хирург наконец-то приготовился занять освободившееся место рядом с младшим, вцепившись в него, да только его снова захотели погонять по воздушному судну. Если таким образом, Чхве захотел избавить Чана от боязни летать – это очень плохая идея. Бана начало даже слегка подташнивать от виртуозного спринта с препятствиями в виде лёгкой турбулентости. Может, так Бомгю его наказывает за то, что тот от него утаил свой секрет? Опустив голову и терпя все манипуляции над собой, хирургу пришлось пойти на поруки, зато вместе с Чхве.

Но стоило им дойти до санитарной комнаты на борту авиалайнера, как Чан удивлённо вскинул брови, наблюдая, как Гю сначала открывает дверцу, а затем заталкивает его внутрь тесного пространства вместе с собой. – Да ёб…, - только и успел сказать Бан, как только они с младшим оказались заблокированными в блоке воздушного судна. Пульс Чана участился с новой силой, дышать стало нечем, узкое замкнутое пространство, ещё и Гю, который решил высказать ему всё, что у него накипело. Почему именно там?! В пространном салоне нельзя было? Бан почувствовал, как ему в раз поплохело ещё больше, грудную клетку сдавило, в висках застучало, - именно так и начинается сердечный приступ. Сначала прошибает нервный ледяной пот, потом тело охватывает жар, а дальше начинается головокружение. Видимо, Гю это почувствовал, раз усадил Чана на толчок, ибо земля из-под ног явно стала улетать у хирурга, коленки конвульсивно задрожали. Старший смотрел на Чхве потерянно и будучи всё ещё в тотальной дезориентации. Он что его на весь полёт сейчас оставит здесь, закроет и уйдет, да? Бан часто моргал, наблюдая испуганно за Бомгю, который тем временем уже расправлялся с молнией и расстёгивал прямо на нём штаны. Отлично, ещё и без порток его тут бросит, чтобы совсем хирурга наказать и подумать над своим поведением. Чан даже попробовал было остановить Гю, извиниться снова, только собственное тело его не слушалось, словно все конечности парализовало.

Кроме одной.

Самой главной.

Той, что находится прямо между собственных ног. Казалось бы, весьма критическая ситуация, но стояк колом ещё никто не отменял! Так всегда бывает, стоит только Чану оказаться рядом с Бомгю. И всё. Головой Бан уже не думает, на смену ей теперь приходит головка. Его член реагирует моментально. Как стрелка компаса, которая всегда показывает в нужном направлении, если потерялся в дебрях леса. Вот и хозяйство Бана посылает сигнал всегда исключительно на Гю. Причём не намекает, а уже даже орёт на всё воздушное пространство на высоте девяти или сколько-то там километров – чего ты ждёшь, возьми меня своими ахуительными губами?! И волшебные Бомгюшные уста это делают. Причём незамедлительно, сначала плавно, потом резко, снова тише, внезапно грубее, опять спокойнее, темпы меняются в зависимости от громких вздохов Чана. Бан на них не скупится, шумно выстанывая по буквам имя младшего, пока его достоинство сжимают стенки щёк Чхве, проскальзывая глубже в его горло. Бёдра Чана уже двигаются дальше по инерции, пока пальцы хирурга вплетаются в волосы Гю.

Волна электрического удовольствия накрыла старшего внезапно — тело напряглось, спина выгнулась, и он кончил, доведённый до перевозбуждённой чувствительность, на грани боли и удовольствия, срываясь с низким стоном.

– Если ты так будешь делать каждый раз, то я избавлюсь от своей аэрофобии, - усмехаясь, прошептал Чан, восстанавливая дыхание и пытаясь натянуть на свою жопу назад штанцы. Хирург почти ласково пригладил пряди волос Гю, притягивая к себе за затылок, чтобы оставить на его губах смачный поцелуй, прежде чем вместе с Чхве выйти из тубзалета. Туалетная комната всегда ассоциировалась у Чана с Бомгю, ведь именно там состоялось их первое прикосновение друг к другу. Сортирное знакомство – можно и так сказать. Хотя в тот раз Гю больше кланялся белому другу, чем Бану. Но это уже детали.

- Ой, не ходите туда, там туалетная бумага закончилась, - предупредительно бросил Чан одной из недоумённых пассажирок, уходя следом за Чхве на свои места.

Весь полёт Бан даже не притрагивался к алкоголю, продолжая влюблённо смотреть на Бомгю, иногда сжимая его пальцы, оставляя их в покое, но большую часть времени целуя и лобызая их своими губами.

Хирург не заметил, как они приземлились, пока Чхве не напомнил ему об этом. Бан всё ещё был в состоянии эйфории, так что послушно выполнял все команды, которые отдавал ему Бомгю. Он даже с Хо не болтал, не слушал, чего он там говорил, пару раз даже отмахнулся от него. Вместо этого был послушным, нёс сумки, катил чемоданы, здоровался с каждым, кого встречал на своём пути и весь путь до машины посылал воздушные поцелуи Гю, ещё и активно подмигивал ему.

Всё было великолепно! Буквально до одного момента. Пока Чан кое-что не вспомнил. Сработало как кнопка переключения режима Бана. Забравшись в автомобиль вслед за Бомгю, хирург почти всю дорогу, успевая слушать своего парня, каждую свободную минуту кидал напряжённо-обиженные, прищуренные взгляды на Чонхо, закипая по-тихому на заднем сидении. Помнится, этот боксёр-панчер, между прочим, на секундочку так, вроде как обещал ему купить какую-нибудь персональную бутылочку. Даже две. Лучше пять. И что в итоге? Не купил, сволота! Обманул. Своего друга. Да как он посмел? Вот ведь хитрописеченый любитель кровотитей и пахнущих псиной оборотней! А он ему, между прочим, жизнь спас! На секундочку так. Но Чонхо, естественно, всю дорогу на пути к вилле, ехал в неведении, миловался с Сонхва, улыбочки ещё ему такие радостные, блять, кидал, даже не догадываясь о том, что Бан на него дулся. Никакого уважения и внимания к старшему best friend. Хирург пялился в затылок Хо, а сам представлял как вскрывает и кромсает его тело на воображаемом операционном столе, чтобы продать бесценные органы Чхве мафиозному клану его парня. Причём втридорога. Оставшись довольным совершением у себя в голове планом мести, Чан, хмыкнув, повернулся к Бомгю, уже окончательно внимая его рассказам про итальянских родственников, которые живут где-то здесь неподалеку. Интересно, если они с Гю заявятся к ним в гости, Чану снова свяжут руки и заставят пасть на колени, стреляя каждый раз рядом с ногами за каждое произнесённое слово? Чхве-старший, по крайней мере, с ним такое делал в их первую встречу. Сейчас старик вообще в последнее время стал вести себя как душка. У Бана даже закончились идеи, как его развеселить и потрепать чутка нервишки.

Хоромы, в которые попали все они не могли не радовать взор Чана. Красиво, изысканно, светло и просторно. Хирург даже перестал обижаться на Хо, ступив на его территорию. – В пизду носом, вот это всё включено, - не удержался от комментария Бан, сканируя каждый угол пространства. Комплимент, на самом деле, больше относился к коллекции алкоголя, что находился в гостиной, расфасованным по специальным ячейкам «улья», чем к дому в целом. Но задержаться рядом со спиртным и полюбоваться им как следует у хирурга не было времени. Вернее, не позволили остаться один на один с запретным плодом, отправив в выделенные нумера.

Чан, дойдя до указанной Чонхо комнаты, остановился, чтобы открыть дверь, но Бомгю его опередил, обогнав и ворвавшись туда по-хозяйски, беспечно размахивая своим небольшим «ридикюлем». Словно эта вилла принадлежала ему, а не семье Чхве. Бан проследовал за своим парнем, аккуратно расположив сумки на стоящий рядом с тумбой длинный пуфик. Видимо, он был для этого здесь для багажа, как в самых престижных отелях. Очень грамотно тут всё продумано. Чан бы остался тут насовсем, но в Корею приехал его младший брат, за которым теперь нужен глаз да глаз. Одного его на слишком долгий срок явно нельзя оставить. Приведёт всяких разных кобелей. И нет, речь не о мужчинах. Если бы… У Чонвона синдром Белоснежки. Вечно прёт отовсюду всякую животинку.

Хирург извлёк телефон из кармана, подошёл к внушительного размера, кровати и падая на неё на спину, написал смс-ку брату:

как оно, сопляк? чё делаешь, карапуз? пришли фото моей хаты. ещё не засрал её, король унитазов?

– Гюльчатай, может я Вон-Вону квартиру сниму, как думаешь?, - Чан отбросил свой мобильник в сторону, а сам раскинул руки и ноги в позе морской звезды. Неугомонный Бомгю перед ним маячил взад-вперёд, а Бан поворачивал голову, наблюдая за его движениями, будто следящее устройство быстрого реагирования на каждый пук.

- Кстати, сеньорита, покажи мне уже, что у тебя там в твоей маленькой сумочке, - повернулся Чан на бок, приглаживая ладонью место рядом с собой, приглашая Гю присесть рядом с собой, осторожно и спокойно. С дикими котами только так. Бану же не хочется быть поцарапанным агрессивным тигрёнышем. На самом деле, жаждет, ведь Чан так привык быть когтеточкой Бомгю, а сами коготки у него острые как лезвие и оставляют глубокие следы на спине и задничке.

- Там что-то для меня, муженёк?, - поигрывая бровями, Бан стал раздрачивать молнию на сумке Чхве, наподдавая её подушечкой указательного пальца, когда он присел вместе с ней рядом с хирургом.

- Мммм…подвязки? Кружевные стринги? Пушистый хвостик зайки сзади? Плюшевые ушки?, - фантазирует Чан, прикусывая нижнюю губу и тут же представляя, как Бомгю, облачившись во всё это призывно командует ему овладеть им. Волна возбуждения пробежала по телу хирурга, оставляя после себя россыпь мурашек.

- А может, ты хочешь закодировать меня от пьянства?, - изрекает ещё одно предположение хирург и помещает свою голову к Чхве на колени, тут же наблюдая за тем, как пальцы его парня приглаживают его волосы. Чан терпеть не может, когда его трогают за голову, только у Бомгю такое преимущество. Даже если тот захочет его как следует оттаскать за локоны, хирург вытерпит всё. - Ты кстати на верном пути, я даже не притронулся к шампанскому в самолёте, - хвастается Бан, перехватывая запястье Чхве и замирая перед важным прыжком. Пока хёнтай-нимфа не прочухала и раздумывает показать или нет содержимое своей вещи, нужно действовать молниеносно.

- Хм, Гю, а как насчёт пари?, - Чан порывисто тянет на себя Бомгю и в лёгком кувырке меняется с ним местами. Теперь Чхве лежит распластанным на спине, а хирург нависает на ним. Собранные резинкой в хвост волосы Чана рассыпались по лицу и теперь концы щекочут кожу Чхве. Бан нарочно трясёт ими, словно попавший под ливень пёс отряхивается от капель влаги. Дразнит Бомгю, заставляя по-детски хихикать. От его улыбки Чану хочется одновременно плакать и смеяться. Глаза в миг увлажняются, а в уголках того и гляди навернутся слёзы. Бан аж еле сдерживается, чтобы не всплакнуть от умиления. Он дико счастлив, что у него есть Бомгю, который его искренне любит. Причём не только словами, но и поступками. Больше, кстати, именно ими, потому что Чхве не из тех, кто заявляет о своей любви напрямую, признаваясь прямо в лоб. Это Чан ему постоянно говорит, о том, что любит его без памяти, а Гю ему мысленно отвечает «я знаю. я тоже люблю тебя».

- На выпивку. Я не буду пить. И если продержусь, то ты выполнишь любое моё желание, - расплывается в коварной улыбке хирург. Вообще он задумал сей вызов чисто ради Бомгю. Потому что слишком ему нравится подначивать его и намеренно юлить перед ним. - А если проиграю, то я выполняю твоё, -  Чан не дожидаясь ответа, припал к губам Чхве, обжигаясь о них. Горячие, влажные, с привкусом элитного азарта и чего-то неуловимого — может быть, крови от случайно прокушенной в пылу уст. Их поцелуй с голодом дикого, необузданного и обгоняющего друг друга наперегонки зверя. Их зубы клацнули, языки вступили в агонически-страстный танец, каждый пытался доминировать, заставляя другого сдаться.

Бан прикусил его нижнюю губу, заставив Бомгю вздрогнуть от резкой боли, тут же сменившейся волной сладкого жара. Гю не остался в долгу, впиваясь зубами в подбородок старшего, чтобы затем перейти на шею, оставляя на влажной коже красные метки, которыми Бан обязательно завтра станет хвастаться, соревнуясь с Чонхо.

0


Вы здесь » Call_me » Тестовый форум » анкета вампир


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно